«Последняя сказка Риты» — это, строго говоря, вообще не фильм, это кинопоэзия, где главная героиня — сама смерть, которая умеет оживлять чучело хорька, прикуривать через стекло и принимать сигналы с того света при помощи позаимствованного у Жана Кокто радиоприемника.
Джон Хиллкот, автор постапокалиптического роуд-муви «Дорога», ставит популярную книгу Мэтта Бондуранта как старомодный кинороман о противостоянии благородных гангстеров и продажных федералов, для наглядности добавляя всего — жестокости, драмы и докручивая характеры до книжной схематичности.
«После Люсии», получивший в этом году приз каннского «Особого взгляда», пожалуй, один из самых жутких фильмов про подростковые метания, снятых за последнее время, — во многом благодаря этому гнетущему предчувствию столкновения с неизбежностью. Другое дело, что возникает ощущение, будто эта тема немножко себя исчерпала и каждое новое высказывание немотивированно вызывает вопрос: если в школе правда так страшно, как теперь туда отдавать своих детей?
В своем третьем фильме Джонсон заходит на территорию фантастического боевика с причудами, оккупированную Кристофером Ноланом. Но причуды Джонсона другого толка — он король контекстов, для него что ребусы, что нелинейный сюжет — нечто вроде фортепианного этюда, разминка мелкой моторики.
«Доля ангелов» — смешное, остроумное и здорово написанное кино, где выпивают настолько заразительно, что к финальным титрам начинаешь чувствовать то простое и очень глупое счастье, когда, выйдя после приятных гостей на улицу в легком подпитии, понимаешь, что тебе как-то совсем немотивированно весело — просто потому что только что встретил очень хороших людей.
Стоун словно хочет высказаться на все актуальные темы сразу, пробалтывая окончания, не договаривая сюжетные линии, в конце концов, игнорируя тот факт, что его монументальное двухчасовое полотно разваливается в отсутствие хоть одного сколько-нибудь внятного героя.
Отчасти ромком, отчасти, скажем так, бадди-муви, «Холостячки» отчаянно пытаются повторить успех прошлогоднего «Девичника в Вегасе». Иногда это удается, чаще — нет. «Холостячки» — это приключения трех пьяных, обдолбанных девушек в большом городе в попытке найти ответ на вопрос: «Как сделать так, чтобы отпустило, пожалуйста».
«Орда» могла бы быть тонким и детально проработанным историческим фильмом, не стремись ее авторы так прекраснодушно высказаться о судьбах России. В нее, как известно, можно только верить, и единственный вопрос, который здесь остается, читается в остекленевших глазах заболевшего тирана — а дальше-то как быть?
«Любовь» — это в первую очередь сатирическая комедия, сложенная из череды длинных статичных планов и жутких деталей; самым сознательным персонажем тут в итоге оказывается обезьяна. К остальным Зайдль относится с той нежностью, с которой наблюдают за иерархией в детском саду, когда каждый делает то, на что, по своему мнению, имеет право.
Это в общем даже не вполне фильм, а двухчасовой кошмар, обрушивающийся на зрителя в явном стремлении его уничтожить. И, наверное, это все-таки запрещенный прием. Наверное, не стоит так методично колотить людей по голове всем, что подвернется под руку. И, наверное, единственная разумная реакция на этот фильм — с громким воплем бежать от него сломя голову.
Скорсезе пытается уместить все это в две серии документального фильма для HBO, бережно сконструировав репортаж из прошлого при помощи архивных записей, старых фотографий, кусочков интервью и выцветших домашних видео людей, имевших прямое или условное отношение к творчеству группы. Но удивительным образом эффект получается прямо противоположный: у Скорсезе вместо очевидного желания признаться в любви к великой группе получается фильм не про прошлое, а про настоящее.
«Примечание» — фильм не о ненависти, а о любви и способности учиться прощать и не раздражаться, когда кто-то поправляет твои ошибки. Говорят, что истина рождается в спорах. Седар делает поправку — в спорах между поколениями.
Больше всего «Темная лошадка» похожа на развернутую сюжетную линию из «Счастья» — самого успешного фильма Тодда Солондза. Местами недоработанная, местами откровенно провисающая, «Темная лошадка» оборачивается такой же злой и безнадежной сатирой, но сделанной с холодным сердцем.
«Возрождение» — фильм про Бэтмена без Бэтмена, из заявленных трех часов полтора Брюс Уэйн просидит в колодце, раздумывая над тем, что последние восемь лет его жизни явно прошли как-то не так.
Ашер, с присущей главным образом Вернеру Херцогу кривой усмешкой, собирает из кадров, рисунков, фотографий и картинок не столько фильм о подводных течениях другого фильма, сколько коллективный портрет патологических рассказчиков.
Начинаясь как экзистенциальная драма про разговоры мужчин среднего возраста, к концу первого часа «Я устал от тебя» довольно резко переключается в режим условного триллера.
«Папа» — это, по сути, морализаторская комедия для семейного просмотра, где, в непроходимом лесу из членов и пивных бутылок, навязчивым эхом в ушах отзывается нравоучительный бубнеж: «Надо принять родителей такими, какие они есть, и обязательно-обязательно слушаться».
«Космополис» — мощный удар по зрительскому самолюбию, что называется, inside job: широкий артистический жест 69-летнего автора, вдоволь наигравшегося с масштабами. Вселенную исходного романа канадец сжимает до точки — сокращает скучные подробности, бессовестно выкидывает внутренние монологи, изящно закругляет антикапиталистическую линию.
Контекст существует здесь не для того, чтобы выяснить его устройство, а наоборот, чтобы показать, насколько это все неважно.
История с «Новым Человеком-пауком» показательна в первую очередь своей предопределенностью — если в случае с постпохмельной ясностью «Спайдерменов» Сэма Рейми происходило идеальное совпадение автора и материала, то автор «500 дней лета» Марк Уэбб, вполне очевидно, пришел в этот мир совсем для других целей.
«Бобби Фишер против всего мира» — портрет гениального, но в то же время глубоко несчастного и страшно обремененного собственным талантом человека, и тут срабатывает главный фокус документалистики: сколько бы Гарбус ни пыталась отвлечь зрителя от некрасиво закончившейся карьеры шахматиста, неизбежность катастрофы все равно лезет наружу на фоне рассказов о пропущенных шахматных турнирах и манной каше по утрам.
Авдотья Смирнова продолжает рассуждать о судьбах России, сравнивая двух представителей разных социальных слоев.
И пусть этот балаган время от времени оборачивается тоской по тем временам, когда космическим бластером еще можно было кого-то удивить, он кажется намного честнее, умнее и смешнее половины продукции про космические бластеры, сделанной всерьез.
Скучающие европейки, как известно, могут развлекаться по-разному, но «Откровения» — это все равно что попросить друга прислать что-нибудь из Парижа и спустя месяц обнаружить в почтовом ящике открытку с Эйфелевой башней.
Весело и больно — в конце концов, когда говорят всерьез про терроризм, антисемитизм и демократию, легко сорвать голос или прослыть безумцем. Что остается? Смеяться.