Впервые отсняв весь фильм в павильоне, Андерсон наконец благословенно замкнулся в своей потребности отдалиться от привычного мира.
В действительно хорошем фильме магнетизмом и тайной обладает каждая монтажная склейка. В «Новой волне» Линклейтера переход от одной сцены к другой напоминает перелистывание заплесневелого альбома с газетными вырезками.
Когда в «Опусе», и до того лишь отдалённо напоминающем слэшер, резко меняется темпоритм, начинает казаться, что Грин собрал на ранчо все эти архетипы исключительно с целью поиздеваться над собратьями по цеху и терапевтически с каждым из них расквитаться.
«Семь вуалей» — фильм о будничных манипуляциях, которые по природе своей и есть режиссура. Разница лишь в том, что достигая результата на сцене, можно взаправду излечиться, а жизнь устроена иначе.
И каким бы идиотичным ни был «Крейвен», это редкий сугубо авторский супергеройский экспириенс, просто Чендор понимает традицию комикса буквально.
За вычетом резни в автокинотеатре и полицейском участке и издевательского пролога, «Глаза» — обыкновенный ромком, где убеждать героев в их совместимости берется даже случайный таксист.
Не докручено во всех смыслах.
Бесконечно талантливый артист Эбботт страдает в кадре не только от выпадения зубов, ногтей и спонтанной потребности сгрызть свою руку, но и от отсутствия рядом режиссера, способного дать какую-либо сверхзадачу.
Профессиональный таксидермист Эггерс набивает поролоном очередную поп-культурную шкурку.
Его опус, впрочем, наоборот, напоминает залихватский дебют, где пластичное движение камеры или до наглого выразительная мизансцена куда важнее того, о чем говорят на экране. Лелушу без разницы, он так чувствует.
Хазанавичус дорожит просветительской миссией своей картины, предлагая детям на языке анимации не только узнать про Холокост, но и наглядно объяснить то, насколько морально неоднозначной бывает жизнь.
Гаррель мог бы два с лишним часа стоять на фоне тлеющего CGI-заката, пока на ветру от тепловой пушки многозначительно развевается его шарф — не убыло бы ни в концептуальном унынии, ни в сникшей смысловой летной тяге.
«Моди» — образцово плохое кино. Что-то среднее между школьным докладом по ИЗО, который двоечник составил из вульгарных баек о своем кумире, и предмаразматическим поздним фильмом какого-нибудь почтенного европейского анфан террибля.
Шредер снял кино о том, как вместе с желанием покаяться в человеке необратимо просыпается и эгоизм.
Наблюдать за этим путешествием по дню скорби тоже стоит сразу с двух точек зрения, изнутри (POV героини) и снаружи (как оно выглядит для остальных). Ведь каждый по-своему может объяснить, чем так минорно манит закат.
Быть столь искусным и ненавязчивым в том, чтобы лишний раз доказать, что даже горькая, но правда — ценнее всех полутонов, наверное, можно, лишь когда тебя касается почти вековая мудрость и время кажется то ли вечностью, то ли секундой.
Очередной супер-шмупер популярный проект Netflix, предназначенный для поглощения за вешанием штор, уборкой гостиной или (раз)боркой искусственной елки, — раз уж выпустили под новогодний сезон и купили права на сезонную нетленку Джорджа Майкла.
Окончательно «посрамляя» Донни в сцене, где тот дарит Кону запонки с циркониевыми «алмазами», что Шерман, что Аббаси невольно выносят вердикт самим себе. Бижутерия.
«Миллениум» — задорная безделица, чей воспаленный сюжет будто бы пришел в голову добела раскумаренному кидалту-растаману, которого, по иронии, играет сам режиссер.
Как дневниковые записи, эта картина Ассайаса глубока и проста, дидактична и несерьезна. Обращена к себе, семье и любимым великим — Расину, Флоберу, Ренуару и Хокни.
В дебюте Стратулат же из необычного — лишь имя главной героини, и то по мнению впечатлительного мэра.
И как бы постановщик ни старался заставить левитировать камеру, артисты на протяжении экранных полутора часов всё равно старательно пытаются не столкнуться с объективом.
В «Осени» Озон упивается дремотной поэтикой расследовательских романов Жоржа Сименона и эстетикой дачных телевизионных детективов про тихое провинциальное преступление, но за сменяемостью внешне невыразительных планов, которые сгодились бы для дневного эфира, и кроется дьявол. Ведь неприметные лисички тоже бывают ложными.
Во всех смыслах прекрасная картина Соррентино — о том, как важно и спасительно бывает отшучиваться, особенно когда о тебе думают Бог знает что.
«Злая» — фильм пусть временами и увлекательный, но по блеклости художественной мысли едва отличающийся от видеоверсии исходного спектакля.
