Посмотрел фильм впервые только в 2011 г. по каналу «Культура». Знаю, разумеется, об обстоятельствах его выхода в СССР, влиянии на общественную жизнь, тех сложностей, которые испытали как с созданием фильма, так и с его выпуском на экран – все это в сторону и по существу.
Со времен 'Покаяния' вышло много более жестких фильмов на схожую тему, так что смотреть его было совсем не тяжело, а весьма занимательно.
На мой взгляд, при больших художественных достоинствах фильма в нем имеется существенная нестыковка: сюрреалистическая фарсовая комедия о постсталинизме на примере грузинской семьи неорганично сочетается с драмой-притчей о гибели Сандро и его семье. Два фильма объединены в одном, при том, что фарсовое смеховое начало в истории о семье сына Валаама, которого раскапывает дочь одной из жертв неуместно в части фильма про Сандро и Михаила и проч. Собственно, смесь сатиры и сюрреализма в истории про фашизм была уже продемонстрирована Вертмюллер в «Паскуалино» - ну как смеяться, если в сатиру на «маленького человека», плута и прохиндея включены сцены, когда человек в дерьме тонет или в концлагере расстреливают.
Сама по себе «современная» часть фильма превосходна – чувствуется, что автор смотрел и Бунюэля и Сауру и еще кое-кого: судья с кубиком Рубика, ленивые службисты, даже голые сиськи жены персонажа – все работает на общую идею. Неосталинизм в дряхлеющем бездуховном позднесоветском грузинском обществе высмеян изобретательно. Все как один в отзывах о 'Покаянии' редуцируют карнавальное, освобождающее начало фильма, смешного в котором, право, больше.
Часть истории про Сандро – со знаменитой сценой с бревнами, встречей с Михаилом у рояля – трагическая, выполненная в притчевой манере, не согласующейся с фарсовой частью «Покаяния». Из этой части вылез и финал со старушкой и ее фразой относительно дороги к храму – опять–таки неуместная патетика в жанре фарса. Это как если бы в финале «Большой жратвы» подошла старушка и объяснила бы зрителям, что мужики работать не хотят, или у них нет будущего – вот они и обжираются до смерти (или – на манер лисички из «Антихриста»: «Будущее – это женщина»).
Сцены похорон, явления Валаама в дом Сандро, выступления с речью Валаама под водой, исповеди сына Валаама (с рыбой) – совершенно гениальны и дают представление о том, каким шедевром мог бы стать фильм, будь Абуладзе точнее с организацией материала.
'Покаяние' самый обласканный фильм Абуладзе. Но, если сравнивать 'Покаяние' с предыдущими фильмами режиссёра: 'Мольбой' и 'Древом желания', то на их фоне 'Покаяние' выглядит откровенно халтурно. В нём Абуладзе не смог достичь, ни поэтической выразительности, ни глубины философской проблематики, ни интеллектуального уровня присутствующего в 'Мольбе' и 'Древе желания'. Многие образы созданные Абуладзе в 'Покаянии' выглядят не органично, кажутся суетливыми и нелепыми, скорее всего, режиссер намеренно пошёл на упрощение содержания для вовлечения наибольшего числа зрителей. Хотя смысл режиссерского послания понятен, и он чудесным образом совпадает с политической конъюнктурой сложившейся на то время. Абуладзе вкладывает в фильм идеологические штампы, притом довольно не свежие, использовавшиеся для критики советской действительности ещё Гебельсом и Хрущевым, и которые до сих пор активно используются для очернения советского прошлого. Это наводит на мысль, что Абуладзе выполнял политический заказ - нанести удар по советской идеологии.
НО.
Ведь фильм запрещался. По легенде его пытался запретить сам Шеварнадзе, который был тесно связан с КГБ, и только 'апологет' чистого искусства Эдем Климов смог пробить его на экран. Версия довольно наивная - чтоб в неё верить. Любая нормальная власть защищает свою идеологию: можно вспомнить судьбы борцов с системой Дэвида Кроули, Далтона Трамбо, травлю Бунюэля, и даже если бы мозги Абуладзе пришлось оттирать от асфальта на центральной площади, это была бы нормальная реакция политической системы на попытки её подрыва, и вряд ли, вызвало бы много вопросов. То есть, без лобби во властных структурах Абуладзе не только бы не смог бы выпустить фильм на экран, но и просто снять, тем более, там явно была видна инсинуация на советскую власть, а тут ещё премию дали на Всесоюзном фестивале и Нику. Если учесть, что сам запрещающий Шеварнадзе, являлся активным сторонником перестройки, и в последствии одним из её главных бенефициаров. Поэтому, запрет властных структур был номинальный, и являлся маркетинговым ходом, нужным для того что бы подогреть интерес к фильму, вызвав соответствующий резонанс - подсунув наибольшему числу людей вредоносные для советского строя идеологемы.
