Disney и Pixar, Тарковский и космический экшен, «Титаник» и «Дневник памяти» — сотрудники редакции КиноПоиска вспоминают, какие фильмы довели их до слез.
«Король Лев»
Даулет Жанайдаров, редактор видео и подкастов
Disney планомерно и методично убивает родителей главных героев почти всех своих мультфильмов, но самую незаживающую рану поколению, выросшему в девяностые, нанесла смерть отца Симбы — Муфасы («Бэмби» с его шоковой сценой убийства мамы-оленихи в моем детстве уже никто не смотрел). Кассету с вечно запаздывающим гнусавым переводом (то ли Живова, то ли Гаврилова) я пересматривал бесчисленное количество раз, но сейчас уже и не вспомню, как звучал дубляж — настолько он был в контрапункте с визуальным рядом. Зато до сих пор помню, какое отчаяние испытывал, когда Симба звал на помощь, а потом молча зарывался в мертвое отцовское тело. Кажется, именно безответная тишина больше всего пробивала на слезы (особенно на контрасте с адреналиновой сценой бегства от антилоп в каньоне), хотя и надрывные скрипки Ханса Циммера отзывались в груди царапающими прикосновениями.
Я ни разу не пересматривал «Короля Льва» лет с двенадцати, но чувство опустошенной беспомощности, испытанное когда-то на мультике про африканских животных, в некоторые моменты жизни мне помогало. Кажется, будто к смерти родителей нельзя быть готовым, но гнев, страх и грусть переживаются гораздо легче, когда не обрушиваются на тебя внезапно, а приходят постепенно, с опытом всей человеческой культуры, построенной на теме смерти. Этим, в частности, и ценно кино — возможностью прожить тысячи жизней и испытать невероятный спектр эмоций в зале кинотеатра или перед экраном ноутбука.
«Зеркало»
Василий Корецкий, старший редактор
Вообще всякому синефилу положено плакать над фильмами Анджея Жулавского — если не из сочувствия к его нервозным героям, то хотя бы от восторга перед необузданно-барочной сентиментальностью самого автора, вдохновлявшегося истеричными героями Достоевского (даже китч спектаклей Богомолова, другого любителя цыганщины, на фоне фильмов Жулавского кажется унылым бубниловом).
Но правильнее было бы припасть к самим истокам русской тоски — вместе с одним из самых депрессивных наших режиссеров, Тарковским. Лично я сломался на «Зеркале» — да и кто бы устоял? Сперва Андрей Арсеньевич разминает твои эмоции лирикой отца; о этот тихий шелест закадрового голоса, сопровождающий безрадостное и словно бы бесцельное шествие красноармейцев по грязной полосе отлива. Грязь под их ногами сливается с грязью неба, покрывает одежду, орудия, стирает горизонт и солнце — так, наверное, и выглядит лимб. А затем Тарковский врубает экзистенциализм: страшный бог Пан оживает в русском лесу, бесплотным духом-ветром проходится по березам, гнет кустарник и сбрасывает со стола буханку черного. Деловитая старушка (мать режиссера) быстро уводит детей от этого ветра, словно знает его настоящую природу. Да это, похоже, само время, неостановимый безразличный истребитель, стирающий поколения и оставленные ими следы. Все люди в кадре уже мертвы — ты вдруг понимаешь этот банальный факт с невыносимой ясностью и почти такой же непереносимой грустью.
«Титаник»
Елизавета Сурганова, главный редактор
«Титаник» вышел на экраны, когда мне было 9 лет. Казалось, что мир вокруг сошел с ума: девочки-тинейджеры завешивали стены своих комнат плакатами с кадрами из фильма (рисуя сердечки вокруг ДиКаприо), обклеивали тетради наклейками и щеголяли в сине-белых топиках с Лео и Кейт (о эти великие вещевые рынки 1990-х!). Эта массовая истерия, продлившаяся, кажется, пару лет, меня раздражала, а ДиКаприо бесил своей смазливостью (и это думал человек, который потом будет сохнуть по Леголасу). Так что я решила, что не буду даже и смотреть фильм. Когда спустя несколько лет я все-таки решила его включить, то была уверена, что меня он не проймет; да, там все рыдают в конце, но меня-то все это мелодраматическое безумие не коснется. Спустя три часа, конечно же, я сидела в слезах и с ощущением, что эти слезы буквально из меня выжали. С тех пор невзлюбила «Титаник» еще больше. А вот за ностальгический топик сейчас многое бы отдала.
