В художественном мире Сокурова нет актуальной политики. Ценность, которая важнее сиюминутных интересов и способна скрепить недружное человеческое семейство,- это культура. Только она одна.
Миндадзе теперь окончательно ушел от абдрашитовского реализма: он движет действие не характерами, а затылочными «прицельными» планами, эмоциональными порывами, отчаянными жестами, похожими на ритуальную поэзию и молитву. Он наводит фокус своей оптики на параноидальную эпоху, которая не раз повторялась в истории человечества и про которую потом говорили «завтра была война».
В конце концов мы полностью погружаемся в синефильское марево: в нем стирается грань между консервативным обществом середины прошлого века и современным, в котором поэтапное превращение братьев Вачовски в одноименных сестер воспринимается как эстетический и светский курьез, а вовсе не как общественно-моральная проблема.
«Цезарь» начисто лишен серьезности, его явно вдохновила время от времени благоволящая Коэнам легкая муза. В фильме практически нет злости, тяжелого сарказма, экзистенциальной тоски, определивших настроение «Фарго», «Старикам тут не место» и других признанных шедевров братского дуэта.
«Тряпичный союз» сигнализирует о том, что пришло следующее поколение одаренных кинематографистов, которые многое хотят и уже многое умеют. Однако пришли они далеко не в ту вольготную жизнь, что их предшественники. Вот почему появление в кадре слогана «иностранный агент» или «против всех» выглядит условным знаком, намекающим на то, что картину можно рассматривать и как политическое высказывание.
Запрещать «Девушку из Дании», конечно, не за что, но защищать ее можно было бы с куда большим энтузиазмом, если бы над тайнами человеческой природы в ней не преобладали модный дизайн и поверхностная актуальность.
Пожалуй, «Отвратительная восьмерка» — это первый фильм Тарантино, который можно смотреть полностью расслабившись, наслаждаясь свободной режиссурой, смачным актерством, синефильской игрой и не думая о том, лажанулся или нет вчерашний культовый кумир.
Продюсерская стратегия Тимура Бекмамбетова видна здесь невооруженным глазом, хотя Крыжовников сделал все, чтобы выйти из положения с наименьшими потерями. Этих потерь можно и вовсе не заметить или зачислить их в разряд приобретений: как ловко артизирована пошлость попсовой жизни, как здорово показана фатальная неизменность российских духовных скреп, как хитро вывернут наизнанку конформистский новогодний жанр.
«Находка» — фильм, стоящий особняком и резко выделяющийся в нашем кинопейзаже. Понятно, что он сам по себе не может сегодня делать погоду. Но, возможно, он подсказывает то направление, где кинематографистов ждет что-то иное, кроме цензурного или художественного тупика.
«Шпионский мост» впечатлил вовсе не политической актуальностью, хотя и она тоже дорогого стоит. А тем, что это образец совершенства, безупречный во всех своих компонентах. Говорят, что краткость — сестра таланта, нет, напротив: фильм длится два с половиной часа, и нет ни одной минуты, чтобы зевнуть или вспомнить о важной завтрашней встрече.
Я стал поклонником «Страны ОЗ» с первого взгляда. Принято считать, что комедию надо смотреть в кинозале с публикой, но мне удалось обхохотаться и в одиночку перед компьютером.
Казалось, именно Жак Одьяр, минуя политические клише, способен перевести борьбу этносов и религий в универсальный жанрово-психологический регистр. Но, в отличие от многоцветного «Пророка», «Дипан» вышел одноцветным, и художественная правда так и не родилась.
Тарамаев и Львова, похоже, чуть ли не единственные авторы в новом российском кино, кто видел «Гибель богов» Висконти. И не просто видели, но включили в свой художественный контекст: именно в нем с безусловной поправкой на время работают и режиссеры, и оператор фильма Азиз Жамбакиев, и художник Тимофей Рябушинский.
«Новейший завет» превращает печаль в иронию, а драму — в несколько сладковатую комедию, которая завершается апофеозом всеобщего счастья на планете с легкой женской руки.
Федорченко стал певцом локальных культур, пока еще не до конца раздавленных катком глобализации. В этом воспевании нет пафоса, зато есть ностальгия по утраченному и трогательный трагикомизм.
В результате жесткого монтажа, который пришлось гармонизировать с помощью обильного саундтрека, «Черная месса» производит впечатление дайджеста классического гангстерского фильма, режиссер которого то и дело по-ученически дает Скорсезе.
Высокое и низкое слились в непристойном соитии. Компромисс в определенном возрасте столь же невинен, как суицид: доживите до этих лет, а потом судите.
Не переходя в область гротеска или карикатуры, фильм язвительно высмеивает лицемерие, лежащее в основе уклада, в котором доминируют не столько даже мусульманские догмы, сколько южный и восточный мужской шовинизм.
В фильме нет ни матерной лексики, ни секса — ночное свидание влюбленных показано с целомудрием, достойным советских стандартов студии Горького. Но удивительным образом «14+» — это редкий фильм, в котором не чувствуется фальши и условности в изображении жизни подростков, а пронизывающие его, особенно ближе к финалу, теплота и доброта не оборачиваются патокой.
Ридли Скотт в сцене возвращения «марсианина» на космическое судно дал понять, что ему не чужд опыт «Гравитации», однако новому технологическому роману предпочел традиционный — очень человеческий и очень американский.
Моретти достиг компромисса с жизнью. И не только с личной, но и с общественной — он по-прежнему левак, но без эпатажа и радикализма. Кто-то даже назвал его новый фильм консервативным. За такое в молодости Моретти, недолго думая, пустился бы в драку. Сейчас он де-факто признает расхожую, приписываемую Черчиллю банальность: кто в юности не был революционером, у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором, у того нет мозгов.
При всей своей вынужденной скромности «Такси» — маленький шедевр и мощное высказывание на тему несвободы
Все же главные достоинства фильма сосредоточены в визуальной плоскости. Что касается персонажей, они довольно стереотипны, а их отношения почти бесконфликтны, хотя реальные события, положенные в основу фильма, давали в этом плане куда большие возможности.
Кажется, в фильме воплощена мечта сталинских идеологов от культуры: тогда говорили о борьбе хорошего с лучшим как единственном конфликте при победившем социализме. Видно, Франция уже достигла этого блаженного состояния. Во всяком случае в картине Берко драматизм возникает исключительно от гормональных нервных срывов.
«Японскую невесту» поставил бельгиец Стефан Либерски. В его режиссуре много обаяния и маленьких достоинств, но в общем он остается на уровне взятой им литературной основы — милой, но не более того беллетристики Нотомб.