КАКИЕ.
Тут играет самая заезженная пластинка: обличение 'культа личности' - в образе диктатора Варлама Аравидзе отчётливо виден Сталин. Его фигура рисуется грозным махровым тираном - жестоким и злым, а период его правления предстаёт кровавой тоталитарщиной. Уже сейчас, когда потихоньку начал подыматься ветер истории: такая трактовка личности Сталина и его эпохи видится откровенным не пониманием реальных исторических процессов. О роли Сталина в 20 веке, можно судить по результату - взяв отсталую аграрную страну, после первой мировой и гражданской войны, где 80 процентов были безграмотные крестьяне, имея экономическую блокаду, - эту страну он сделал индустриально развитой сверхдержавой, попутно выиграв самую большую войну в истории человечества. Путь, который западные страны прошли за столетия, СССР в период правления Сталина прошёл за 30 лет.
Обычно рядом с 'культом личности' соседствуют репрессии. Популярная тема идеологических спекуляций и сейчас. Хотя работы историков (например: Жуков, Земской, Некрасов, Пыхалов) на этой теме поставили точку. Никаких репрессий в том значении которое придаётся в фильме Абуладзе не было: была естественная работа пенитенциарной системы в сложный исторический период, и большинство осужденных были осуждены правомерно, а не как выставляется - одни невиновные. Невиновные то же были, но они были в относительно небольшом числе, и являлись недостатком работы, а не её сутью. Кстати, первые реабилитации невинно осужденных прошли в 1937-1938 году, ещё при Сталине. Любопытно сопоставить такие цифры: сегодня в США находится людей в заключении больше чем единовременно во всех советских лагерях. Процент оправдательных приговоров в сталинские времена был около 10 процентов, в современной Российской Федерации он 0.36
Конечно, какой-нибудь Роман Романович может потребовать реквестировать в тред Сванидзе, Познера, дух покойного Ветрова-Солженицына и все общество 'Мемориал'. Но, учитывая какой бред несут эти люди, тут нужно вызывать санитаров...
Ещё одна идеологическая фишка: уравнивание фашизма и сталинского периода. Фашизм есть определённая стадия развитие капиталистического общества, а коммунизм, особенно сталинского образца есть отрицание капитализма. То есть, эти системы противоположны друг другу, и их уравнивание представляет грубую политологическую ошибку.
Довольно несуразно, Абуладзе делает акцент в фильме, на необходимости возвращения религии, критикуя советский атеизм. Что такое религия - это феодальная идеология, притом довольно дремучая. Вполне логично, что в эпоху построения индустриального общества была выработана своя идеология, в данном случае коммунистическая. В эпоху технического развития, по одному меткому выражению: верить в бога, то же самое, что пытаться на телеге взлететь в космос. Притом, именно советский коммунизм, отрицая религию, тем не менее впитал в себя православную мораль, которая откинув сказочные оковы Моисеев и непорочных зачатий, стала этикой коммуниста.
Прошёлся Абуладзе по отношениям власти и художника, дескать при диктаторах они очень притеснялись. Тут можно посмотреть на количество советских премий и наград самого Абуладзе, да и в материальном плане он далеко не нищенствовал. Можно посмотреть на лауреатов Сталинских и Ленинских премий, в тот же сталинский период правления, и на их размеры. Например во времена Сталина произошел небывалый рассвет литературы, искусства, и того же кино: Довженко, Эйзенштейн, Эрмлер, Пудовкин, Барнет и т.д. Если всех притесняли, откуда же они взялись? Не помешает для наглядности посмотреть на современные реалии, когда провозглашается полная свобода самовыражения, а по итогу: дешёвые проститутки и кабацкие шуты возводятся в ранг поп-звезд, всякие дебилы прибивающие половые органы на площади, или дающие их там же потрогать всем желающим считаются искусством - перформансом, протестом против какой-нибудь галиматьи.
ЭТОТ
Откровенно художественно слабый фильм получил много наград, в том числе международных. Секрет здесь прост: многие кинофестивали и так называемые международные премии часто выступают инструментом идеологического влияния. И на премии, очень часто выдвигаются как и получают, не за художественную ценность, а за идеологическую составляющую. Можно посмотреть что в большинстве случаев западные международные премии советским деятелям давали именно за осуждение советской системы, так осталось до сих пор например: только за поддержку западной идеологии международное признание получили довольно средние режиссёры: Сокуров, Звягинцев, Лозница. Сигарев и т. д
ЕЩЁ
Абуладзе, на основе отснятого им в фильме политологического и исторического вздора призывает покаяться за Сталинский период. Это конечно не красит его ни как человека, ни как режиссёра...
