Михайлов очень странно и завораживающе работает с пространством своих фильмов. И в «Сказке», и в «Снеге» он сначала разворачивает его, как скорее ржавые, чем ковровые дорожки. Помещает героев в полуреалистическую, полусновидческую декорацию, откуда выталкивает в бесконечное русское пространство.
Сила подростковых децибел, не подкрепленная ни одной хоть сколько-нибудь взаправду страшной — да хотя бы просто эффектной — сценой, наводит лишь на угрюмую мысль. А не пародию ли мы смотрим? Или, хуже того, японскую молодежную комедию.
Возникает ощущение, что полтора часа ты провел в обществе тихих сумасшедших, чьи тяжелые гены угробили тишайшую Яну.
Зритель утирает слезы умиления и испытывает чувство глубокого удовлетворения тем, как гармонично устроен мир — хотя бы на киноэкране.
Между тем идея трансформации людей в истребителей отходов, загадивших вселенную, и остроумна, и актуальна: Грете Тунберг кто бы подсказал. Но, увы, эта единственная чисто кроненберговская находка остается на полях фильма. Основное же его пространство занимает что визуальное, что вербальное бормотание, которое с трудом поддается даже не анализу, а пересказу.
Беда фильма в том, что все-все-все оказываются в предполагаемо реальных обстоятельствах чудовищно нереальными хорошими людьми.
Одни страдают от произвола цензуры, другие — от бездуховности продюсеров, третьи — от отсутствия продюсеров, четвертые, что твой Феллини,- от внутренней творческой неудовлетворенности. «Ужасное кино» с этой точки зрения воспринимается как откровение. Оказывается, Россия населена десятками, если не сотнями абсолютно счастливых режиссеров.
«Нулевой пациент» сшит по мировым лекалам кино о первом столкновении человечества с новым и безличным злом, до поры до времени незаметным, растворенным в реальности.
Проще ответить на вопрос, почему Соколов не Тарантино и никогда им не станет. Тарантино для его кровавой живописи не требовалось трусливое социальное алиби, к которому прибегает Соколов, претендуя на социальное измерение своего гиньоля.
Смотреть «Черный ящик» гораздо увлекательнее, чем любой «динамичный» триллер.
Чинорре слишком легкомысленна в лучшем смысле слова, чтобы проповедовать ту или иную, в равной степени тоталитарную, истину. Она слишком любит игру света на океанских волнах, шум ветра в кронах деревьев, оружие и амуницию времен мировой войны, чтобы впасть в доктринерство. И мужчин, чего греха таить, тоже любит.
Панфилов рискнул практически переписать литературный материал. В результате проиграли и Солженицын, и Панфилов.
Проблема Шрейдера заключается в том, что, сколько бы фильмов он ни снял как режиссер за последние 45 лет, он справедливо продолжает ощущать себя автором «Таксиста». И пытается — уже не дважды и не трижды — вступить в одну и ту же реку. «Холодный расчет» — очередная и катастрофическая попытка.
Авдотья Смирнова даже в самые бурлескные моменты эпопеи, богатой на отменные гэги, демонстрирует абсолютный исторический вкус, чувство эпохи, ставившей перед нежными Пьеро выбор.
Если «Воришки» вас не проберут, значит, вам никогда не было семнадцать.
«Новый порядок» устроен как коллажный конспект классовой борьбы неолиберальной эпохи: за обреченным бунтом — кровавый пир победителей. Что само по себе вовсе не плохо.
Фильм сам не знает, что он такое: агитпроповская листовка или левацкая «Алиса в Стране чудес», где места серпа и молота заняли осиновые колья, а в галерею парадных портретов предков Октавии затесалась картина кисти Малевича.
В общем, с поправкой на цифровую эру творческий метод Карнахана прост: ножницы и клей, клей и ножницы. Возможно, он искренне хочет развлечь публику, но мостит ей своими благими намерениями дорогу в ад.
Трудно сказать, худший ли на данный момент госпожа Лян режиссер мира, но она старается, очень старается, чтобы и о ней воскликнули критики: «Это так плохо, что уже хорошо!»
Главная ересь «Верст» — в диалогах. Немыслимое дело: ни одна фраза и отдаленно не напоминает лозунг. Никто не грезит о счастливом будущем, никто не пугает тем, что вот здесь, вот сейчас решается судьба революции.
«Дать дуба» — изумительная в своей анахроничности попытка воскресить дух кровавого маразма, который правил бал четверть века назад в фильмах Тарантино и братьев Коэн.
Не хватает огня, огня. Того самого огня — интеллектуального, сексуального, психоделического,- который «маленькие солдаты» из тусовок 1980-х призывали себе на голову, забыв, «что они бумажные».
Если расовое самосознание и этническое достоинство у экранной Ма хранятся в подсознании, зато в стихийной целостности, то участники ее «банды» воплощают разные их аспекты.
Все в окружающем мире прозрачно, проветрено, хрупко, но надежно: Хон не дробит визуальный ряд, работает с архитектоническими планами-эпизодами.
Отец в завораживающе отвратительных шедеврах на тему мутаций человеческого тела предрекал эру техногенного, ползучего, вязкого апокалипсиса. Сын довольствуется обрезками как пленки с монтажного стола отца, так и его некогда революционных идей.
Главная
Онлайн-кинотеатр
Фильмы
Сериалы
Спорт
Билеты в кино
Медиа
