Есть мнение, что 'Великая красота' - это вольный ремейк фильма 'Сладкая жизнь' Федерико Феллини. Я со своей стороны предположу, что это не ремейк, а своеобразное продолжение, переосмысление классической истории о бессмысленности человеческого существования. Фабула, безусловно, похожа: неудавшийся писатель, занимающийся журналистикой, пытается найти свое место среди высшего общества, которое окончательно прогнило изнутри. Тут и последние потомки древних родов, и деятели искусства, и богатые бездельники. Главный герой страдает от ощущения бессмысленности всего происходящего и от собственной никчемности.
Но если Феллини ставит крест на обществе, мире, реальности главного героя, показывает, что он окончательно потерян, то Соррентино говорит: да нет же! Смысл есть, только нужно его получше поискать.
Недаром Джузеппе Гамбарделла намного старше Марчелло. Это тот же вечный Марчелло, но только постаревший, забывший все, о чем мечтал, смирившийся и смотрящий на мир через призму горькой иронии. Да и персонажи вокруг него все те же, правда окончательно измельчавшие и жалкие на фоне все того же вечного города. Но если у Феллини суть персонажей в том, что они пустышки, красивые оболочки, внутри которых нет ничего, кроме животных инстинктов, то у Соррентино даже самый незначительный персонаж заставляет зрителя иронически и с жалостью усмехнуться, потому что он, несмотря на все свое убожество, живой. В 'Сладкой жизни' персонажи при всей своей красоте вызывают отвращение, в 'Великой красоте', при всем своем уродстве - сочувствие.
Феллини развенчивает мифы о чудесах и высших смыслах: ключевая сцена с явлением Мадонны является фарсом, трагедией человеческой глупости и ничтожества. Соррентино вовсе не отрицает ложность общепринятых 'чудес'(ярким примером тому является кардинал), он лишь призывает оглянуться вокруг и увидеть истинные проявления чуда в жизни, главным из которых, как бы это банально не звучало, является любовь.
И именно поэтому Джузеппе Гамбарделла понимает то, чего не понял Марчелло. Он всю жизнь искал великую красоту, но стоило ему заглянуть поглубже, стало понятно, что сама по себе жизнь, с ее горестями, разочарованиями, убожеством и непредсказуемостью и есть та самая Великая Красота. И хотя Феллини заканчивает культовый фильм отсутствием катарсиса у главного героя, у Джузеппе Гамбарделло этот катарсис однозначно был. Да и у меня тоже.
Как часто можно встретить в фильме человека по своей сути похожего на тебя самого?
Любимые покидают и умирают, старый друг уезжает навсегда, а ты продолжаешь прогуливаться по улицам древнего города, отмечая вокруг детали происходящего и в разыгрываемом жизнью представлении встречаешь: 'художника' готового биться головой о стену, доказывая свою уникальность; 'милого вдовца' убитого горем от потери супруги, а спустя несколько дней беззаботно живущего с новой пассией; юношу, ум которого по малоопытности заплутал в мудрости великих романистов; повара по призванию в одеянии кардинала, а то и сцепленную паровозиком толпу 'животных', которая никуда не едет.
Дикий разгул ночи, пустые разговоры... порой удаляешься от привычной повседневности, доставая из чемодана ключи к истинному искусству, которое создавалось под влиянием 'великой красоты'. Сколь памятны те редкие мгновения, когда встречаешь её на своём балконе перед тем как она улетит на встречу восходящему солнцу стаей фламинго или на лестнице, где она озарит тебя светом своей улыбки, а затем легкими шагами снова уйдёт в ничто. Опьянённый и уставший ты ложишься в кровать, но пока не пришёл успокоительный сон в белизне потолка плещет море, как и в ту ночь на маяке, когда она к тебе прикоснулась впервые.
Вот минул ещё один день и в твой фотоальбом добавилась ещё одна фотография. Но всё это всего лишь фокус - сейчас ты есть, а спустя миг исчезнешь.
Фильм часто сравнивают со «Сладкой жизнью», и, конечно, по ряду причин это сравнение не обойти, но он интересно и само по себе, как кино о современности.
На фоне большинства картин последнего времени эта выделяется своей масштабностью, явной авторской позицией и серьезностью темы. Фильм построен не драматургически, единственная внятная сюжетная линия (отношения главного героя и дочери его старого друга) появляется ближе к середине фильма, а потом просто исчезает. Он рассчитан на несколько медитативный просмотр. Ритм картины тоже не слишком современен – длинные кадры, неторопливое движение камеры, вводящие в транс любование торжественной, но отдающей мертвенностью красотой Рима и жизнью его обитателей. Авторам удалась удивительная вещь – сделать красивое кино, но сделать так, чтоб красота нагоняла тоску и тревогу. Долго ли еще быть этой красоте? Ведь люди, населяющие этот фильм, живут потребительской жизнью, они ничего не строят, да и ни о чем не думают по-настоящему. Все знания нужны им только для того, чтобы занимать друг друга беседой.