ВЕДЬ
Явное обслуживание политических интересов в ущерб художественным - дело довольно гнусное. Как и участие в постыдном процессе перестройки, ведь 'Покаяние' достигло своей цели, нанеся удар по советской идеологии.
Можно наложить арест на произведение искусства, но нельзя уничтожить искусство. Можно попытаться уничтожить интеллигенцию, но нельзя извести интеллигентность, тягу к прекрасному, справедливости, истине…
Художественная лента «Покаяние» служит подтверждением магической силы Искусства, которое, коснувшись одного из самых мрачных эпизодов в истории человечества, традиционно бывшем предметом анализа историков, политологов, социологов и психологов, может и без всяких цифр потрясти зрителя.
Да и причем тут цифры, когда преступления против собственного народа, уничтожение одного лишь «индивида» пусть даже во имя будущего (сомнительного будущего) Родины, во все времена считалось величайшим грехом, карающимся страшным проклятием – запретом предавать земле.
Каким бы выдающимся ни был деятель при жизни, если «уважение» к нему покоится на страхе, он после смерти – ничто, его перестают помнить сразу, как только умоют руки после похорон. Малейшее напоминание о нем, скажем, портрет, ревниво и сладострастно поглядывающий на супружеское ложе сына, безжалостно забрасывается за шкаф в самое пыленедосягаемое место легким движение полуобнаженной руки символически одетой невестки, без ложного ханжества спешащей к мужу с тем, чтобы, разделив постель, облегчить его горе.
Смерть обожествляемого тирана всегда желанна. Наверно, поэтому один из соболезнующих, забыв о долге и траурном этикете: «Всего я ожидал от Варлама, но только не этого. Я не поверил и никогда этому не поверю!» И, как бы не желая разочаровываться в собственном неверии, проходит мимо гроба, даже не взглянув на его содержимое.
Другой, напротив, принося соболезнования с соблюдением всех приличий, почти незаметно (очень интеллигентно!) кладет в карман сыну усопшего конверт приятной пухлости со «вспомоществованием», в котором тот вряд ли нуждается.
Третий льстиво интересуется, почему покойного не хоронят в Пантеоне.
«Предводитель» интеллигенции позволяет себе появляться в обществе и даже возле гроба в жилетке. Читая эпитафию, явно написанную референтом, он не в силах оторвать глаза от бумажки, но, тем не менее, коверкает текст и не замечает всем известную цитату…
В данной картине важно было показать не только цель, но и результат варварской акции 37-го года, возможно, непредусмотренным следствием которой явилось не просто вырождение интеллигенции, но трансформация народа в население, поскольку уничтожение людей по сути своей и есть деперсонификация общества.
Но продолжения такому обществу, по замыслу авторов, похоже, не будет. У Кетеван нет детей, а сын Авеля со свойственным юноше максимализмом обрывает «линию» Аравидзе. Между прочим, и самоубийство считалось большим грехом, и христианская церковь, предусмотрительно упраздненная дедом (Варламом) – установителем «нового порядка», внешности которого придано много общего с известным штурмовиком из мюнхенских погребов, запрещала их хоронить.
Кажется, у Фейхтвангера: «Нужно уметь превращаться то в бога, то в свинью, но в обоих случаях оставаться очаровательным». Варлам вежлив, обходителен с дамой, разбирается в искусстве, да так, что лучшие произведения репрессированных художников реквизирует для своего кабинета. Он обладает сильным голосом, хорошими вокальными данными, прекрасными ораторскими способностями. Каждый взмах руки, сопровождающий его программную речь, вкупе с формой усов напоминает что-то зловещее, без лишних слов красноречиво призывающее в поход против людей: Nach menschen! Вот только пенсне… . Это знакомое бликующее на солнце пенсне.
Этот бездонный источник словоизлияния, которым цена с мыльные пузыри, синхронно с речью производимые ребенком с балкона на головы ни в чем не повинных добропорядочных граждан, бессмысленно останавливать, как невозможно заткнуть фонтан бьющей под напором воды, ну, разве что броситься на него как на дзот, прикрыв своей грудью. Не к этому ли призывает речь новоиспеченного лидера: не умением, так числом. Поди жалко, вон нас сколько, на всех и дзотов-то не хватит.
Дочь известного художника становится преуспевающей кухаркой: она создаёт талантливые «произведения искусства» в виде тортов на «общественных» началах: в неравном альянсе с каким-то чудаковатым сластёной, восседающим дома в рабочее время в странно знакомом френче настораживающего покроя, смехотворно оберегающем кровью запятнанную суть революционного пуританизма.