«Для Самы»
Дарья Постнова, старший редактор соцсетей
Кажется, что попытка описать словами эмоции, которые у меня вызвал фильм «Для Самы», обречена на провал. Его во время жизни в полуразрушенном Алеппо сняла Ваад Аль-Катиб — сирийская беженка, теперь живущая с семьей в Лондоне. Женщина показывает войну от первого лица и посвящает снятые материалы маленькой дочери Саме в надежде, что в будущем та поймет выбор родителей (они решили не бежать из страны, а остаться с повстанцами и основать для них госпиталь). Я ходила на фильм в кино и прорыдала с третьей минуты до последней. Осознание, что столь ужасные и несправедливые вещи происходят с обычными людьми прямо сейчас, в реальном времени, выбивает почву из-под ног. Жаль, что лента не взяла приз за лучший документальный фильм на «Оскаре» — он был бы заслуженным и привлек внимание большего количества людей, которые не побоялись бы взглянуть на ужасы, творящиеся за углом параллельно с мирной довольной жизнью.
«Дневник памяти»
Анастасия Богомолова, корректор
Я плакала — нет, рыдала — над «Дневником памяти». Но не потому, что была так тронута историей, рассказанной в этом фильме. Напротив, я проливала слезы из-за того, насколько спекулятивной она была. Порой такое случается при просмотре: авторы нажимают на все кнопки, заставляющие тебя реветь, но, даже осознавая механику подобных приемов, ты все равно рыдаешь над сюжетом. В финале «Дневника памяти» у меня так и вышло. Я плакала и повторяла: «Господи, какой же плохой фильм». Концепция романтической любви, которую нам продают в мелодрамах вроде «Дневника памяти», где один герой или героиня добивается другого преследованием, мне видится не просто манипулятивной, но опасной. Она нормализует сталкинг, превращая его из пугающего действия в сентиментальный акт покорения избранницы (или избранника). А осознание этой проблемы вызывает уже другого рода слезы.
«Головоломка»
Игорь Кириенков, шеф-редактор КиноПоиск HD
То, что Pixar — мастера вынимать душу, допустим, не новость. В некоторых случаях я начинал давиться слезами уже на короткометражке, открывающей сеанс. Вот, скажем, «Бао», который крутили перед второй «Суперсемейкой» и в котором мама вырастила не сына, а неблагодарного пельменя, — его вообще как можно высидеть с сухими глазами? Или «Лава», предварявшая как раз «Головоломку», — нужно иметь каменное сердце, чтобы не разрыдаться на трогательной песне про любовь двух вулканов. Так что мультфильм про Райли и Радость я начинал смотреть в абсолютно разобранном состоянии. И это кино, конечно, угодило во все душевные лузы. Горло схватило на сцене, в которой воображаемый друг девочки Бинго-Бонго жертвует собой, чтобы Радость смогла выбраться из пропасти забвения, — очень манипулятивный момент (эти ракурсы, эта музыка, слезы на глазах героини и тающий в воздухе розовый слон). Но что такое кино, как не манипуляция, игры с эмпатией, бесконечное расширение наших способностей к сопереживанию? Пожалуй, именно на этой картине я понял, что Pixar — это такой Ларс фон Триер от анимации, уникальное сочетание формализма и больших идей. А еще слезы, реки слез.
«Искупление»
Аня Шпильковская, редактор
На «Искупление» в кинотеатр «Пять звезд на Павелецкой» меня, тринадцатилетнюю, привела лучшая подруга. Не помню, почему она захотела посмотреть костюмированную драму 18+. Возможно, ей в то время нравилась Кира Найтли, или она читала одноименный роман, легший в основу сценария. Я же ничего не знала ни об «Искуплении», ни о книге Иэна Макьюэна, ни даже — стыдно признаться — о Джеймсе МакЭвое. И точно не ждала, что первая слеза покатится через 20 минут после начала, а к финалу я буду реветь в три ручья. История про изящную аристократку в роскошном зеленом платье и простого честного работягу, навсегда разлученных из-за одного ложного обвинения, стала первой картиной в моей жизни, на которой я расплакалась. Помимо мнимого хеппи-энда, свою роль сыграло и то, что Брайони (Сирша Ронан) сломала три жизни, включая свою, будучи моей ровесницей, и то, что действие разворачивается на фоне Второй мировой войны. Иногда я пересматриваю «Искупление» и, так же как и в 13 лет, плачу на сценах с бомбардировкой Лондона и солдатами, умирающими на пляже в Дюнкерке под душераздирающую фортепианную мелодию.