Главный герой выделяется на общем фоне тем, что осознает это, по-своему страдает и даже ищет выход. Оттого он и вызывает симпатию, хотя он все же остается частью мира, устремленного в никуда. Для контраста даны люди, живущие иначе – его нелепый друг, который, хоть и выглядит действительно смешным, но оказывается лучшим среди всех этих людей и уезжает. Служанка – простая женщина, с искренней человеческой симпатией относящиеся к своему господину, но не унижающаяся перед ним, не смотря на разницу в социальном положении. Очень странная и неоднозначная фигура престарелой монахини, из которой сделали наживку для людей высшего света, но ей самой-то нет никакого дела до того, что происходит вокруг, она остается верной себе.
Фильм населен очень разными яркими типажами. Интересно выбран «возрастной ценз» героев – среди них практически нет молодых. Это позволяет во всей полноте показать пустоту их жизни. Женщины надевают роскошные наряды и делают инъекции ботокса, но им уже не вернуть молодость. Все они рассуждают о серьезном и высоком на своих вечеринках, но большинство из них ничего не сделали в жизни, и уже не сделает.
Авторы славно прошлись по современному искусству, сделав его своеобразным символом упадка, синонимом жизни этих людей. И, конечно, в отличие от «Сладкой жизни», в «Великой красоте» дается намек, что такая духовная пустота характерна не только для определенных кругов, но встречается везде, и вообще во многом характеризует современное общество. Об этом говорят сцены с монахинями и священниками, сцены с кардиналом в лимузине. Но от депрессивности и патетики это кино спасает юмор, ирония, исходящая от главного героя, и, как-никак, красота.
Визуальная сторона фильма очень условна, большинство кадров снято даже в некоем особом, цветном освещении. Кадры тщательно выстроены, много монументальных и торжественных планов. Всегда присутствует некоторая очаровательная странность, касающаяся, правда, и содержания фильма. Очень необычная, почти карикатурная сцена с вливанием ботокса. Странный магазин – или не магазин? - в котором героиня примеривает платье для похорон, представляющий собой большое, светлое, почти полностью пустое пространство. Удивительно красивая сцена с жирафом, который кажется каким-то потусторонним существом. И, конечно, сцена с фламинго на балконе.
Фильм не делает окончательных выводов. Он просто течет, как жизнь, и показывает нам небольшую ее часть, как будто бы даже не критикуя и не высказывая определенного мнения. А размышления о жизни появляются в процессе фильма тоже как будто бы сами собой. Это неординарное, смелое, и, конечно же, отлично сделанное кино. Не так просто замахнуться на нечто, очень напоминающее «Сладкую жизнь», и не проиграть.
Красота, смерть, декадентство, отповедь постмодернизму (в части сравнения Древнего Рима и современного акционистского искусства), сатира на богему... Наконец, ответ на вопрос, зачем нужны римейки.
Практически все критики хором сходятся на том, что Великая красота - кино неплохое, но вторичное. Прежде всего, по отношению к Сладкой жизни Федерико Феллини. Осмелюсь поспорить, что это не совсем так.
Да, мотивы остались - круг жизни, отсутствие смыслов, богема в круге... разврата и лжи. Но изменилось время, как изменились и сами герои. Вечность красоты уступила место ее сиюминутности, но неумолимость старости и смерти все равно никуда не денется. А сам фильм превращается в попытку его героев угнаться за молодостью...
Главной темой Соррентино становится тема времени (в его конфликте и единстве с человеком) и смерти (культуры, религии, тела...). Все-таки Феллини больше смотрел в настоящее и пытался увидеть в нем будущее. Герой Тони Сервилло - постаревший плейбой, обращенный к рефлексии прошлого. Марчелло у Феллини ищет смысл жизни, Джепп у Соррентино - смысл увядания и смерти. Поэтому акценты в понимании религии немного смещаются...
Потому и отличается форма подачи - Соррентино устами и поведением своего героя держит ироничную и где-то даже пародийную интонацию.