Вынос тела производится, как известно, строго по неписаным правилам: три поворота на 3600 вокруг вертикальной оси, проходящей через геометрический центр гроба, приходящийся где-то ближе к области пупка покойника; затем – поступательное движение к дверям, обязательное троекратное постукивание «ногами» (не «головой») о дверь (сим-сим, откройся!) и – путь в рай открыт. Только вот не всегда эту дверь удается отыскать. И носятся тогда безуспешно четверо самых близких и дорогих с телом Варламовым в дубовом гробу по замкнутому пространству в поисках выхода…
Не так хоронил свои жертвы Варлам. Охранка изощрялась в пытках, и было в этом «творчестве» и его «муках» что-то от экстаза первобытного человека, какое-то оргазматическое наслаждение - не в честь богов плодородия или в ознаменование зачатия и созидания (вот парадокс!) – по поводу уничтожения, уничтожения людей во имя какой-то сумасбродной (если хотите, «безумной») идеи, которую потомки ни оценить, ни понять не в силах, но, странное дело, пытаются оправдать факт геноцида («Такое было время, видимо, так надо было»!).
«Ни одно существо не предназначено для счастья, но живое, поскольку оно живет, предназначено к жизни» (Л.Фейербах).
Варлам нарушил эту заповедь и вырыт из земли собственным сыном.
Каинова тень пала на Авеля. Жуткие, непередаваемые стенания и проклятия вырываются у обезумевшего отца (и сына), единого в двух лицах, но лишенного проницательности Святого духа. И Он был когда-то выкорчеван из сознания людей во имя Истины, но не был трансплантирован в их души во имя Добра.
Прозрел Авель и обрел Истину эту, но слишком дорогой ценой.
«Если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины… вся истина не стоит такой цены» (Ф.Достоевский).
Дорого заплатит и всё «аравидзевское» общество за прозрение. Между прочим, «аравидзе» в переводе означает «никчемный»! При желании к «прозрению» можно отнести и смену приоритетов в таком печальном ритуале, как предание земле: Варлама она не принимает, а самоубийцу приняла. (Символично, хотя и прискорбно, но с этим фильмом связана реальная гибель молодого человека, не прошедшего пробы на роль сына Авеля, погибающего в фильме…)
Означает ли протест мальчика скептицизм авторов фильма в отношении возрождения интеллигенции?
Но если такие картины «зажигают», значит, она ещё существует, живет и, хотелось бы надеяться, будет иметь достойное продолжение.
Надежда никогда не покидала людей. Не покидала тех, превращенных в «щепки» и посылавших «на авось» весточки своим родным на брёвнах; не покидала этих, временно уцелевших, чуть свет бежавших искать на этих бревнах следы… Среди бесконечных штабелей миллионов поваленных жизней…
В появлении этого фильма много загадок. Считается, он завершает трилогию, но обычные зрители часто ставят рядом с «Покаянием» фильм 1963 года «Я, бабушка, Илико и Илларион», который никак в трилогию («Мольба» — «Древо желания» — «Покаяние»), вроде бы, не входит.
Не будет преувеличением сказать, что психологическая драма Тенгиза Абуладзе, снятая в 1984 году, летом второго перестроечного года взорвала зрителю мозг, как бомба. Сейчас с доказательствами в сетях много учёных, объясняющих распад Союза комплексом причин, среди которых указывают и распад доверия, даже веры в справедливость уклада.
И ещё обращают внимание на особого рода деятельность горбачёвской команды, фрагментировавшей общество и сделавшей серией манипуляций его бессильным, не способным сопротивляться прихватизаторам. Получается, Абуладзе — соучастник?
Однако теории заговора лучше отложить, если хотим понять, про что кино. А оно про негодяя, получившего в руки власть карать и миловать, про обстановку, в которой негодяя государственной волей сделали героем, а после смерти потомки его жертв принялись выкидывать его труп из могилы, чтобы люди опомнились и распознали в негодяе негодяя...
Эпизоды подлой жизни чередуются с процессом прозрения в обществе. Возможно, зрители фильм «Я, бабушка, Илико и Илларион» связывают с «Покаянием» из-за авторских повторов, например, замирания групп персонажей в кадре и специфических крупных планов, но это спорно.
А не оспорить факт, что ревизия идеалов с участием «Покаяния» проходила на нерве и с перекосами, о чём в те годы были сердитые дискуссии в литературных журналах и газетах.
Считать, что фильм три года ждал премьеры, чтобы более эффективно поразить советских граждан прямо в душу, тоже спорно, но и не задумываться об этом сложно, если вообще есть желание подумать.
Однако фильм влиял, получал награды и стал вехой. Манипулятивной вехой? С дистанции виднее. Не так ли?
