Трудно быть богом: КиноПоиск на съемках «Франкенштейна»

Той осенью в Лондоне было холодно, пасмурно. Дождь моросил мелкими каплями и неприятно бил по глазам. Тучи над городом сгущались, и казалось, будто облака вот-­вот упадут и прижмут к земле. В такие моменты хотелось бы оказаться там, где все радужно и беззаботно. И вот нам сказали, что сейчас мы отправимся в цирк на съемочной площадке «Франкенштейна».

Если выйти из автобуса компании Fox, который только что заехал на территорию студий Leavesden, и пройтись вдоль съемочных павильонов, можно неожиданно оказаться на бескрайнем поле. Однажды здесь был построен Париж, где бегал Том Круз в экзоскелете, когда-­то давно Гарри Поттер устраивал тут поединок с Волан-де-Мортом, а Роберт Дауни-мл. и Джуд Лоу мчались за Мориарти. Сейчас это заросшее одинокое поле, которое, возможно, до сих пор помнит былые сражения, но не подает виду. Высокая трава развевается на ветру, и все кажется довольно обычным, даже чем-­то напоминая русскую природу. Но вот что-­то красно-­белое виднеется вдалеке. Это цирковой шатер с золотым флагом на верхушке. Вокруг ни души. Трава больно бьет по рукам от сильного ветра. Тишина. Проходит несколько секунд — и на улицу из шатра выбегают толпы мужчин в смокингах, котелках, с по­-французски закрученными усами.

Признаться, со стороны все это выглядит несколько сюрреалистично. Похоже, режиссер дал команду «Стоп! Снято!», и французы тотчас же вернулись обратно на площадку.

Шатер, что издалека выглядит радужно, сделан из старой и поношенной ткани. Внутри, вопреки ожиданиям, царит хаос. Остается только быстро спрятаться за трибуны и понаблюдать за происходящим со стороны, медленно двигаясь в другую часть зала. Повсюду разбросан мокрый черный песок. Танцовщицы валяются в грязи и истерично кричат что­-то своим коллегам. Это массовка, призванная создать хаос. Вот включают прожекторы, которые подсвечивают невидимую ранее темную пыль от песка. В шатре пахнет древесиной. Это темные трибуны, которые художники­-постановщики еще с утра вырезали из дерева, а затем сделали так, чтобы они выглядели старыми, засиженными досками. Это роскошь, искусно завуалированная мастерами­ декораторами. На самом деле эти доски из дерева красной вишни только вчера доставили из Канады. Но вот слышна команда «Тишина на площадке» — и все безумие в один миг замирает во времени. «Камера! Мотор!»

Выбегает Джеймс МакЭвой в джентльменском костюме и падает к ногам девушки-­циркачки, которая только что потеряла сознание. Пол МакГиган, режиссер картины и всеми любимого «Шерлока», руководит парадом, как когда­-то Гарольд Зидлер в кабаре «Мулен Руж». По его указке цирк оживает. Акробаты начинают выполнять сложнейшие трюки, жонглеры бросают груши, а клоуны развлекают публику на трибунах. КиноПоиску тоже удалось попасть в кадр. Нам раздали старые платья XVIII века, обмазали лица грязью и сказали стать частью толпы зрителей на трибунах. Мы так и сделали. Шоу продолжилось.

Вдруг жуткий горбун с изуродованным лицом, скрытым за запутанными грязными волосами, подбегает к МакЭвою походкой гориллы и начинает нападать на Джеймса. Вернее, это только так кажется на первый взгляд. Оказывается, он хочет ему помочь, ведь девушка­-циркачка, потерявшая сознание, ­— возлюбленная горбуна. Калеку играет Дэниэл Рэдклифф, которого совсем непросто узнать в гриме и в костюме Яни Темиме (с ней мы уже общались на площадке фильма «Координаты „Скайфолл“»).

Это одна из ключевых сцен картины, так как именно в ней Виктор Франкенштейн (МакЭвой) спасает Игоря, героя Рэдклиффа, от ужасного и одинокого существования в жестоком цирке. Виктор создает для него новую личность, новую внешность. В этих моментах в Игоре зарождается верность, заставляющая его быть с Виктором до конца, несмотря на все ужасы, которые он с ним сотворит. Игорь — единственный человек, остающийся в его жизни. И именно в этой сцене мы понимаем, за что Игорь ему так благодарен. Виктор — его создатель и главный наставник. Вновь после «Шерлока» Полу МакГигану удалось в своем фильме передать все оттенки любви, теплоты, холодности, жестокости и грусти настоящей мужской дружбы.