Прекрасны и отдельные сцены и колоритные персонажи. Особенно любопытен лейтмотив превращения традиций в фетиши (хороша тема с сестрой Марией - своеобразным живым трупом, поддерживающим виртуальный образ святости, уже умерщвленный - 'Я обручилась с бедностью, а о бедности не рассказывают, с нею живут', 'Я ем корни, потому что это важно') и отчуждения в искусстве (маленькая девочка, которая хочет быть ветеринаром, но каждый вечер задействует себя в искусстве, зарабатывая миллионы). Кардинал как часть богемы и кулинар и монашка, исповедующаяся у косметолога-маникюрщика.
Ещё один символ - навязчивое желание с помощью мобильных камер остановить мгновение - тоже ведь своеобразная попытка остановить не только мгновение, но время. Наконец, Элиза - женщина, любившая, но почему-то бросившая молодого Марчелло, чтобы тот, назвавшись Джепом, в наряде Майкла Джексона до старости искал Великую красоту.
Игры со смыслами, отражение эпохи пост- - главное и самое интересное, что есть в Великой красоте, но это еще и прекрасно и красиво сделанное кино. Красота в нем, как и полагается, обжигающе гламурна, псевдоэстетична, стара... Яркие, кричащие, цифровые цвета порой напоминают о диджитал-арт - своеобразном фэнтезийном переложении мифического героизма эпохи античности, с которой не то, что бы спорят, но перекликлаются оператор и художник. Возникает иллюзия живых нью (и ню) римских статуй. Разумеется, и здесь не избежать сатирических нот.
Давно так программно не была выстроена музыка. Пожалуй, лучший ее образ - струнный квартет и девушка диджей с ноутбуком, к которым ведёт открывшаяся дверь из картины помянутой выше юной художницы.
Но прежде всего, Великая красота напоминает о кино как режиссерском искусстве, в котором синтезируется театр, живопись, дизайн, архитектура, литература и создаётся иллюзия движения как основы кино.
И о главных героях... Красота - это гимн Риму, незаметному в своём величественном молчании. Джеп и сам замечает, что он не видел рядом существовавшего (добавлю от себя - подлинного), хотя живёт рядом с Колизеем. Лицом к лицу лица не увидать и никак иначе.
И Джеп, драма которого то ли в иллюзиях, принятых за любовь, то ли в бесплодных попытках найти хоть какое-то ее подобие... Из этого разочарования и отсутствия подлинности и должен был появиться еще один лейтмотив фильм - роман Флобера о ничто.
Кто любит Соррентино и видел Молодость, идите смело на Великую красоту – попадете в тот же поток. Реку человеколюбия и прощения. Вечные старики, подбивающие итоги и время от времени забывающие о своих годах… Молодежь, изумительно красивая, алчно дышащая – как бы все успеть. Сюжет крутится вокруг приключений итальянской богемы, бомонда, высшего обеспеченного слоя. Главный герой – отошедший от дел писатель, создавший в юности что-то значительное…
Предсказуемым будет упрек, брошенный ему столетней весталкой, почти святой: Почему вторую книгу не написал? Вечный вопрос… Да потому, что думал, что у него в запасе вечность… Общество развлекается концептуально и любой ценой, ищет так называемые новые формы… Но по сути это - площадное искусство и его вторичность настораживает – пробивание черепа с подложенным поролоном где-то уже было… Загадочная сцена – гадание и излечение пипеткой (?шприцом) с чудодейственным эликсиром, с сопутствующим прогнозом под под неумолчный подсчет долларовых сумм…. Да, приблизились сказочные объятия Феллини…
Герои развлекаются интеллигентными разговорами, которые равнозначно хорошо объясняют жизнь. А вот мне ближе житейское – женщина-стриптизерша с несостоявшейся судьбой. И ее обаяние, и сморщенные веки, и дивное тело, которое либо есть от природы, либо его нет… И карлица-редактор - редкая умница и, кажется, вполне счастливая… И все остальное окружение – какая смесь из сказок Феллини с неистребимой любовью к своим героям. Ну как, например, у Альмодовара, но при этом все соответствуют тому, что заложено природой и никуда не отклоняются, вздыхаешь облегченно.
Выведен кардинал – сторонник экзорцизма (посмотрела - это изгнание бесов с помощью отчитывания, есть и в христианстве). Но он во всех сценах дает только кулинарные рецепты, обнаруживая свою истинную страсть. Еще из развлечений, не упомянула, – девушка выливает на стену банки с краской, а затем все это собою растирает, зарабатывая своей небедной семье престиж и деньги… Красной нитью (для этого ли общества только) подтвержденная монашкой мысль - от рождения до смерти только бла-бла-бла и никто ничему не научается. Итак, роскошь существования сама по себе, безумство, мотовство, погоня за новыми ощущениями, с одной стороны…
И подлинные предметы истинного искусства, рядом с человеческими метаниями, шелухой и сиюминутностью. И новый свет любви… Соррентино, конечно, останется, хотя два его фильма практически про одно и то же. Потому что это - искусство…
Чем с утра до вечера занята римская аристократия, богема, духовенство? А... ничем. Просто прожигают жизнь. Они даже не в состоянии ею наслаждаться, она им осточертела. Но они за неё судорожно, из последних сил, цепляются...