Фильм без сомнения очень сильный. Я, честно говоря, смотрел его с некоторым предубеждением – после всего того, что произошло во время перестройки и после (вряд ли его можно рассматривать вне контекста времени). Фильм заиграл буквально на последних минутах после того, как действие оказалось как бы закольцовано – возвращено к тому, с чего все начиналось (с портрета и заметкой о смерти Варлама), и последующей сценой со старой женщиной, спрашивающей дорогу к храму.
Так, какая разница кто идет по дороге, которая не введет в храм, - палач или жертва?! В результате, и тот и другой идут в одну сторону. В чем отличие между взрывом храма и намеренного осквернением могилы – и то, и другое являются радикальным отказом от собственной истории и от человечности вообще?! Можно, конечно, возразить, что тут совсем другое, явления несопоставимы, но ведь и первое, и второе творят конкретные люди, у которых искажается восприятие добра и зла из-за убежденности в собственной правоте. Что может последовать дальше – «добро» ведь просто так тоже не остановится (помните, 'ему не лежать в земле'), потребует дальнейшей манифестации своей правоты в виде люстрации, разделения на тех кто, и тех, кто не, и т.д.?! И случайно ли старая женщина говорит о дороге к храму именно Кэто?! Может быть, это фильм не только об ужасе террора, но и об ужасе, который могут принести разоблачители этого террора?! Тем более поразительно, что фильм снимался еще до перестройки в 1984 году.
С самого начала фильм кажется затянутым, как будто его можно смотреть только на перемотке. Как будто непонятно, за чем нам всё же следить. Выкопанный труп, стоящий на заднем дворе, казалось бы, должен нас наталкивать на вопрос 'Что же здесь происходит?'. И он и правда наталкивает, но не вызывает, почему-то, особого интереса.
Мы ходим вокруг пока что таинственного образа недавно умершего Варлама - и вот эти детали уже начинают увлекать. Когда же мы переносимся в прошлое, когда тот ещё был жив, то возникает дикий восторг от персонажа, его образа и актёра, его играющего - какой артист! И тут нас проводят по американским горкам - то мы влюбляемся в Варлама, человека уважаемого и обаятельного, к тому же он разбирается в искусстве и имеет прекрасный голос. И вот он вроде как увлечённо рассказывает о том, как ему нравятся картины художника, но тут закрадывается червячок сомнения в искренности этого человека. На самом деле он человек системы - говорит одно, а делает совершенно иное. Когда он говорит отпустить арестованных людей, смотря на своего прислужника детскими невинными глазами, а в следующий же момент резко меняется и приказывает их везти в лагерь. Настоящее безумное раздвоение личности. Или двуличие. И вот мы уже его ненавидим. Но потом нам показывают противостояние его и человека вышестоящего. Такое противостояние власти против власти. И тут он уже чуть не плачет от того, что пытается доказать свою правоту, ведь, по его словам, он делает бравое дело - посадить одного ради счастья сотни других людей. И вот тут проявляется 'настоящесть' этого персонажа - он всё же живой, он человек, мы ему сопереживаем. Сопереживать персонажу, являющимся собирательным образом Муссолини, Гитлера, Сталина и Берии. Это, конечно, сильно.
Кроме образа персонажа Варлама, в фильме множество находок, по настоящему стоящих. Например, брёвна, которые сначала складируют в своеобразные горки, и на которых выцарапаны имена заключённых. И когда эти брёвна распиливают в щепки - это потрясающая метафора того, как тоталитарная система перемалывает людей, революционно настроенных, ведь одно из имён - это имя художника, переступившего дорогу Варламу и отправленного за это в тюрьму.
Хотелось бы отметить и операторскую работу, которая кажется местами новаторской. Во многих сценах максимально мало планов, очень чётко расставлены акценты. Не нужно нарезать диалог так, чтобы мы постоянно переключались между персонажами, чем грешит современное кино. С помощью расставленных акцентов нам, как зрителям, ясно дают понять - 'смотрите сюда'. Несмотря на это, в некоторых моментах хочется вскрикнуть: 'Да выровняйте же вы камеру!', когда явно завален горизонт, от чего чувствуешь себя неуютно - будто это не целенаправленный художественный приём, а дилетантство.
При всём вышесказанном, нельзя не отметить и исторический аспект, добавить немного контекста. Ведь это один из первых советских фильмов, акцентирующих проблему тоталитарной власти. И, как модно сейчас говорить, такие фильмы становятся как никогда актуальными и злободневными.
История этого фильма - это наша история, прошлое многомиллионного населения союза, это во многом наше настоящее и жуткая угроза будущему. Тенгиз Абуладзе создал настоящий шедевр, с таким мастерством рассказав массу миллионогранных истин за 153 минуты.
