Фильм Уэллс можно было бы назвать эйдосом утраченного воспоминания — таким же искаженным и неровным, каким может быть отпечаток памяти. Для личной камерной картины «Солнце мое» оказывает куда больший эффект, чем тот, на который она могла быть рассчитана. Вероятно, в этом несоответствии и есть ее главное достоинство.
Здесь ложно все, кроме сексуального притяжения. Изначально заявленная конкретика — от географической принадлежности до социальных ролей — оборачивается не более чем фикцией, убаюкивающей зрителя иллюзией ясности происходящего.
Режиссер не ставит своей целью обнажить язвы толерантного и политкорректного общества, однако неуклонно ставит под вопрос саму возможность существования такового.