Фильм снят по мотивам произведения Фёдора Достоевского, а, как известно, он не шибко дружил с головой. Вот и вылилась экранизация.
История знакомит нас с обычным работягой, которого никто не замечает как сотрудника, а начальство только достает. Он будто стена для коллег, живёт один и мечтает о своей любви. Изначально зрителю дают понять, что герой 'тряпка'. И так на протяжении 30 минут. Однообразно.
Но в дальнейшем на горизонте появляется новый сотрудник этой конторы, который полная противоположность нашему герою. Здесь мысль пошла в ход, учитывая, что, по идеи, нас просто готовили. И вот волнующий момент проходит, добавляются вставки в рассказ, а монотонность остаётся. Да, теперь ты наблюдаешь за успехами двойника и за нашим неудачником. Всё, что на уме у первого, второй тут же воплощает в реальность. И нет, это не близнецы. Дальше пошла работать логика, но она заблудилась в тупости героев и ушла на совсем.
Если действия героев Джесси ещё как-то осмысливаешь, то поведение остальных в картине непонятны. Сначала была мысль о шизофрении (как в 'Играх разума'), но второго героя то все замечают. Две личности, два человека. Вот только один - ничтожество, а другой - достояние компании. Смысл картины проясняется, насколько это возможно, и ты уже ждёшь финала. Также в картине показаны только 3 локации.
В итоге, всё становится ясно, один герой зависит от другого. И конец у всей этой истории только один. Возможно, любителям артхауса, трагикомедии это придёт по вкусу. Или людям с особым мышлением и взглядами на мир, индивидуумам, но остальные - вы просто потратите время зря.
Артхаус принято хвалить – дескать, кино не для всех, а для неких особенных граждан, с золочёным кишечником. Мейнстрим – тьфу на него, там слишком много реализма. А тут тебе такой выверт покажут, что поневоле, чтобы сохранить лицо, придётся заявить о себе как об эстете.
Если бы действие было помещено в некий «обыкновенный» контекст, внимание зрителя поневоле обратилось бы к внутреннему миру персонажа. Но здесь создана такая стильная антиутопическая обстановка (действительно, напрашивается аналогия с «Бразилией»), что все задвиги главного героя выглядят порождениями окружающей его обстановки, не более того. Сам по себе он совершенно пустой. Этот подход весьма современен: по-хипстеровски модно полагать человека лишь функцией от окружающей среды. Потому сегодня молодёжь перестала задумываться о жизни, стремиться что-то переделать. Мир стабилен, ничего не изменить, остаётся только приспособиться, разобравшись с внутренними тараканами. А ещё лучше не разбираться, а провозгласить их своими особенностями, плюнуть на большинство и начать искать свою тусовочку.
Нет, моральный перверт Достоевский говорил об обратном. Для него окружающего мира не было, обстановка не важна. Только любви достойный человек в космосе своих страстей!
Смотря этот фильм, хочется заглянуть за рамки сюжетной линии, присмотреться к декорациям. Но не дают: смотри на вздрыги недоделанного пубертанта и воспринимай их как великие духовные откровения. В чём, собственно, и заключается сама суть артхауса: пижонство, возведённое в принцип. А на деле лишь субкультурное самолюбование оболочками вокруг смердящей пустоты безбытийственности.
Экранизация Федора Достоевского «чужими» руками – рискованное дело, но для местной публики можно и сыграть в авантюру. Именно поэтому «Двойник» и не пошел на массовый улов на сеансах, сосредоточив прицел на любителей независимых проектов и на тех, кто в теме. Если откинуть бумагу первоисточника, то желание экранизировать Ричардом Айоади такой материал подтверждает одно – там тоже задумываются над бытием, и эти мысли географических границ не имеют.
Но если вспомнить все ту же «Бразилию», которой обстоятельства не помешали стать в своем роде даже культовой, народ в целом холодно воспринимает литературную утопию, перенесенную на экраны. Для тех, кто смотрит просто фильм – главный герой хочет быть человеком, у которого есть своя тень на этой Земле, созданная же людьми бюрократическо-общественная машина своим массивом усердно пытается эту тень закрыть. Получается, что думать тут есть о чем, а смотреть не на что.
В том и проблема фильма «Двойник» - в его неспособности совместить визуально-материальное и идейное. Серый тон кадра, абстрактное понятие времени и прочий сюрреализм – это лишь попытки подкатить ближе к первоисточнику, и кажется, в таких условиях просто невозможно дернуть зрителя от зевоты и поглощающей тоски, которые несет фильм во время просмотра.
Что ж, с одной стороны, получилось что-то оригинальное, роман Достоевского получил еще одну картинку для глаз, но мне кажется, такие попытки режиссеров – это тоже самое, что взяться экранизировать Конституцию или православную Библию. А что? Тоже было бы, о чем задуматься, но только что бы из этого вышло – можем только догадываться.
Не знаю, сколько раз ворочался Толстой, но Достоевский, наверно, не находит себе места до сих пор - настолько вольно высказался Айоади, даже по сравнению с театральными декорациями Райта. Но вольно – не значит лучше или острее, просто дальше от оригинала, не более.
Да, «Двойник» действительно слегка напоминает экранизацию «Карениной» 2012 года, но под двойным, а то и тройным слоем нуара (кстати, тоже думаю, его возрождение – новый тренд). Но не только ее. Это и отсылки к «Бойцовскому клубу», но, в отличие от повести Достоевского или фильма Финчера, доппельгенгер здесь не столько альтер-эго героя, сколько наглец-узурпатор. И это отсылает нас еще к одному фильму (который я, признаться, считаю образцом скверности и дурновкусия, как бы Дж. Лоу ни был хорош) – разумеется, к «Талантливому Мистеру Рипли». Не думаю, что это плюс.