Есть люди, которых всегда очень боишься обидеть. Они выглядят настолько ранимыми и хрупкими, что хочется только и делать, что хвалить их, поощряя на новые подвиги, жалеть и убеждать в том, что все будет хорошо, давая надежду на светлое будущее. Вот Дэниэл Рэдклифф именно такой. К прессе он выходит в образе своего персонажа Игоря. На спине у него горб, на голове парик из грязных длинных запутанных волос, а за нарисованными шрамами и белой краской его лицо едва ли можно отличить. На правой щеке у актера нарисована голубая слеза, отчего он выглядит еще более несчастным. Пока журналисты сидят на трибуне, Дэниэл стоит. Когда женщину, которая хочет задать вопрос, перебивают, Дэниэл Рэдклифф останавливает интервью и просит ее договорить. Он робко отвечает на вопросы, стараясь нас рассмешить или растрогать, искренне желая, чтобы мы прочувствовали все, что чувствует он по отношению к персонажам «Франкенштейна». Когда Дэниэл говорит о коллегах, он мило улыбается и долго старается подобрать слова, чтобы правильно их описать и, не дай бог, никого не обидеть.

О ФИЗИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ДЖЕЙМСА МАКЭВОЯ

На опыте знаю, что это очень сложно — впускать другого актера в свое физическое пространство. Половина вашей энергии уходит на то, чтобы донести до коллеги свое состояние и разделить его с ним. У нас с Джеймсом МакЭвоем такого, к моему удивлению, не было. Мы оба были достаточно уверены в себе, в своих силах. Мы понимаем друг друга с полуслова. Джеймс видит мир моего героя таким же, каким вижу его я. И он полностью поддерживает меня, когда я хочу выйти за рамки этого обрисованного мира. Но на самом деле не все так радужно, как вам кажется. Джеймс здорово побросал меня по площадке. Конечно, это было в сценарии, но все равно ощущение было какое­-то неприятное. Обычно-то я всегда отбиваюсь и достойно противостою сопернику, а тут я вечно изображаю жертву. (Смеется.) Хотя мне нравится думать, что я самая податливая и легкая жертва. Даже не сопротивляюсь. На нашей первой репетиции Джеймсу дали задание отбросить меня мощными ударами на подушку несколько раз, чтобы потренироваться. Это и задало тон нашей совместной работе.

О ГРИМЕ СВОЕГО ГЕРОЯ

Мне приходится изображать горбуна, двигаться, как он. Слава богу, это нужно делать только в первой части фильма. А то ноги очень сильно болят. Я, как и большинство уважаемых мною актеров, мечтаю как можно чаще преображаться на экране. Конечно, я не думал: «О, мой следующий персонаж непременно будет носить парик из запутанных волос, а на спине у него будет гигантский горб». Но я очень рад, что моя работа позволяет мне перевоплощаться в неожиданных героев.

Мне приятно наблюдать за работой гримеров и костюмеров. Они настоящие гении, которые сами, к сожалению, остаются за кадром, и часто люди забывают о том, какой неоценимый вклад они вносят в создание картины. Актерам нравится смотреть в зеркало и видеть другого человека. Мой герой проходит несколько этапов жизни в фильме. Начинает он с жалкого существа, с которым плохо обращаются и которого ни во что не ставят. Ему то и дело тычут в нос, что он находится на самом дне. Затем он оказывается в мире, где ценятся его интеллект, его таланты и дары от бога. В новой среде его видят особенным, а не уродом, не отбросом общества. Определенные люди видят в нем особый дар — верность. Игорь — первое творение Виктора.

О РАЗОЧАРОВАНИИ

В какой-­то момент мой герой разочаровывается в близких, которые его окружают. Девушка, с которой они вместе выросли в цирке, полюбила его только тогда, когда он стал джентльменом. У него сложная ситуация. Он по-настоящему любит ее, но понимает, что в ответ она влюблена лишь в его оболочку. А Виктора ничего не интересует, кроме постоянного прогресса и успеха в его деле. Для него не так важна дружба с моим персонажем. Он больше увлечен изучением человеческого духа и разгадкой мистики в создании человека. С другой стороны, именно он открыл во мне талант и увидел, что я на самом деле интересная личность. В отличие от многих других экранизаций, наш фильм не представляет Виктора Франкенштейна в качестве бога.

Его намерения еще в самом начале фильма чисто научные. В течение фильма он начинает быть зависимым от одолевающей его жажды эксперимента. Игорь, мой герой, напротив, мечтает изменить мир к лучшему. Он не подозревает о том, что когда­-нибудь ему представится такой шанс. Теперь ему нужно найти в себе храбрость сделать это, а также напомнить Виктору, что именно это и есть самое главное в жизни.