Фильм наполнен таким количеством деталей, за которыми наблюдаешь с первых минут, когда ещё всё действо видится какой-то гротескной и очень символичной комедией, так и не отводишь глаз с экрана до самого конца, только когда уже смотреть не можешь на эти ужасные лица, и от злости хочется поколотить Варлама или кричать перед экраном: 'да что же ты наделал, тыыы, ты же всё понимаешь!' или плакать от грусти за столько талантливых, умных, способных или просто хороших, просто людей, которых порубили на щепки. Это так больно и обидно, а гротеск и фантасмагория, с одной стороны, помогают абстрагироваться и пережить этот ужас, оценивая искусство создателей фильма, а с другой стороны забрасывают сознание образами, которые так удачно отображают ситуацию и от которых, когда они уже переходят в подсознание, избавиться не так просто.
Этот фильм потрясающий, невообразимый. 10 из 10. однозначно
ps в Минске на показе этого фильма в зале было два человека
Каким прекрасным в своем гуманизме было советское кино 80-х! Казалось, еще немного, вот разоблачим страшное тоталитарное время, покаемся, восстановим разрушенные храмы, и в сердцах людей забьет источник добра и нравственности, лица просветлятся и одухотворятся. Фильм 'Покаяние' выражает эту позицию самым недвусмысленным образом: 'Зачем нужна такая дорога, которая не ведет к храму?' Увы, вскоре стало ясно, что каяться мало кто собирается, да и одного покаяния мало, если оно не подкреплено какими-то более значительными внутренними изменениями. В итоге храмы возродили и новых понастроили, а духовности не нажили.
Сам фильм сделан в виде притчи, не указывающей на какие-то конкретные события и идеологии XX века. Звучат лишь общие фразы: о 'врагах народа', о 'правде большинства', о том, что теперь 'нам все по плечу'. Но от этого драматизм картины отнюдь не снижается. Глубокие размышления о судьбе художника, о наследии народа, об абсурде происходящего перемежаются черным юмором вершащих неправый суд: 'из каждых трех человек четыре врага', 'так и быть - посадим всех!', 'копал тоннель от Бомбея до Лондона'.
В фигуре главного персонажа - Варлама Аравидзе - угадывается Лаврентий Берия, который также был грузином. Но в первую очередь перед нами трикстер, хитрый и коварный демон, который днем заводит сладкоречивые разговоры со своими жертвами, сидит за их столом, поет им песни, признается в любви, а ночью натравляет на них своих приспешников. Свои деяния он прикрывает системой, волей большинства и тем, что 'сейчас время такое' - стандартные аргументы всех палачей. Впрочем, его наследники оправдывают его так же - не выносить же сор из избы! И тем не менее испить чашу покаяния приходится именно им...
В принципе, фильм не обязательно было делать столь длинным - на 2,5 часа. В нем нет столь уж оригинальных художественных решений, какими полны фильмы Параджанова. Здесь нет обаятельных чудаков, за которыми хочется наблюдать и наблюдать, как в картинах Иоселиани. Видно, что Абуладзе хотел сделать свой фильм как можно более весомым, значимым, эпичным. Но как бы то ни было, а смотреть его нужно - это большое кино большого мастера.
Уроки свободы: мечты и надежды 'перестроечного' кино (часть 12)
В заключение нашего обзора настало время поговорить о «Покаянии» Тенгиза Абуладзе – безусловно, главном кинематографическом событии «перестройки», не только задавшем ей вектор в экранном позднесоветском искусстве, но и по сути дела обновившем мировоззрение миллионов людей, избавив его от идеологических химер. Будучи снято еще в 1984 году «Покаяние» вышло в массовый прокат лишь спустя три года, когда механизм гласности уже был запущен: сказать, что для зрителей картина Абуладзе стала откровением, это ничего не сказать. Абуладзе активно использует в своем фильме христианскую символику, рассказывая историю местечкового диктатора Варлама Аравидзе, в облике и поведении которого причудливо смешены приметы Сталина, Гитлера и Берии, и его жертв, уподобленных в своих страданиях Христу.
Отрицание тоталитаризма с позиций христианского гуманизма, уподобление любого «культа личности» дьяволопоклонничеству, чудовищные в своих пропорциях лукавство и хитрость тирана, делающие его демоном во плоти, в «Покаянии» выражено на сюжетном, концептуальном и стилевом уровнях. Подлинное, живое христианство, запечатленное в страданиях его мучеников, исповедников и любых невинных жертв, жертв за правду, несовместимо с палаческой идеологией, не только коммунистической (в этом смысле обличение режиссером пропагандистской лжи Советской России предельно абстрактно, на приметы времени и места указывают лишь немногие детали сценария), но любой лжи, в основе которой – догматическая ненависть к инакомыслию и стремление к всесторонней социальной гомогенности.