...Подобные вопросы лет шестьдесят назад ставили в своих картинах и Великие Бунюэль, и Феллини, и Антониони... Что произошло за это время? А в общем-то ничего... Разве что римская элита стала ещё больше скучать. И ещё больше прожигать. Хотя, порой, кажется, что больше просто некуда.
Главный герой Джеп Гамбарделла, которого талантливо сыграл Тони Сервилло - журналист. Сорок лет назад он написал книгу. Одну. И его считают маститым писателем. Он, как и все прочие здесь персонажи - тусовщик. Правда, тонко чувствующий и философствующий. И такими качествами наделены далеко не все герои ленты Соррентино.
Да, герои... Они все здесь, словно на подбор. Эксцентричная актриса, которая готова давать интервью лишь вызубренными наизусть штампами. Но простейший вопрос её напрочь выбивает из колеи. А милый-премилый кардинал. Ему пророчат место Папы. Тоже заядлый тусовщик. Он буквально поворачивается спиной к собеседнику, когда речь заходит о духовности, но зато готов без умолку болтать о кулинарных рецептах.
Аристократы напрокат. Тоже изюминка Вечного города. 250 евро за вечер плюс аренда машины - и организатор вечеринки получает для антуража пожилую пару. То ли обедневшие аристократы, то ли самозванцы, шут их разберёт. Они 'работают' как граф и графиня Колонна из Реждио.
Композиция кадра, игра света и тени - важнейшие элементы картины Паоло Соррентино. Это особо запоминается.
'Великая красота' очень виртуозно и тонко развивает тему La Dolce Vita. И, так же, как и шедевр Феллини, оставляет в зрителе состояние неоконченного диалога.
Фильм можно цитировать до бесконечности. Но память выхватывает одну фразу, может быть, самую ключевую, произнесённую главным героем: 'Паровозики на наших вечеринках - лучшие в Риме. Они лучшие, потому что никуда не едут...'
Правильно, здесь никто никуда не едет, никто не спешит, никто ничего не делает... Праздность и величие Вечного города. Безмятежный вид Тибра под умиротворяющую музыку в финале. Послевкусие расслабляет...
Вы когда-нибудь мечтали, чтобы картины великих художников ожили? Чтобы все искусства - будь то скульптура, живопись, опера, поэзия или перформанс - слились воедино? Когда-нибудь ваша душа замирала оттого, что летний вечер прорастал в вас красотой?
Если да, то 'Великая красота' Паоло Соррентино — для вас. Мировое кино давно не знало произведения такого масштаба. Здесь очень органично переплелись ядовитый гротеск, утонченный эстетизм и глубина философских размышлений о человеческом существовании.
Это слоеный постмодернистский пирог, в котором слились воедино аллюзии на Феллини, Фицджеральда, Пруста, Антониони... Это поэма, симфония, обращенные в кинематограф - в ее узорчатом потоке море можно увидеть на потолке, а стоящий посреди ночного Рима жираф откроет возможность чуда.
Сладкая жизнь, роскошные вечеринки и одни из самых красивых пейзажей на планете? Казалось бы, что еще нужно для счастья? Но 'Великая красота' — это фильм о том, что от печали существования не обежать. Что бытие человека — здесь, на земле, в отмеренной двумя датами жизни, наполнено горечью. Да, есть красота. Но за нею всегда лежит печаль. И как бы человечество не бежало от правды, пропадая неделями на работе, вкалывая себе ботексы, прожигая жизнь на вечеринках, ему никогда не убежать от той правды, что все мы одиноки. Что, быть может, теряем самых дорогих людей, с которыми могли бы быть счастливы. Что и во дворцам люди страдают от невозможности подлинной коммуникации, от обедов в безмолвии роскошных комнат. Что сегодня мальчик и юноша завтра обратится в старика. Что мир - роскошный, переполненный красотой - равнодушен к нам, как равнодушно жаркое итальянское лето к происходящему. Что жизнь всегда остается прежней. Сколько жизней промелькнуло, сколько эпох завершилось. А Колизей стоит. И будет стоять вечно. И из поколения поколения жизнь будет такой же — с бегством от печали, одиночеством, неустроенностью, неудачами.
