Байопик о легендарном американском композиторе Леонарде Бернстайне пытается быть двумя историями сразу. И жутко фальшивит во всем, что касается музыки и гениальности. Зато рассказывает поучительную историю о семье как о средстве, а не о цели.
«Дворец» теряет высоту со скоростью самолета, не успевшего приземлиться до того, как часы пробили Y2К. Поначалу виртуозная комедия ко второму акту опускается до уровня «Квартета И»: смотреть это уже неловко, но в целом еще смешно, и отдельные вспышки остроумия, удачные афоризмы и общая доброжелательная атмосфера капустника как-то располагают.
Роль Пересильд в российской благотворительности и ее работа в фонде «Галчонок» автоматически превращают фильм в «Доктора Лизу» в космосе — историю о том, что если кто-то нас и спасет, то это точно будет женщина со светлыми волосами.
Четвертая часть «Джона Уика» опровергает законы не только физики, но и голливудских франшиз: трехчасовой фильм получился оригинальным, независимым, бодрым, неистовым, а главное, бесконечно щедрым. Каждый его кадр — свидетельство по-каскадерски самоотверженной любви создателей и к зрителям, и к кино.
За каждой репликой следует ненужное эхо.
Кульминационная сцена за секунду превращает самопальный комикс в сентиментальную семейную драму, которая вполне способна довести взрослых мужчин до слез.
Стильный короткометражный хоррор, за считаные минуты успевающий объяснить зрителю все самое важное и неудобное про конфликт поколений, про отцов и сыновей.
Это самый настоящий комедийный «Титаник» — ехидное кино о круизном лайнере, который идет ко дну вместе с олигархами, супермоделями, торговцами оружием и прочим высшим светом.
«Наша зима» — тихие и точные дневники не только печальной разлуки, но и освежающей встречи.
Преимущество «Дома Дракона» в том, что его хроника давно написана и в ней нет места сказочным нарративам.
Два первых часа эпоса о рождении и гибели государства — затягивающая многослойная литература. Но еще это кино, которое вызывает слишком много вопросов, чтобы в нем раствориться.
Большая проблема «Голиафа» в том, что это история с предопределенным финалом: когда главного героя заведомо сравнивают с принцем Гамлетом или с бесстрашным царем Давидом, развязка становится очевидной для всех, кто ходил в школу.
Самое привлекательное в этой торжественно старомодной, нарочито наглядной, лукаво простой и обманчиво легкой сказке — тихие паузы и робкие недосказанности, то и дело возникающие в разговоре женщины и мужчины.
Фильм, наслаждающийся беспомощностью ослепшей красавицы и предвкушающий ужасы, которые ждут ее в темноте.
Называйся этот фильм «Школой», сними его Валерия Гай-Германика и выйди он на Первом канале, наши защитные механизмы сыграли бы на опережение: преувеличение, чернуха, лишь бы покритиковать, в моем детстве такое тоже было — и ничего. Но дистанция, существующая между нами и «Невидимым миром», вселяет большую надежду. Как минимум после этого фильма хочется заключить кого-то в объятия — так, как это делают Абель и Нора.
Время включило обратную перемотку — и сериал о потрясениях позднего СССР вдруг стал трагически актуальным.
Витальность, находчивость, смелость и юмор авторов и актеров превращают трагический материал в жизнеутверждающий.
Камера скользит по полкам с чипсами и по матрасам с подушками с одинаковым безразличием.
Мурхед и Бенсон все эти годы были королями дешевых DIY-фантазий и студийными жертвами, застрявшими меж голливудских шестеренок. Но в новом фильме им наконец-то удается сделать что‑то масштабное, не изменив себе.
Нуар — жанр, который вроде бы понимают все, но который почти никто не может воскресить. Дель Торо смог.
В «Белфасте» много потайных ходов, щелей в заборах и местечек для своих, в которых можно укрыться от любой беды.
Чтобы добиться зрелищности, фильм то и дело превращает шахматные фигуры в средневековых рыцарей, разум спортсменов — в электрическую схему, а доску — в карту Европы времен Второй мировой войны.
Из‑за болезненной темы о «Межсезонье» хочется писать в первую очередь как о публицистическом высказывании, а уже потом как о художественном кино, и это, конечно, несправедливо.
Если без спойлеров, то шпионский боевик в финале берет да и превращается в античную трагедию о проклятой богами семье. И о царе, который пережил свое царство.
Фильм не от мира сего, и это было особенно заметно на «Кинотавре». Первое, чем он удивляет, — сложность, вычурность и щедрость решения сцен, к которым иные постановщики отнеслись бы как к проходным.