Фильм Абуладзе предельно остро ставит вопрос о преодолении советского идеологического наследия и раскаянии в его преступлениях, для чего вовсе необязателен какой-нибудь «чин общенародного покаяния», для того, чтобы каждый раз вырывая труп Варлама и мешая его захоронению (читай – забвению злодейств советского тоталитаризма) и будоража, пусть тщетно, совесть наших граждан, мы должны-таки выбросить его, говорит Абуладзе, на помойку истории (читай – запретить наконец-то коммунистическую пропаганду и саму эту идеологию, оправдывающую озверение человека). Не случайно, что Автандил Махарадзе играет в этой картине сразу две роли: Варлама и его сына Авеля, олицетворяющих – открытый сталинский террор и двуличие его детища – «застоя» (ведь Авель символично расправляется с противником методом «карательной психиатрии» - это явный намек на «застойную» практику борьбы с диссидентами).
Художник Сандро, даже внешне похожий на Христа, его интеллигентная жена, их дочь, выросшая позже в яростного врага Варлама, - не просто жертвы режима, они не пассивны, их сильное нравственное чувство, совесть, духовная хрупкость самим фактом своего существования противостоит террору варламовских репрессий, узаконивающего лицемерие, стукачество и лукавство. И пусть их судьба страшна, но их жизнь и таких, как они, были не напрасной жертвой, ведь их история пробудила совесть сына Авеля, толкнув его на бунт против отца (читай шире – «ценностей застоя»). Ведь именно отвращение к сталинскому времени и тошнотворности его «застойного» детища толкнули бывших шестидесятников («детей ХХ съезда») Горбачева, Яковлева и многих других на гласность и «перестройку».
«Покаяние» Тенгиза Абуладзе – великий, быть может, самый важный «перестроечный» фильм, веха, с которой начался демонтаж советской системы (в широкий прокат картина вышла в январе 1987 года, почти одновременно с Пленумом ЦК, где впервые было применено понятие «гласности») – социальной, политической и экономической тюрьмы для миллионов несогласных, многие из которых, как казалось палачам, навсегда сгинули в подвалах Лубянки, на Колыме или в спецклиниках. Однако, память о них жива, что показали не только книги Солженицына, Шаламова, Гинзбург и Марченко, но и лучшие фильмы эпохи «перестройки», сыгравшие немалую роль в переформатировании социального сознания советского человека, его перехода от рабского страха к свободному волеизъявлению и сопротивлению тирании. Остается только надеяться, что киноуроки Соловьева, Абуладзе, Шахназарова, Пичула, Тодоровского и Лунгина снова окажутся востребованы в обстановке нового удушения свободы в России.
Фильм уничтоживший СССР. Казалось бы, причём тут Элем Климов?
Как известно, во второй половине 1980-ых гг. в советском кинематографе появилось новое направление — покаянская чернуха. Жанр, когда фильмы стали стыдиться и каяться за наше ужасное тоталитарное, бездуховное прошлое: «Сделано в СССР», «Людоед», «Чекист», «Троцкий» и др. Но мне «повезло», я смог найти самый первый подобный фильм, с которого и началась покаянская истерия. Это грузинский фильм 1984г. с символичным названием — «Покаяние». Настолько уродливого, отвратительного фильма я давно не видел.
События фильма происходят в грузинском городке N, где хоронят уважаемого градоначальника Варлама Аравидзе. Однако, объявляется городская сумасшедшая которая начинает каждый раз выкапывать Варлама из могилы и кричит, что он злодей и не достоит лежать в земле. После, нам в виде флэшбеков показывают прошлое города и режим Варлама.
Фильм, конечно, наполнен кучей художественных аллегорий. Мэр Варлам изображён тучным и с короткими усиками из-за чего он похож одновременно на Сталина, Гитлера, Муссолини, Берию и Гиммлера. С одной стороны, респект гримёрам за отличную работу. С другой стороны это похоже на безумие и как бы намекает нам: Сталин = Гитлер; Коммунизм = Национал-социализм; СССР = Третий Рейх.
При этом, характером Варлам напоминает именно Сталина. Он тоже типа спокойный и рассудительный, но если он ухмыльнулся, завтра ты уже враг народа.
И в принципе, как сатира на сталинские репрессии фильм хорош. Хорошо показано как Варлам улыбается всем, а завтра этот человек уже враг народа. Хорошо показано как все кто не по нраву Варламу, идут под нож. Репрессии и чистки были и с этим не поспоришь.