Но как спасение — воспоминание. Там, в вуалях памяти, где-то есть вечер или ночь на маяке и давно потерянный образ. Самый важный образ. И чей-то силуэт уплывает от нас, пока мы смотрим на воду фешенебельного бассейна — быть может, силуэт самого дорого человека. Там, в памяти, можно найти пристанище. И в красоте. И в творчестве.
Этот фильм называют сатирическим. Не знаю. Гротеск здесь есть, юмор есть, издевка над ботексами и прожиганием жизни. Но фильм — один из самых поэтичных, которые я когда-то видел. Его оценят, в первую очередь, люди искусства — те, кому посчастливилось родиться с душой художника. Я могу пересматривать 'Великую красоту' бесконечно. И каждый раз этот фильм медленно, но верно ведет к катарсису. И после него мир обрушивается на тебя волнами своей красоты и наступает просветление.
В голове роется очень много мыслей по поводу этого шедевра Соррентино. В нем очень много метафор и символов, которые стоило бы проанализировать. Но я не хочу этого делать. Я не люблю анализировать вещи, за которыми стоит поэзия. Это ее убьет, самую хрупкую вещь на свете. Более хрупкую, чем красота. Более хрупкую, чем наше существование. Квинтэссенцию невыносимой хрупкости бытия.
Смотрите 'Великую красоту'. Это один из самых значительных фильмов последних лет, включенный кинокритиками и режиссерами в списки самых-самых. Он обречен стать классикой XXI века и войти в учебники по истории кино.
Помните только, что этот фильм — для созерцания. Он сродни походу в музей, а не в кинотеатр. Это даже не фильм, а синтетическое произведение искусство.
И последнее. Если вы все-таки способны разглядеть море на потолке своей комнаты, значит для вас не все потеряно. Значит вы, несмотря ни на что, счастливы.
На любом фото, в любом кадре, в любое время года и при любых обстоятельствах Рим видится городом богов. Каждый уголок этого волшебного места словно дышит тысячелетней славой, каждый предмет, подобно крестражу, кажется сосредоточением вселенской мудрости. Толпы туристов со всех уголков планеты ежедневно пробуют на прочность столицу Италии, тщетно силясь разгадать загадку её очарования и превращая её в новый Вавилон: многоголосый, многоликий, многозначительный.
Каким же видится людям Вечный Город? Для кого-то он древний, как католические монастыри. Камера неторопливо скользит по семи холмам, окидывая всевидящим оком бесчисленные piazza e palazzo, strade e cattedrale. Музыка, застывшая в веках, прорывается сквозь мощные стены, создавая удивительную симфонию, рассказывающую внимательному слушателю славную историю Рима. Заливистый органный хорал покрывает окрестности глубокомысленным звучанием, которое жаль прервать лишним вздохом. Римские улочки и переулки настолько преданно хранят дух старого города, что нетрудно поверить, что из-за очередного поворота в следующий миг вынырнет колесница цезаря.
И вот на рассвете очередной путешественник, не в силах выдержать торжественное величие Рима, падает в обморок, в полной мере испытав сладостно-губительное действие синдрома Стендаля. А ближайшей ночью столичная элита (и все, кто к ней себе причисляет) соберётся на очередное бессмысленное времяпрепровождение под названием «светская тусовка». Озорной клиповый монтаж безжалостно освещает омерзительный паноптикум, где под бодрую “Far l’Amore” конвульсивно подрагивают десятки пёстро разодетых тел. Всё смешалось в этом королевстве гедонизма: претенциозные модельки, кардиналы-карьеристы, напыщенные графоманы, бездарные сценаристы, аристократы напрокат. Как из рога изобилия, сыпется кокаин, фонтаном льются разноцветные коктейли, и под сенью похоти всё “высшее общество” разом словно предвкушает услышать очередной трек ди-джея Сатаны.
Не боясь обвинений в эпигонстве Феллини, молодой итальянский режиссёр Паоло Соррентино с нескрываемым удовольствием закатывает рукава и натягивает резиновые перчатки, готовясь препарировать современную dolce vita. Её олицетворением вполне можно считать Джепа Гамбарделлу – персонажа, ставшего на данный момент венцом карьеры известного итальянского актёра и режиссёра Тони Сервилло. Стареющий писатель-плэйбой Джеп регулярно посещает вечеринки, воочию наблюдая падение нравов апеннинской элиты. Устами своего протагониста режиссёр старательно упражняется в искусстве (само)иронии, занимая единственно верную позицию для человека, который достаточно мудр для того, чтобы замечать тотальную деградацию, но слишком апатичен для попытки оторваться от повседневности и вознестись к богам.