Что касается стилистики, то преобладание черного цвета над зеленым (которым традиционно изображают сюр, а он здесь в высокой концентрации), несомненно, заставляет нас вспомнить жанр нуара, как я уже сказала, нео-нуара, разумеется. И при такой подаче Достоевский американскому или европейскому зрителю покажется современником Пинчона, Хоукса и Барта, что, конечно, в корне неверно не только относительно времени, но и относительно жанрового своеобразия, даже несмотря на то, что «Двойник» - не самое характерное произведение Достоевского. Не очень, четно говоря, поняла, в какие годы перенес действие режиссер, очень сюда подходит Великая Депрессия, но одежда, цветные телевизоры, трудоустроенные негры и наличие копировальных аппаратов говорит о том, что это все-таки 50-е. И вот изображение одной такой ночной улочки 50-х годов опять же настолько сильно что-то напоминает… что Линчевские кролики так и просятся в кадр.
Итого как Финчер, Линч, Райт и Мингелла – это как минимум. И этот минимум напрочь закрыл, замаскировал и не дал разглядеть авторский почерк самого Айоади. Уж про Достоевского – и говорить нечего. А Достоевский, к слову, - мастер символов, аллюзий и намеков, и если так хотелось подражать, что в начале творческого пути совершенно нормально, Айоади лучше было бы обратиться к классике – к Хичкоку. Но, к сожалению, вышло, как вышло, и все аллюзии как-то слишком смазаны, затерты, суицидальная тема, которая должна была развиваться по нарастающей и с каждой минутой нагнетать напряжение, эмоционально как-то то забывается, то вспоминается, но к экрану явно не приковывает.
В целом индивидуального, запоминающегося стиля пока я не увидела, Достоевский – да, задача непростая и спорная, по пятибалльной шкале для меня фильм - на два.
И эти два – Айзенбергу, разумеется. Его актерский гений, сочетающий потрясающего трагика и комика, - это что-то среднее между Чаплином минус эпоха и ДиКаприо минус внешность и «Титаник» в 23-летнем возрасте. Вот он и вытянул весь фильм и не дал ему зачахнуть в прокате.
Кафкианский доппельгангер для неискушенного зрителя
Обыватель сегодня, по большей части, сноб. Вот такая странная, но очень заметная тенденция, когда общая маргинализация зрителя привела через его деградацию к высокой оценке абсолютно посредственных работ, если только они отмечены печатью классика или нобелевского лауреата. По той же причине рукоплещат многим фестивальным режиссерам, не понимая, что перед ними - пустышка.
Непонятно, почему именно в 2013 году тема двойничества, актуальная для литературы эпохи романтизма, вдруг всплыла в современном арт-хаузном кино. К тому же, режиссерам удалось привлечь в свои ленты очень заметных актеров (Джилленхол, Айзенберг), и потому их творения (названные просто - 'Враг', 'Двойник') не стали кусочком лишь фестивального блюда, а ушли в широкие массы зрителей. И вот парадокс. Заслышав имя Сарамаго, или того громче - Достоевский, зрители готовы не только пожирать арт-хаус ломтями, но и, пробуя его на вкус, пытаться различить - что же за блюдо для них приготовили. Не замечая, что перелицовка Достоевского от Ричарда Айоади - настолько пресная и скучная, что классик полностью потерялся в режиссерском видении.
Прежде всего, если это классика, то почему она обязательно должна быть мрачной? И почему все должно выглядеть, как сон? А сон героя - являет непременно обшарпанную неприглядную действительность, где весь экстерьер в тумане, как будто оператор постоянно курит, а для интерьера специально выбраны помещения, которые давно не ремонтировали, а если ремонтировали, то люди, лишенные вкуса. Офис, где живет главный герой 'Двойника', сошедший с ума 'человек в футляре' Саймон Джеймс, находится в подвале. Чем еще объяснить странные выступы вытяжки, нависающие над головой конторских служащих. Лифт обит зеленоватым деревом. Все, кто предстает в фильме, не люди, а тени. Они очень одиноки. Бродят в пространстве пустого города. Ездят в поездах, где никого кроме них нет. Живут в крохотных квартирках. И часто бросаются из окон, потому что ощущают себя призраками.
Антипод Саймона Джеймса - Джеймс Саймон - появляется спустя полчаса экранного времени. Разумеется, его сразу замечают на работе, девушка, которая так нравится Саймону, влюбляется в него, а зловредный двойник, темная сущность Саймона, постепенно уводит у него всю его жизнь - как будто есть, что уводить.
Джесси Айзенберг отлично справляется с ролью недотепы и скромника, но сыграть его яркую противоположность - актеру явно оказалось не под силу.
Очень заметно, что режиссеру хочется показать свое видение классики, но в результате мы видим страшные кафкианские картинки, изображающие пример обыкновенного безумия. При этом фильм не интересен - он чудовищно, невыразимо скучен. Даже таинственное раздвоение героя не способно заглушить зевок просвещенного зрителя. И пусть толпа в экстазе маргинального снобизма рукоплещет подобным поделкам, из людей, искушенных в искусстве, Ричарду Айоади вряд ли удастся сделать дураков и соучастников своего громкого провала.
