Звучит на что-то похоже? Правильно. На «Криминальное чтиво». Только то было для взрослых, а это — для колледжа, в облегченном юношеском варианте. Вместо рэкета — вечеринка. Вместо мозгов на стекле — пластыри на носу. Вместо кокаина — экстази. А в остальном все то же: смерти нет. Только там ее не было, потому что кино умело перехитрить время. А тут — потому что в компьютерной игре не бывает неисправимых ошибок.
И этот шпионский боевик похож на Бонда ровно так же, как Родман на Пирса Броснана. Фильм-трансвестит. Не пародия, а именно трансвестит, нечто в одежде другого пола… Хорошо ли это? Зависит от того, бывает ли вам весело на транс-шоу и носите ли вы одежду от Готье. Но приятно сознавать, что у фриков и основной массы человечества общие главные ценности.
Однако все меняется, если знать имя режиссера: Форест Уитакер. «Проблеск надежды» поставил «Пес-призрак», непроницаемый киллер из фильма Джармуша. Это все ставит на свои места. Так и видишь его, большого черного парня, лежащим на крыше возле своей голубятни, медитирующим над «Книгой самурая», а потом отправляющимся на съемочную площадку творить. Его движения точны, он сияет. Ставит фильм, как может только глубоко просветленный. Из нирваны. Так и должно выглядеть произведение настоящего самурая.
Режиссер Зонненфельд, до этого поставивший обе серии «Семейки Адамс», — законченный ретроман. Он запомнил кино таким, каким оно было в его детстве. Он наклеивает отдельно снятых актеров на отдельно снятый фон не ради стилизации, а от уверенности, что кино до сих пор только так и снимают. У коллег Зонненфельда выходят натужные ледяные пародии, у него самого — честная приключенческая комедия с просто сердечной проповедью геройства и отваги.
Кино — и впрямь страшное, как собака. Пародия на молодежные фильмы ужасов паршива как ничто в этом урожайном на дурновкусицу году.
Бойл — циник и сам не верит в эту любовь. А герои — уже не подонки и ведут себя в основном хорошо, то есть предсказуемо. А так все по-старому. Драйв, как и ожидалось, бодрый. Цвета кислотные. Фантазия буйная. Автор многое обещает. Что конкретно — не важно. Важно не переставать ждать.
«Каникулы» вошли в историю как фильм, отразивший романтическое состояние, в которое впала после войны Европа, обрезавшая до колен пышные юбки — согласно кодексу диоровского new look. О «Жюльетте» меньше вспоминают. А зря: где в американских «Каникулах» — Евродиснейленд, во французской «Жюльетте» — неподдельный галльский колорит, которым и вдохновлялся Диор.
Фильм из интеллектуального эссе превращается в веселую комедию, а герои забывают о своих проблемах и превращаются в активных буржуа. Напоследок Паскаль оставила «своим» тоже что-то вроде тонны гашиша — фильм, снимающий депрессию интеллектуала. Найди себе дело, и не понадобится ни супружеская измена, ни «Капитал» Карла Маркса, ни психиатрическая лечебница — посыл ясный и бодрый.
Актеры еле движутся, камера едва ползет сквозь туман, музыка Майкла Наймана пилит душу. И плачешь. Не над героями, которых жалко. Над странным фильмом, который уже любишь больше всех на свете, как родного ребенка, чей еще детский мозг прямо на твоих родительских глазах пожирает раковая опухоль. Очень викторианское кино, рекомендую.
Такие титры мы уже двести раз видели, после них показывают душевную комедию в духе старого Голливуда. Только этот дух так упорно — особенно в девяностые — вызывали к жизни, что окончательно его из Голливуда вышибли. Сырье перерабатывают уже в пятидесятый раз. Перед нами безотходное производство — как в индустрии пластиковых стаканчиков.
Его принято считать сатирой — не столько на деятельную героиню, сколько на бездеятельное общество, где сердечные союзы ведут в никуда, артистические сборища — к экзистенциальной игре на тему потери индивидуальности, а симпатия — лишь повод для фотосессии.