Когда-то в юности Джеп променял разухабистый Неаполь на лощёный Рим и вскоре опубликовал свой дебютный роман, который принёс ему славу и позволил пожизненно почивать на лаврах. В каком-то роде это характеристика жизненного пути всех приятелей и знакомых Джепа. На первый взгляд, трудно назвать неудавшейся жизнь, полную скромных буржуазных радостей вроде роскошных апартаментов с видом на Колизей либо необременительной службы колумнистом в модном журнале, что с успехом позволяет совмещать работу и отдых в самых изысканных увеселительных заведениях столицы. Тем не менее, Джеп склонен к рефлексии и регулярно задумывается над итогами своей жизни, которая неумолимо близится к финалу.
За иронией Паоло Соррентино легко различима грусть от вырождения некогда великой нации. Рождённое богемой 1950-ых поколение беззастенчиво растратило самый ценный человеческий дар на бессмысленные упражнения в словоблудии и игру в политическую активность, в результате чего сегодняшняя Италия «вряд ли может что-либо предложить миру кроме пиццы и моды». В напрасной попытке обмануть старость и избежать свидания с правдой, незадачливые наследники Леонардо, Рафаэля и Микеланджело отчаянно цепляются за любой шанс вроде уколов ботокса, пытаясь убедить друг друга, что их жизнь не столь убога духовно. Однако те из них, кому хватает ума и смелости осознать собственную никчёмность перед титанами Возрождения, с лёгкостью обращают в пыль эти робкие попытки оправдаться перед самими собой. От себя не убежишь, в пятьдесят уж надо знать.
Пожалуй, великовозрастные герои Соррентино заслуживают сочувствия. Бесспорно, они надменны и чванливы, лицемерны и бессердечны. Но отчего-то трудно испытать к ним презрение, ведь в этих впадающих глазах и трясущихся руках, лихорадочно отталкивающих от себя смерть, отчётливо видно наше собственное отражение, пусть и отделённое от этих угасающих личностей полувековой толщей. В эпоху ремейков и повальных самоповторов единственная отдушина в жизни стареющих селебрити – сохранение собственного достоинства, пусть под этим понимается всего лишь справедливое пресекание попытки особо кичливого субъекта вознестись над своими сородичами благодаря мнимым достижениям, которые на поверку оказываются иллюзией. Фильм брызжет хлёсткими афоризмами, но в плане самобичевания особо удалась сцена на веранде, во время которой Джеп с хладнокровной усталостью уничтожает героиню Галатеи Ранци, слишком много о себе возомнившую.
Хуже всего то, что современное искусство существует по принципу «Я художник, я так вижу». В результате наследники прожигающих остатки жизни полутрупов выглядят так же демонически, даром что сами только вступают в пору активного созидания. Одни в буквальном смысле упираются в стену во время вдохновлённого космической энергией перфоманса, другие, вымазав себя краской, упоённо приносят жертвы Танатосу. Взрослые с юных лет приучают детей, что суть успеха не в том, чтобы создать шедевр, а в том, чтобы выгоднее продать своё произведение, пусть и откровенную халтуру. Впрочем, виноваты ли эти несчастные, что им не повезло быть современниками флорентийских мастеров, а угораздило появиться на свет в эпоху, когда даже паломническая поездка причисленной к лику святых монахини проходит с размахом, достойным международных гастролей очередной поп-звезды?
На самом деле, кто сказал, что бывшая любовница лидера социалистической партии (видимо, благодаря именно этому пикантному факту тиснувшая в партийном издательстве десяток книжек о гражданской сознательности), а ныне респектабельная телеведущая важнее молодящейся стриптизёрши? Только отбросив подобные предрассудки, можно познать великую красоту момента. А пока звучит pan-pan-pan-americano, самое время погрузиться на дно своей памяти, чтобы вновь восхититься гармонией античных прелестей, совершенный ансамбль которых всегда готов сразить впечатлительного наблюдателя. Кто-то познал мимолётную красотищу, впервые увидев обнажённую грудь любимой девушки, кто-то ощутил восторг от единения с природой, нырнув в Средиземное море. Самые смелые решительно шагнут вперёд, чтобы встретиться лицом к лицу с истиной – самым строгим судьёй, который безапелляционно вынесет приговор нашей жизни, определив, что в ней бесценный оригинал, а что – грошовая имитация.
Как бы там ни было, импозантный Джеп Гамбарделла – пример того, что можно оставаться интеллектуалом, явным или мнимым, даже вращаясь в дориангрейском обществе, каждый член которого похож на ожившего экспоната мадам Тюссо. Пока глянцевая публика заполняет внутреннюю пустоту потоками джина и спермы, всегда есть шанс попробовать приобщиться к гениям минувших времён, рискнув оставить после себя что-нибудь значимое. Вероятно, о том же мечтает и Паоло Соррентино. Но вдруг это всего лишь самообман и травестийное шоу продолжается?
