Ямада сделал историческую достоверность не данью дотошности, а художественным методом. Рассказывая историю своего самурая, основанную на рассказах Сюхэя Фудзисава, он не воссоздает быт середины прошлого века. Он строит из него пространство, которое соперничает с героем в притягательности.
Он сделал три части настоящего детского кино, которого вообще делается не так уж много. Сделал так, как будто не деньги зарабатывал, а отдавал старый долг. Возвел крепость простых, как плюшевый медведь, сюжетов, в которую трудно пробраться шпиону.
«Круглосуточные тусовщики» — скромный и сдержанный фильм о мечте, для которой и слов-то подходящих нет.
Можно сказать, что Кейдж играет портрет целого фильма, который начинался так легко, воздушно и обманно, а закончился так тяжело, уныло и всерьез.
Фильм скучен, как сама жизнь, и мрачен, как жизнь на пороге смерти.
Поскольку от таких фильмов не требуется практически ничего, кроме самых похабных шуток, снимается их великое множество. Однако «Дочь моего босса» среди себе подобных тянет почти на шедевр.
Беккер же сделал поистине королевский подарок объединенной Германии. Грандиозное унижение, пережитое гражданами бывшего соцлагеря в процессе перемен, он смягчил беззлобной иронией и уважением чужака к нравам туземцев.
«Идентификация» — это «Клетка» наоборот. Свежая перспективная идея оказалась засыпанной громадной горой мусора, наваленной Джеймсом Мэнголдом. Драматический поворот событий, который мог бы сделать «Идентификации» славу этапного в своем жанре фильма, так и остался небольшой кочкой, на котором развалюха действия подпрыгнула — да и покатила себе дальше.
И хотя фильм Питера Сигала — это очередное комедийное закрытие эпохи политкорректности (черт, мол, с ними, с маленькими человечками, пусть проявят себя, откроют пасть и выскажутся), именно поэтому это довольно жуткий фильм.
Две с половиной тысячи спецэффектов, головокружительный «эффект пули», грандиозные сцены на автостраде, снятые на специально построенном шоссе в Лос-Анджелесе длиной в 3 километра и стоимостью в несколько миллионов долларов. Ничего нового по сравнению с первой частью, ну так это не беда. Горизонтов не открыли, но и ожиданий не обманули.
Чжан Имоу покончил с низкопоклонством перед Западом. Причем сделал это красиво во всех смыслах. Потому что развернулся и дал бортовой залп роскошной мракобесной апологии сильной власти по фестивалям, прославляющим маленького человека. Потому что снял один из самых совершенных и красивых фильмов в новейшей истории кино.
В некотором смысле это то, что нужно — то, что работает на будущее большого кино: цирк зажигает огни. Новейшие технологии электронной обработки изображения плюс рекламный клип об истории матушки-России. Минус невнятица о тамошней душе — впрочем, ее можно считать плюсом, поскольку душа загадочная. Российской аудитории минусовать придется значительно больше.
Тесная дружба Клуни с братьями Коэн не прошла даром — его дебютный фильм оказался одной из самых занятных и неожиданных картин года. В его личной и выстраданной всей жизнью постановке «Признания опасного человека» превратились в мрачный ироничный фарс, обильно расцвеченный меланхоличным юмором сценариста Чарли Кауфмана.
Размышляя о корейском кино, неизбежно задаешься вопросом: ну что они к нам привязались? И смотреть уже невозможно, и не смотреть обидно, потому что кино такого уровня на дороге не валяется. Поэтому на «Оазис», новый фильм в жанре «корейский сердцедер», идешь, как шотландский мятежник на казнь — обреченно-весело.
Неопределенные вегетативные движения женской души в мужском мире становятся капризом, непоследовательностью, иррациональностью и прочими смертными грехами. Описав один день трех женщин, Долдри внятно показал, как вся эта гендерная стихия плещется у самой поверхности повседневности. Проблема в том, что, распалившись, постановщик не сумел остановиться.
Признаем сразу — за Ингеборгой Дапкунайте можно пойти хотя на край света, хоть в приморский городок Худойназарова. Сыгравшая красивую мачеху, райскую птицу в мрачном курятнике честной и нечестной бедности, актриса поднимает фильм на несколько ступеней.
Обладая достаточным, но не раздутым бюджетом, режиссер Марк Стивен Джонсон отжал историю до состояния чистоты и элегантности рекламного трейлера. Почти ничего лишнего — романтическая линия ужата до пары свиданий, душевные терзания благородного убийцы — до одной сцены. Все остальное — бессмысленное и захватывающее действие, боевые сцены, ночной Нью-Йорк и акустическое зрение Сорвиголовы в грамотной пропорции.
«Небо. Самолет. Девушка» — это бенефис Ренаты Литвиновой, все остальное — лишь детали. В каком-то смысле это не фильм, а радиопьеса, удивительная постановка, в которой можно наслаждаться голосами и репликами, не нуждаясь в сопровождении картинки. Радиопьеса о том, как признаваться в любви сейчас, когда все на свете слова уже сказаны, а прекратить говорить мы все равно не можем.
Усилиями всех сторон получилась почти идеальная экранизация романа — точная, взвешенная, по-своему изящная.
Спилберг оторвался от привычного большого стиля и сделал не оперу, как обычно, а небольшой танцевальный этюд, довольно динамичный и ироничный. Это Стивен Спилберг времен «Индианы Джонса», веселый бес кино, любящий натянуть нос всему свету, как и его Фрэнк Эбигнейл.
Москва Брашинского — зыбкая галлюцинация, движущаяся на грубоватой соляре неврозов и денег. Своеобразный вечный двигатель, смысл которого — чистое вращение.
Фильм получился в меру глянцевым, в меру артистичным и действительно красивым. Неистовая Фрида Кало пополнила зал голливудских трофеев почти безболезненно.
Достойная покорность судьбе и бесстрашие в следовании своему долгу — не те чувства, что сулят счастливый финал. Да и попасть в пространство фильма не так просто. В своем запальчивом споре Китано не пренебрегает ни одним аргументом, временами перегружая и без того насыщенную картину все новыми деталями и эпизодами. От этого фильм может казаться затянутым или медлительным. Нужно просто расслабиться, смотреть и ждать.
В известном смысле, «Симона» получилась романтическим научпопом, повествующим о ближайшем будущем компьютерных технологий и знакомящим широкие массы с основными чертами критики общества зрелища.
Но картина Андрея Кончаловского поминутно грозит провалиться в дыру во времени, из которой тянет ароматным мусорным ветром начала 90-х.