Думаю, не будет преувеличением сказать, что такого уровня дебютов в прошлогоднем мировом кино даже трех не наберется.
Был бы Китано только художником, возможно, он бы всю жизнь тщетно ждал признания. Или остался бы одним из тысяч артистов комедийного кабаре. Однако случилось иначе. Гения отделяет от просто таланта ничтожная доля миллиметра, волшебное «чуть-чуть». Но эту дистанцию не преодолеть никогда.
Посмотрите на любой кадр из фильма: в статичном виде он выглядит, как будто взят из учебника советского или китайского кино. Старый ковбой с винтовкой, за его спиной группа маленьких людей, ищущих защиты у большого белого брата. Если не расизм, то оборотная его сторона — патернализм — должна была по всем законам превратить это кино в несусветную пошлость. А получилось — что прошибает насквозь, как выстрел из винтовки M1 Garand времен Корейской войны. Хотя — и в этом главное чудо фильма — выстрел из нее так ни разу и не прозвучал.
Одинокий ковбой Иствуд не сдается: он снова выходит на большую дорогу и снимает потрясающее кино, в котором играет главную роль.
Михаил Калатозишвили, кажется, потому и преуспел в этом проекте, что подошел к нему несколько со стороны: сыграли роль и его грузинские корни, и происхождение (дед режиссера — создатель фильма «Летят журавли» Михаил Калатозов), и склонность к жанровым фантазиям.
В фильме есть другая, вызывающая красота: это красота полной незащищенности, с которой героиня встречает свою беду, свое тотальное отчуждение от мира и свое рождающееся в муках второе «я». Это красота всепроникающего света, не оставляющего никаких тайн кроме самых главных. Это красота крупных планов, кажется, готовых надломиться под бременем вселенского ужаса, но вопреки ему сохраняющих идеальную форму.
Это редкий фильм, где представлен не ура-патриотический и не чистоплюйско-пацифистский взгляд на войну, а аналитический и в то же время художественно-образный.
И все же если бы у него не ушло столько сил на Анджелину Джоли, чтобы как-то приспособить ее к делу и в итоге добиться, чтобы она неплохо сыграла, фильм был бы значительно лучше. В нем нет той энергии, которая поражала в последних работах режиссера…
Третий фильм сериала про Индиану Джонса являет Спилберга в самом лучшем виде — когда он уже освободился от пиетета перед авторским кино и еще не преисполнился мессианских обязательств перед еврейским народом и американской армией.
Андрей Звягинцев, во втором фильме это очевидно, позиционирует себя как художник с религиозной доминантой. Однако опыт его предшественников показывает, что кино само по себе способно играть роль духовного ритуала. И шедевры кинематографа рождаются на этом пути, а не там, где религиозные постулаты живописно иллюстрируются.
Только среди ветеранов бывшей ГДР можно было услышать скепсис в адрес этого сказочного фильма. Для нового поколения зрителей ужасы тоталитаризма отошли в область мифов и притч, мелодрам и триллеров. Это хорошо почувствовал режиссер с аристократической фамилией Флориан Хенкель фон Доннерсмарк…
Уир дает чистейший образец ласкающего и тревожащего глаз кинематографического импрессионизма.
Андерсон, дебютант в полнометражном кино, сделал свой вариант спортивной экзистенциальной драмы. Она оказалась ближе к Висконти, чем к Скорсезе, а еще ближе — к тенью витающему над всеми Достоевскому. Харрис и Робертс играют с накалом, достойным русского гения, хотя сюжет и не подсовывает им типично достоевских тем, как Делону с Жирардо.
Поражает синхроном записанная, почти не отцензурированная речь колхозников, прошедших через фронт и ГУЛАГ. Но все это было бы маленькой радостью «полочного» кинематографа, если бы не бесподобная Ася в исполнении Ии Саввиной.
Если это и была пропаганда, то гениальная. Только Эйзенштейн мог соперничать с Пазолини по части выбора убийственных типажей. Чувственные парни, старики с изъеденными пороком лицами и мать режиссера в роли постаревшей Марии…
На «Гибель богов» с пеной у рта набросились леваки, всегда провоцирующие Историю и не желающие видеть неизбежные последствия анархической свободы. Висконти, левый аристократ, не стал отвечать плебеям. Его ответ — сам фильм, едва ли не единственная высокая трагедия XX века, которая не сопряжена с фарсом.
Картина доводит до предельной концентрации главные темы режиссера-визионера. Это катастрофическое кино: дуют дьяволические ветры, улицы городов заполнены бездомными и алкашами, а попытка человека укрыться в своей «внутренней империи» терпит крах, его ждут распад и раздвоение сознания.
«Груз 200», скорее всего, будет воспринят одними как «глумеж над памятью», другими как образец «фашистской эстетики» и политической провокации. Я бы в данном случае говорил о другом — о глубоко личной идеологической травме, которую пережил Балабанов как большой художник, сформировавшийся на излете советской эпохи.
Герой «Птицы» Иствуда и «Пса-призрака» Джармуша мобилизует весь свой юмор и интеллектуальный потенциал, чтобы в первых сценах фильма обаять не только Николаса, но и зрителей, и это ему удается.
«Последний король Шотландии» — первый фильм со времен полувековой давности «Африканской королевы», который снят в Уганде. Аутентичная экзотика здешних пейзажей и лиц создает тот фон в картине, без которого ее вряд ли стоило бы смотреть. Второй фактор успеха — участие Фореста Уитакера, одного из самых харизматичных афроамериканских актеров-звезд.
Режиссер далеко ушел от штампов в изображении японцев и заставил увидеть вместо роботов-фанатиков людей, для которых патриотизм не был слепым, а мужество автоматическим. Клинт Иствуд, начинавший свою карьеру с образов отмороженных ковбоев, оказался одним из последних реальных гуманистов классического кино — без иронии и без кавычек.
Идея снять целое кино по мотивам одной-единственной фотографии, к тому же одной из самых известных в мире, уже была более чем оригинальной.
Смотреть японскую часть можно, конечно, и в отрыве от американской, но до конца понять остроумие замысла дилогии — вряд ли.
Вся история с фотофальшивкой подозрительно напоминает советские проп-иконы на тему взятия рейхстага. Разоблачительную операцию Иствуда можно было бы назвать «Враки наших отцов»: смысл ее в том, что героев на самом деле не существует, а их делают потом для патриотических нужд.
Клинт Иствуд, будучи старше Стивена Спилберга на 16 лет, снял не без его поддержки кино, не уступающее «Райану» по уровню баталистики, но с гораздо более тонким балансом между патриотизмом и пацифизмом. Кино не антиамериканское (даже самым заядлым патриотам такое не пришло в голову), но отчетливо антивоенное.