О ПЛОХИХ ПАРНЯХ

Наш фильм играет на сформировавшихся стереотипах о плохих ­хороших парнях. В одно время может показаться, что мы с Виктором являемся антагонистами, но потом окажется, что Виктор — тоже герой. В разное время он покажется вам харизматичным, опасным, но в конце концов он завоюет зрителей именно своим очарованием. И неважно, какие злодеяния он будет творить. Мне кажется, вы всегда будете на его стороне, будете закрывать глаза на то, какими аморальными вещами он занимается. Со временем у вас откроются на все глаза. Весь фильм с вами будут играть. Настоящий антагонист, сыгранный Эндрю Скоттом, вообще покажется вам святым в самом начале фильма. Слишком уж он наивный, на первый взгляд. Мне нравится, как американцы прописывают британских злодеев. Они перестают быть страшными благодаря своему британскому очарованию.

О СВЯЗИ ГАРРИ ПОТТЕРА С БЕНЕДИКТОМ КАМБЕРБЭТЧЕМ

Я фанат «Шерлока», как и мой отец. Знаете, с Полом у меня связана отдельная история. Мой отец, как вы знаете, актерский агент. Я получил роль Гарри Поттера как раз потому, что Пол снимал в то время фильм «Гангстер № 1», который продюсировала Норма Хеймэн, связавшая меня с продюсером поттерианы Дэвидом Хэйманом.

О ВОЗРАСТЕ

Думаю, моему герою двадцать с чем­-то лет. Он младше Виктора Франкенштейна. Я бы не назвал его наивным. Он скорее боится большого и страшного мира, ведь все свое детство он прожил в цирке. Что касается моего возраста, я до сих пор считаю себя молодым актером, юношей. Хотя в актерском бизнесе я уже 15 лет, мне еще многому предстоит научиться! Огромный актерский опыт приходит даже с маленьким жизненным.

О СЦЕНАРИИ И ПОДГОТОВКЕ К СЪЕМКАМ

Как только я прочитал сценарий «Франкенштейна», то сразу понял, что главное отличие нашей картины от многих других фильмов о Франкенштейне заключается в том, что создание монстра не является центральной темой. Меня смутило то, что наши с Франкенштейном персонажи одинаково общаются в начале истории, хотя чисто теоретически это невозможно. В начале фильма мой персонаж — животное, а Виктор — джентльмен. Мы из абсолютно разных слоев населения, у нас разное происхождение. Уже с развитием сюжета мы начинаем общаться на равных. Но начало я все же попросил изменить, чуть подкорректировать стиль общения своего героя.

Изначально продюсеры сказали нам: «Мы запланировали сиквел!» Но мы с Джеймсом единогласно решили, что лучше не надо забегать вперед. Давайте сначала сконцентрируемся на том, чтобы сделать вот этот один конкретный фильм. Мне очень нравится работать в декорациях «Франкенштейна». Они все настоящие. Например, в лаборатории Виктора все бутылочки, котелки, научные установки — всё настоящее. Его квартира, даже замок, появляющийся в конце фильма, реальные.

О РАБОТЕ С ДИКИМИ ЖИВОТНЫМИ НА ПЛОЩАДКЕ

На площадке мне приходилось работать с верблюдами и, не поверите, даже со львами. Они меня, к счастью, не съели. Они и не поняли, кто это такой перед ними бегает. Какое­-то существо на четвереньках, издающее странные звуки, с длинными запутанными волосами, горбом, грязным лицом. А вот зебры меня чуть не атаковали. От них меня спас Дэни Мейс. И то не знаю, спасал ли он меня или просто спасался сам, а я был у него на пути, поэтому он меня и оттолкнул. Сложно сказать.

Животные, с которыми мне было сложнее всего сработаться на этой площадке и вообще за всю мою карьеру, — зебры. Они вообще ни капельки не милые, с ними совсем невесело. Они должны были тихо­ и мирно стоять в кадре. Но вот в двух милях от них поехала машина, и одна из них как встанет на дыбы! И как побежит на двух передних ногах! (Смеется и размахивает руками.) Еще был очень страшный момент во время съемок. Один из львов все пытался разобраться, как ему открыть свою клетку. И каждый раз это у него почти получалось! В это время мы снимали сцену и видели все это краем глаза. Было дико страшно, скажу я вам! Я видел, как львы начинают дергать за веревки, которые могут открыть им клетки. Я тогда в страхе спросил у дрессировщика: «А если они выберутся, кого съедят первым?» На это он ответил: «Того, кто первым побежит, и самого маленького!» Я тогда оглядел себя и выдал нервный смешок: «То есть меня, понятно».