Правда, не показывают, для чего устраивают эти чистки. В фильме есть, конечно, сцена, когда сын Варлама — Авель оправдывает репрессии, говоря что «времена были такие, мы были окружены врагами». И есть сцена как сам Варлам недоволен, что в городе есть преступники и проститутки. Но на деле никаких врагов нам не показывают, никаких угроз городу нет, никакого криминала тоже нет. Сам город показан благоустроенным, что до Варлама, что после него.
В этом отличие от реального Сталина. Я не оправдываю его репрессии, но чистки 1930-ых происходили, когда в стране было ещё много элементов старого строя, которые не приняли советскую власть и это в условиях грядущей в Европе Второй Мировой Войны и противостояния с капиталистическим Западом, а потому необходима была централизация и безопасный тыл. В «Покаяние» же никаких причин для репрессией нет, Варлам это проводит просто по приколу. Вы же помните, Сталин это Гитлер!
Тем не менее, если бы фильм был просто аллюзией на Сталина и репрессии, я бы даже похвалил его. Потому что показывает он этот период хорошо. Но, к сожалению, режиссёр Тенгиз Абуладзе двигает нас к другой мысли:
Наше прошлое и наша история ужасны, а потому надо раскопать прошлое из могилы и выбросить нафиг со скал. Тогда мы покаемся за прошлое. И этот посыл фильм оправдывает концовкой и прямым текстом говорит что так и надо!
Вот у меня один вопрос: «Что за маньяк это снял»?! Фильм напрямую призывает раскапывать могилы и избавляться от своих родственников, если у тех были какие-то грехи. Во-первых, это просто какое-то психопатство.
Во-вторых, оказывается, есть те, кто согласны с подобным посылом. Представьте, вы узнали, что когда-то давно ваш дедушка ударил конкурента за сердце бабушки и сломал ему нос. Вы пойдёте выкапывать его из могилы и выбрасывать? Нет, а почему? Вам не жалко того конкурента и вы не хотите покаяться за его нос?
В-третьих, финальная сцена явно является указанием, что мы должны сделать с телом Ленина и всеми кто похоронен у Кремлёвской стены. Очистить свою душу и покаяться за кровавую историю. Покаяться за страну, которая победила мировой фашизм, безработицу, подарила тысячи великих построек, покорила космос, дала всем бесплатное образование и медицину. Вот за это мы должны покаяться! Нет, я понимаю, что при Сталине было много плохого, но каяться и раскапывать всех из могил это же неуважение к истории и самим себе. Самое смешное, что в фильме есть сцена, когда герои осуждают снос храма, говоря, что это неуважение к предкам. А финальная сцена это не считается!
Самое трагичное, что сын Варлама, Авель пытается защитить отца. Но его за это все клеймят, мол, он малодушный трус. Ну, вы поняли, да? Защищать свою историю это трусость и рабство, а вот бороться с ней это духовно, да!
Казалось бы, на этом можно ставить точку. Но мне не давало покоя кое-что. Фильм был снят в 1984г. потом положен на полку и забыт, понятно почему. Но, в 1987г. его вспомнили и показали широкой публике. И мне было интересно, кто вытащил этот фильм? Как оказалось, съемку, и прокат фильма одобрили Шеварднадзе и Ельцин (что неудивительно при их деятельности) и… Элем Климов! Режиссёр «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён», «Агония» и «Иди и смотри».
Оказывается, в 1986г. Климов был избран председателем Союза кинематографистов СССР, и он тут же взял курс на Перестройку в кино и разрушение государственно-партийного аппарата СССР. Именно благодаря нему в 80-ых и расцвела вся «чернуха». Климов лично откопал «Покаяние» и под угрозой ухода потребовал, чтобы «Покаяние» отправилось на Каннский кинофестиваль 87. Ради этого он даже потеснил фильм Никиты Михалкова «Очи чёрные».
Вывод: 1) «Покаяние» это омерзительный и отвратительный фильм, который учит нас, что наша история ужасна, и мы должны избавится от неё. Вот такие фильмы и разрушили СССР и привели нас к современной ситуации, когда нас продолжают считать виновниками в развязывании Второй Мировой Войны.
2) Касаемо Элема Климова. Я никогда не был его поклонником, но имел к нему уважение. Его «Агония» это один из моих любимейших фильмов и я до сих пор каюсь, что в своё время ругал его «Иди и смотри» за скучность. Но узнав, что он натворил на посту председателя, моё уважение исчезло. Такую вот «благодарную» интеллигенцию вырастил СССР: Климов, Кикабидзе, Волонтир, Рязанов, Говорухин, Ахеджакова, Вайкуле, Михалков, Окуджава, Гердт, Табаков, Баталов, Басилашвили, Броневой и прочие которые сделали себе имя благодаря СССР, а потом сами же в него плюнули.