В самом начале фильма, мне хотелось выключить и забыть. Почему? Потому что слишком много пустоты в этих искусственных представлениях. Но внутренний смысл подсказывал досмотреть хотя бы до середины. Фильм по большему счету философский и все в нем не ново. Смотря на обстоятельства жизни Джепа, наверняка каждый найдет свое, а кто-то увидит и свою собственную жизнь. Мне напомнило фильмы Феллини, даже хотя бы взять 'Сладкую жизнь'. Но там все остается не тронутым.
Джеп как и другие его друзья прожигает жизнь в постоянных беседах, ходит с вечеринки на вечеринку. Он осознает что все это совершенно ни то чего бы ему хотелось. Личная жизнь у него тоже не ладится. Исчезнуть из этого мира он не может, мешает эгоизм и здравая точка зрения. Вообще, он человек достаточно эгоистичный чтобы подумать о других. Все о чем он может рассуждать это деньги и удовольствия. А разве человек в наше время ни такой? Легкая жизнь затуманивает сознание. Святая Мария скорее противоположная сторона. Она старалась помогать и совершать добрые поступки. Какие поступки, мы не узнаем и были ли вообще такие в фильме не показано. Может быть это тоже бла-бла.
Ее словами:
- Я ем только корни потому что это важно. Она выживает - на этом весь смысл заканчивается.
Каждый герой в фильме почти не отличается от другого. Переживания, размышления - это все настолько идентично, что хочется поскорее уйти из этого общества. Их понятие красоты не имеет ничего общего с той действительностью в которой они живут. Они погрязают во лжи, деньгах и празднестве. Они не верят в свои чувства, не верят в чувства других. Это слишком правдоподобно для нашего общества.
- Посмотри на них, люди это те же самые животные.
Себя наверно он животным не считает. Среди друзей Джепа есть люди искусства. Ответить на вопросы о своем существовании здраво они не могут. Талия Концепт одна из тех, которая наиболее открыто показывает смысл общества ударяясь о стену и это тоже бутафория. Она рассказывает о неких вибрациях и это все что она может сказать по поводу искусства, хотя просит Джепа спросить ее о личных отношениях, которые как ей кажется интереснее. Все обесценивается, никто из них не понимает жизни.
2013 год в кинематографе ознаменовался появлением сразу двух шедевров – «Жизни Адель» Абделатифа Кешиша и «Великой красоты» Паоло Соррентино. Очная схватка на Каннском фестивале закончилась в пользу «Жизни Адель», а «Оскара», правда, в отсутствии конкурента, забрала уже «Великая красота». На фестивале картину встретили достаточно прохладно и по достоинству оценили несколько позже.
Сам Соррентино признавался, что фильм навеян «Сладкой жизнью» и другими работами великих итальянцев. Это фильм–память, фильм–дань уважения, фильм–ностальгия по великому итальянскому кинематографу 50-70-х годов ХХ века.
«Великая красота» переносит события в современный Рим. Это, по-прежнему, вечный город, центр итальянской богемы, царство порока и греха. Главный герой, Джеп Гамбарделла, воплощенный альтер эго режиссера итальянским актером Тони Сервилло, как когда-то Марчелло Мастроянни, ставший альтер эго Феллини после «Сладкой жизни». Подобных пересечений здесь будет множество. Джепу 65 лет, он автор бестселлера сорокалетней давности «Человеческий аппарат», ставшего единственной пробой пера, а на настоящий момент он числится журналистом и интервьюирует знаменитостей. Он предстает перед зрителем светским львом, что подразумевает немалую долю цинизма, но зритель чувствует, что перед ним тонко чувствующий красоту и мимолетность бытия седовласый джентльмен, а все остальное составляет лишь публичную маску.
Картина неслучайно начинается с экскурсии по Риму. «Великая красота» - экскурсия по миру аристократов, тусовщиков, красивых мест, гламурных персонажей и неудачников. В памяти всплывает сцена, где Джеп ночью показывает своей подруге роскошные римские дворцы, сохранившиеся, подобно Колизею, напротив которого живет Джеп, с незапямятных времен, пережившие несколько эпох, ставшие свидетелями многих событий, а современное искусство, над которым подтрунивает Соррентино, и вовсе не искусство. Оно не интересно, потому что мимолетно, как и сама жизнь. Именно поэтому перформанс с разбитой в кровь головой «художницы» представляет собой скорее забавное представление, чем то, что преодолеет самое тяжелое испытание – испытание временем.
