В общем, фильм, изо всех сил подмигивая, всячески намекает на эрудированность и злободневность. От этого как-то ещё печальней. Потому что пелевинский юмор — скоропортящийся товар
Карла Симон сняла свой второй фильм, основываясь на жизненном опыте: её семейство со стороны приемной матери действительно выращивает персики в Алькаррасе.
Некоторое ощущение монотонности от «Фишера» и правда возникает: тщета следовательских усилий, уходящих в какой-то вязкий песок, удручает, даже несмотря на знание, что в итоге они увенчались результатом (хотя, скорее, по случайному везению).
Нет сомнений, что для самого Константина Селина стечение событий, заставившее выйти его картину именно в это время, — предмет драматических и тяжелых размышлений. Но в то же время здесь есть и некоторое преимущество: «Живой» обрел новое, скорее всего, незапланированное измерение, которое невозможно игнорировать.
Разнюнившийся Николай вызывает искреннюю человеческую симпатию. Но в то же время складывается впечатление, что авторы альтернативной истории в «Фандорине» сохранили монархию и уже не впервые в российской практике отдали власть в слабые безвольные руки только для того, чтобы лишний раз показать декоративную сущность и историческую бесперспективность самодержавия.
Авторам «Трудного детства» удалось сохранить главное достоинство «Чумного Доктора» — зрителю не приходится слишком сильно напрягать мозг и долго биться над разгадкой, кто же все-таки скрывается под той или иной эффектной маской.
Хотя эти моральные дискуссии в «Монастыре» периодически сбавляют темп и вязнут в благонравной назидательности, все равно можно пофантазировать о неожиданных перспективах случайного, но судьбоносного знакомства Варсонофия и Марии.
Это крепкое зрительское кино, в котором есть узнаваемые реалии шероховатого российского быта, мрачная «социалочка» и романтическое остранение мира, свойственное подросткам.
Братья Кулагины порой больше похожи на братьев Коэнов с их умением доводить ситуацию до комического абсурда.
Попытка «импортозаместить» приключенческие блокбастеры о симпатичных кладоискателях вроде Индианы Джонса и Лары Крофт.
Главное здесь — плоть, которую Братов нарастил на эти мощи: вечный золотисто-бурый свет вечерних фонарей, в котором любые придорожные черкесские хмыри и гопники делаются героями Рембрандта; и дневной холодно-лиловый.
Шоураннеров, кажется, куда больше занимает тонкая душевная организация персонажей. В общем-то, идеальные условия для амбициозного злодея, чтобы провернуть двухходовочку.
Ощущение, что в «Закрыть гештальт» напихали столько шуток, сколько могли, и к качеству их не были слишком строги.
«Темные очки» чаще похожи не на суровый джалло, а на немного подтаявшее джелато с сиропом. И тем не менее давние арджентовские фанаты с удовольствием узнают твердую руку старого мастера.
Прорисовывается полезная воспитательная идея о том, что главный враг человечества — вовсе не коварный вирус и даже не равнодушные бюрократы во власти, а тотальное человеческое легкомыслие, делающее практически каждого ничего не подозревающего гражданина потенциальным «нулевым пациентом».
Как любое якутское кино, фильм на самом деле говорит об одном: то, что вы привыкли считать Россией, на самом деле ею не является.
Фильм наглядно демонстрирует, что абстракция, диалоги о вечном на самом деле — уязвимая позиция. Эффектно переходя от истории кредитного рабства к хронике новых медиа, фильм начинает буксовать и дальше ни на метр не сдвигается.
Стоит помнить, что дель Торо — не простой фантазер-технократ. Он умеет сочинять сказки, с помощью которых говорит о самых сложных, неудобных, страшных вещах.
Получается в меру пестрый сборник плохих имитаций карикатур из журнала «Крокодил». Листать подобную полиграфическую продукцию можно только либо в новогоднем алкогольном бреду, либо от полного отчаяния.
Сама по себе хрупкость и странность «Герды» и выводит из себя, и гипнотизирует одновременно. Совершенство стиля завораживает, категорический отказ от коммуникации со зрителем не может не раздражать.
Фильм вполне устроит и староверов, истово поклоняющихся лику Шона Коннери, и новообращенных, вовсе не знакомых с местной мифологией, зато погруженных в атмосферу и дух сегодняшнего дня.
К сожалению, уже к этому моменту, после этой последней вспышки изобретательности, сериал начинает заметно сдуваться, превращаясь именно в то, что по-корейски называется «дорама».
Говорят, что эпоха больших авторов прошла — так вот «Кулаки» наглядно показывают, что это вовсе не так. Она только началась, одним серьезным художником в кино точно стало больше.
Даже как простой и зрелищный экшен фильм критики не выдерживает: для попадания в этот сегмент здесь слишком бледные сцены поединков и чересчур долгие сцены разговоров, раздумий, напряженных рассуждений о судьбах галактики.
Слегка пренебрежительное отношение к герою как к тщеславному и легкомысленному пижону, трутню и иждивенцу возникает еще в первой серии с его простодушного признания «Господи, как же хочется славы…»