Показывая историю любви, которой не было, которую навязало в действительности и самому Хабблу воображение Кэти, фильм искушает зрителя не верить самому себе, подчеркивая интимность в отношениях звезд даже схожим гардеробом, словно говоря: взгляните, как они подходят друг другу. Из этого диссонанса — лирической картинки и нелицеприятной оценки природы чувств — рождается великая мелодрама, которая не врет.
«Солярис» — замаскировавшийся фильм ужасов. Но речь в нем идет об ужасе воскресения и об ужасе вечной жизни
Фильм снят в провинции, и от мутной гаммы возникают мысли о бедной и серой тамошней жизни. А они криминальной комедии совсем ни к чему, и очень мешают радоваться за идиотский энтузиазм плодовитого режиссера Полынникова. Отважный человек, он уже который год с азартом снимает жанровое кино, хотя не понимает в этом деле решительно ничего.
Хотя внешне эти уроки эмансипации мало отличаются от традиционного укрощения строптивой. Маршалл вновь демонстрирует вкус к любовной комедии с шутовской дуэлью полов, разрешающейся в финальном поцелуе. Жанр испытанный, и он умеет с ним обращаться; новые идеи не мешают вновь испытать это старое чувство, которое в разные эпохи дарили нам Софи Лорен и Мастроянни, Хэпберн и Трэси, Тэйлор и Бартон, Робертс и Гир.
В сочетании с передовыми спецэффектами зрелище получается упоительное. Обычно такие кинофеерии снимали в странах тоталитарного режима. Американцам впору призадуматься. А нам — расслабиться и получить удовольствие от небывалого похмельного сна, привидевшегося подпоенному дебилу. Голова с утра будет болеть не у нас.
Смотреть за набуханием любовных чувств в исполнении отменных актеров — кондитерское удовольствие. Если что-то и сохранилось от первоначальной истории в ходе многочисленных пересказов, так это легкомыслие и церемонность.
разговорная драма с неуклюжей криминальной линией никак не превращается в законченное произведение. Но сама тема настолько сентиментальна, что достаточно спроецировать на сюжет собственный опыт, и волна эмоции -вопреки несовершенству фильма -проявит себя нечаянными слезами.
Удовольствие — тройное. С одной стороны, настоящая криминальная загадка, разгадываемая только на последних минутах. С другой — парад замечательных актеров, которых интересно подозревать… А с третьей — это смешная комедия с гэгами в стиле безвкусных, но отчаянно любимых многими вечерних субботних телешоу.
. Стало ясно, что с таким режиссером из продолжения похождений Бэйба невинной воздушной картинки не получится. Мирные денечки на свежем сельском воздухе закончились.
В «Азартных играх» ноу-хау — при Франкенхаймере. Он не забыл, как заставить простые снежинки танцевать рождественский вальс, каким образом сгустить свет на лице актера, чтобы зритель сердцем почуял драму. Только под этим светом, направлявшимся прежде на Берта Ланкастера, Фрэнка Синатру и Жанну Моро, слишком отчетлива человеческая ничтожность звезд, которыми мы довольствуемся сегодня. Они беспомощно моргают в объектив.
Дорогостоящий римейк вряд ли будет богат на характеры и взаимоотношения, зато — это точно кино скоростей, переворачивающихся машин, мигающих таймеров и визга тормозов.
Из галльских избушек, населенных колдунами и титанами, курится дымок первозданной народной сказки: тяните взатяг, дымок этот — волшебный. Перед нами фильм, который войдет в антологию народного творчества, когда имена всех живших доныне людей окажутся забыты.
Мистера Мерфи, как не прошедшего фейс-контроль, стоило бы завернуть у входа на киностудию, отобрать реквизит (смокинг и бабочку) и, снабдив письменной жалобой, отвести за ухо домой.
«Танцуй со мной» — беспардонное голливудское заимствование, сильно разбавленное повествовательной водой. Кино, в общем-то, неплохое, но хочется больше огня. Больше стеклярусных штор, больше блесток и оборок. Сказал «а», говори и «б».
