Остается предположить, что в прокат случайно попала черновая, косноязычная, не смонтированная как следует версия фильма. «Бэтмену против Супермена» вопиюще не хватает какого-то важного связующего элемента. Может быть, Карлсона? В отличие от Чудо-женщины, министра обороны и джихадистов, его появление было бы мотивировано: без него троица величайших летающих героев неполноценна.
В реальность «Контрибуции» верится с трудом. Не потому, что это кино, наконец-то снятое на «Ленфильме». А потому, что это «ленфильмовское» кино, которое хочется «пощупать руками». И в прямом смысле слова: похоже, съемки стали праздником сердца для студийных мастеров. И в переносном: столь же осязаемы, «вещны» и гул истории, и характеры.
Фильм немыслимый, может быть, идеальный. Дисгармоничное совершенство, сотканное из вопиющих противоречий
Фильм вообще, что называется, «крепко сколочен». Игровая атмосфера «размораживает» актеров, которым вроде бы и напрягаться не было нужды: играй себе с наработанными стереотипами.
Дефицит сценария возмещался избытком переодеваний и трюков: прыжки на крышу поезда, джигитовка, падения с обрыва в море, переправа по канату через пропасть. Аудитория не могла не оценить: все по-честному, все с риском для жизни.
«Река» — самый антиколониалистский фильм, какой только можно представить. Никакой этнографии, никакой претензии на роль «старшего брата», никакого снисхождения к героям только потому, что они — «малый народ».
«Тряпичные» три богатыря ворвались в жизнь Вани, оставили на месте дачи груду дымящихся развалин и ускакали, а зачем заходили — так и не сказали. Истерика, в которую действие, увы, впадает в последней своей трети,- проверенный, конечно, способ избежать ответа на вопрос о смысле фильма, но уж больно инфантильный.
Трамбо редкостно повезло: он вернулся в Голливуд. Знал бы, что там его поджидает Роуч, может, и передумал бы.
Эта картинка даже не вызывает гневного желания сравнить ее с реальностью: такая вот пастораль. Но тема-то жгучая, да? Жгучая.
Клинический (и к тому же патологически болтливый) идиот, которого не принимают за супергероя, а который и есть натуральный супергерой,- это действительно тонизирующее зрелище.
Фильм Бауэра поставил изысканную точку в истории досоветского кинематографа. Не в буквальном смысле, а в символическом.
«Вольница» — первый русский фильм, осознанный авторами (и, так сказать, «сознающий себя») именно фильмом (созданным национальными авторами на национальную тему), а не движущимся «куском жизни».
Зачем вообще Бей взялся за кино об этой, объективно, даже не позорной, а сюрреалистически идиотской истории? Исключительно из соображений высокого искусства. Бею ужасно хочется стать новым Ридли Скоттом. Скотт ведь тоже снял один из своих лучших фильмов «Падение „Черного ястреба“» о еще более мужественном провале американского спецназа в Сомали.
Волобуев безжалостно ответил на проклятый вопрос российской интеллигенции, who is mister Левиафан.
Макгиган на съемочной площадке не скучал, а развлекался, сшивая Мела Брукса с Фрэнсисом Бэконом. Миссия потруднее, чем у самого барона Франкенштейна: между обезьяной и верблюдом больше общего, чем между бруклинским хохмачем-евреем и одержимым художником-интеллектуалом. Однако Макгиган залудил побольше молний, грома и треска, и монстр удался ему, ничего не скажешь, на славу.
«Ангелы революции» — лучший отечественный фильм со времен «Морфия» и «Кочегара» Алексея Балабанова. А еще — лучший наш и один из лучших в мире фильмов о революции
Одна беда. О замысле «Наследников», как он просматривается, говорить интереснее, чем о самом фильме. Замысел — заманчивый, но воплощение его погубило.
Земекис и построил «Прогулку» как гибрид двух голливудских жанров: фильма о непризнанном художнике и фильма об ограблении.
Тема беспроигрышна: сам президент у нас родом из разведки. Но фильм выдался не конъюнктурный и не манихейский, а хулиганистый, европейской выделки, играющий с архетипами жанра и наводящий на неожиданные выводы относительно экранной судьбы наших разведчиков
«Такси» можно принять за фильм и Аббаса Киаростами, и Мохсена Махмальбафа — символов предыдущих режиссерских поколений. В Иране «дети» не бунтуют против «папиного» кино, а хранят ему верность.
Хорошая оригинальность «Студии 54» в том, что мир sex, drugs и (в широком смысле) rock-n-roll увиден в фильме не затуманенным взором Джима Моррисона или Джонни Кэша, а из-за барной стойки. Ну а что касается его морали или аморальности, то другого кино на тему в мире и не сыскать.
В некотором роде «Моя девушка — зомби» — фильм о тофу в широком смысле слова. Можно сказать, хотя это и оскорбит самого Данте, что «Моя девушка — зомби» — тофу-фильм.
«Агенты» сняты чуть быстрее, чем снимали тогда, но это «чуть» не вульгаризирует эстетику 1960-х, а избавляет от архаичности. Ритчи не пытается тупо имитировать мелочи стиля «свингующей эпохи»: он оперирует гранитными блоками поп-романтики.
Сама тема бессмертия через смену тела — настолько общее место мировой фантастики последних семидесяти лет, что сразу даже и не скажешь, из какого конкретно фильма Сингх заимствовал конкретные предполагаемые обстоятельства «Вне/себя».
Беда в том, что гениальный хореограф насилия, получив в свое распоряжение бюджет в $65 млн, словно устыдился того, что именно в насилии черпал некогда вдохновение, и обратился к человечеству с проповедью на тему «Гражданская война — это нехорошо». Кто бы сомневался! Однако же общее место, даже оформленное в эстетике конфетной коробки, остается всего лишь общим местом: доктор Живаго может спать спокойно.