Тот, давний «Ворон» говорил о мести, а получалось — о боли и любви. Этот говорит о любви, а получается — о подчинении.
Сериал едет на топливе любви и актерской органики.
И вот когда мы вплотную приблизились к ежедневному сосуществованию с роботами, включилась другая пластинка: роботы — это безопасно, главное — правильные настройки. Алиса, усни.
«Комнату 999» лучше всего смотреть не как фильм-откровение (что нового и интересного, положа руку на сердце, можно услышать в ответ на вопрос «умирает ли кино»?), а именно как ребут, попытку войти второй раз в реку времени спустя сорок лет. Большой ли это срок? В 1982-м — да! Сейчас — нет.
В результате сконструированный на экране универсум оказывается куда интересней и богаче, чем просто череда оммажей, пусть и самого высшего качества.
«Однажды мы расскажем друг другу все» — это эротическая драма из сельской жизни, диковатая, но довольно убедительная. Это ленивая драма взросления. И конечно, это ностальгическое воспоминание о времени, когда все могло стать другим.
Притом что профессией Перкинс владеет вполне безукоризненно, все-таки кажется, что настоящий разговор о «Собирателе душ» будет касаться материй не только и не столько экранных.
Традиция высмеивать собственных исторических персон, а заодно и вершимый ими ход истории, существует на британских сериалах со времен «Черной гадюки» (1983-1989), и в «Моей леди Джейн» она представлена во всей красе.
То взаимодействие, что происходит на протяжении полутора часов между Шоном Пенном и Дакотой Джонсон, не дает превратиться этому простенькому фильму в видеоподкаст.
Тавиани станут олицетворением политической борьбы в кинематографе, продолжившейся до самой их смерти в 2017-м и 2024-м, но именно «Аллонзанфан» войдет в историю искусства как предельно трезвый и безжалостный портрет поколения, хотевшего изменить мир к лучшему, а изменившего только идее.
Достоевский схватился бы за голову от такого умножения сущностей. Но «Эрик» легко, без помощи философии и религии, разруливает экзистенциальную хмарь, которую сам же и нагнал.
Французскому абсурдисту удалось снять свою «Матрицу» — на коленке и без единого спецэффекта, не считая накладных усов.
Что творится на самом деле, а что мы уже видели в кино и поэтому бессознательно воспроизводим наяву? И не является ли окружающая действительность проекцией чьего-то неведомого шедевра? Типичная, в принципе, рефлексия для человека, разуверившегося в рациональном устройстве вселенной.
Это милое даже в самые мрачные моменты жизнеописание будто предназначено для того, чтобы снова сделать его модным писателем,- если бы Кафка уже не был одним из самых модных писателей в мире.
«Мертвые не причиняют боли», второй режиссерский опыт Вигго Мортенсена, увы, убеждающий нас, что кино — бесполезнейшее из искусств.
Биография Джонсона — идеальный для Линклейтера материал, тут есть повод порассуждать о высоких материях и вместе с тем привычно пожонглировать жанровыми тропами — с ехидной, постмодернистской дистанции.
Сегодня же можно констатировать, что «Разговор» опередил свое время: Коппола представил своего рода антикино, которое интереснее не смотреть, а слушать, представил героя, которому нельзя доверять, укрупнив в его персональной опустошенности похмельную опустошенность человечества, с грехом пополам пережившего шестидесятые.
Прошлое имеет обыкновение разрушать настоящее, отменяя будущее. Что делать с этой трагической закономерностью, до сих пор непонятно.
Главной неудачей фильма, однако, является даже не отсутствие воображения его автора, а присутствие сэра Энтони Хопкинса, видимо, в свободные от танцев в Instagram (принадлежит признанной экстремистской и запрещенной в РФ компании Meta) минуты, вознамерившегося переиграть абсолютно всех стариков — благородных, сумасшедших, противных, умирающих.
Несмотря на неудержимую брутальность, фильм получился по-настоящему личным и трогательным.
Алекс Гарленд не претендует на лавры Брэдбери или Оруэлла, ему ближе творческий метод Элема Климова — он предлагает пойти и посмотреть, как смерть выглядит вблизи. Не на полях патриотических сражений, а во дворе родного дома.
Можно посетовать, что фильм Луи-Сейз мог бы быть чуть радикальнее или депрессивнее, но для дебюта вышло недурно — а дуэт главных героев (Сара Монтпети — ну вылитая Уэнсдэй!) получился довольно романтичным.
Муки и радости выдающегося французского художника сняты тщательно, но выглядят бессодержательно.
В отличие от идеологем, истовая приверженность которым превращает в фанатика, «Нежный восток» дает шанс человеку.
«Алые паруса» еще раз доказывают, что для Пьетро Марчелло нет никакой связи между реальностью и кино, реальностью и кинохроникой.