Серьезное отношение к самому себе, как и к жизни, сладка она или горька, вызывает у главного героя точно такую же усмешку как и перформанс у зрителей. Джеп, как и Флобер, хочет написать роман ни о чем, потому что сама жизнь – только ограниченное по времени созерцание в поисках красоты, которая вечна. В этом смысле фильм – это и есть роман Джепа, потому что как такового сюжета в «Великой красоте» нет, как не было его и у Феллини. Портрет современной богемы по Соррентино – это пустота, подобно той, что окружает главного героя во время его ночных прогулок по Риму. Не случайно выбран Рим как место сумерек цивилизации, где потерпела крах античная культура, а ныне остались только скопления гротескных персонажей. Место, где любовь, творчество, вера в Бога – все осталось в прошлом, все стало экспонатом, а сама жизнь превратилась в музей.
Помимо всего, у Джепа есть друзья, но они ничем не отличаются от него самого: один друг уже много лет редактирует Габриеле д’Аннунцио, потому что больше всего боится начать писать что-то свое, а подруга-писательница пишет один роман за другим, особо не задумываясь о художественной ценности своих произведений, равно как и о своем месте в мире литературы, а выпускает книги просто потому что ее публикуют. Сам Гамбарделла при этом выражает идею автора о том, что ничего нового современная культура создать просто не в состоянии, она буквально утонула в величии памятников прошлых веков и боится выплыть обратно на поверхность.
«Великая красота» насквозь пронизана божественным. Сама красота здесь сродни божественному откровению, кроме того, новый смысловой пласт придает картине появление 104-летней святой Марии. Она воплощает религиозную древность и многовековую мудрость. «Знаете, почему я питаюсь только кореньями? Потому что корни важны!», - говорит она, с ней согласен и режиссер, который тоже верен своим корням. На встречи с ней собирается весь цвет Рима, но она не желает с ними разговаривать, а принимает только Джепа, потому что его роман ей когда-то понравился. Будто ожившая мумия, на которой лице нет ни одного места, докуда не добрались морщины, она представляет собой искупление всех человеческих грехов, когда поднимается на коленях по 28 ступеням Святой лестницы Лютеранского дворца, ведущей в небо, к Богу. Любопытно, что герои «Сладкой жизни» тоже когда-то поднимались по лестнице, ведущей к небесному, приближающей к искуплению грехов и установлению мира в душе. Герои «Великой красоты» уже не в состоянии самостоятельно взойти на путь очищения, поэтому за них это делает Мария. Мотив праведничества – пожалуй, самое важное приобретение Соррентино.
Женщины для Джепа – это скорее прошлое, чем настоящее и тем более будущее. Девушка из юности, оставшаяся для него чистым светлым воспоминанием, предметом великой красоты, которую он искал на протяжении всей своей жизни – это фактически Паола из «Сладкой жизни», чистоту, юность и красоту которой не испортили ни неумолимое время, ни переменчивая жизнь. Она запечатлена в памяти Джепа навечно, ее он искал, но так и не нашел, однако ее образ всегда с ним. Стриптизерша Рамона, дочь старого друга, главный секрет которой заключается в том, что она тратит все свои деньги на свое тело, скорее разочаровывает героя этим откровением, потому что телесное для него уже не играет такой роли как раньше. Он сам признается в этом своему другу: «В моем возрасте одной красоты уже недостаточно». Начальница Джепа карлица Дадина испытывает к нему глубокую женскую симпатию помимо дружеских и теплых человеческих чувств. Ей действительно искренне жаль, что такой талантливый и интеллектуально развитый человек никем не стал и попусту растратил весь свой потенциал. Все женщины, которые были в жизни Джепа, чем-то не устраивали его, равно как и Марчелло, поэтому он оказался одиноким журналистом-неудачником, в жизни которого есть только воспоминание о безвозвратно ушедших годах и обо всем том, чему уже не суждено сбыться.
«Сладкая жизнь» передает яркую светскую жизнь прекрасных и молодых героев, а «Великая красота» о людях, которые увядают (всем героям не меньше сорока), но пытаются задержать дыхание молодости, мгновение, которое уже давно прошло. А Рим представляется местом, которое переполнено красотой настолько, что уже устало от нее, равнодушным к своим обитателям и к их мимолетным проблемам, потому что совсем скоро на их смену придут другие герои, с ними придут другие проблемы, а Рим каким был, таким и останется. В «Великой красоте», как и в «Сладкой жизни», мимолетность жизни разворачивается на фоне роскошных декораций вечного Рима – таким образом, создается подлинный образ красоты, которая, согласно Альберу Камю, представляет собой вечность, длящуюся мгновение.