«Джуди»
Алик Кемалов, руководитель соцсетей
В какой-то момент я разрешил себе плакать над фильмами (раньше не разрешал, ведь «мужики не плачут») и теперь без стеснения реву на всех драматических моментах. Из последних таких картин — «Джуди», за которую Рене Зеллвегер получила «Оскар». Несмотря на сложную судьбу главной героини, легендарной актрисы и певицы Джуди Гарлэнд, я смотрел фильм в довольно расслабленном состоянии. Да, сложности бывают у всех, и важно научиться с ними справляться. Но в самом финале меня все же пробило. Это момент, когда на сцене у Джуди срывается голос, и она понимает, что не может петь дальше; когда зал встает и заканчивает песню за нее. Я не могу представить, что испытывает артист, видя такую признательность от своей публики.
«Враг мой»
Андрей Захарьев, редактор
Нечасто я плакал на фильмах. Даже если и был глубоко тронут, то обходилось без слез. Исключение случилось на фантастическом боевике Вольфганга Петерсена «Враг мой», который я смотрел еще подростком. Ничто не предвещало мелодраматических переживаний. Я, скорее, ждал роскошных (по тем временам) спецэффектов и увлекательного сюжета. А он такой: конец XXI века, люди постепенно двигаются вглубь космоса, покоряя галактики. За одну из них разворачивается война с другой космической расой — драками. Жабообразные и драконоподобные инопланетяне ни за что не хотят уступать ее без боя. Во время очередного боевого вылета истребитель землянина Уилла Дэвиджа падает на незнакомую планету, а сам пилот сталкивается с драком Джериббой. С этого момента мы вместе с Уиллом переживаем целую палитру ощущений, обозначаемых в простонародье емкой фразой «от любви до ненависти один шаг». Сначала мы пленники монструозного гуманоида. Затем его товарищи по несчастью и соседи по опасной планете, с которой никак не выбраться. А следом — друзья и чуть ли не сожители, готовые защищать его от колониальных амбиций землян. Растущие симпатии и даже практически семейные чувства быстро намекают на то, что расставание будет неизбежным и трагичным. Зал московского кинотеатра «Саяны» плакал дольше, чем шли титры, а я так не рыдал ни на «Звездном пути», ни на «Аватаре».
«Реальная любовь»
Ксения Прохоренко, редактор соцсетей
«Реальную любовь» я пересматриваю каждый год. В 2003 году, когда картина вышла, я была ровесницей Сэма, героя Томаса Сэнгстера. Сейчас я уже ближе по возрасту к Саре, влюбленной в своего коллегу, таинственного главного дизайнера. За 17 лет я успела попереживать за всех персонажей фильма. Каждый раз меня пробивает на слезы то от одной истории, то от другой. Но все эти годы я делаю вид, что виной всему саундтрек. Тема Джейми и Аурелии (композиция «Jamie Leaves Aurelia» Крейга Армстронга) — мой номер один в списке самых трогательных мелодий, я физически не могу под нее не плакать. Как и под звучащую в финальной сцене «God Only Knows» The Beach Boys.
«Сенна»
Евгения Молодцова, продюсер видео и подкастов
«Сенна» — это документальный фильм о карьере и гибели величайшего гонщика «Формулы-1» Айртона Сенны. Я не фанатка «Формулы», но в детстве в четыре утра следила с папой за борьбой Мики Хаккинена и Михаэля Шумахера, поэтому испытываю подзабытое, но особое волнение в сердце от рева болида. Сенна погиб в 1994 году, фильм вышел в 2010-м. Кроме нескольких важных больших интервью, например с антагонистом Сенны, Аленом Простом, фильм построен на архивных кадрах. Это очень кропотливая работа, которая позволяет быстро вовлечься и проникнуться героем, и совершенно не важно, знаешь ты такого гонщика или нет, да и вообще смотрел ли ты когда-нибудь «Формулу-1». Потому что история универсальна и понятна всем, она про борьбу за победу одного очаровательного, самобытного, немного безумного и очень упертого человека и про его преждевременную смерть. И хоть финал всегда один и тот же, мне все равно неописуемо больно терять Сенну при каждом повторном просмотре.
«Я, Дэниэл Блэйк»
Ася Заболоцкая, редактор соцсетей
У меня есть традиция: каждый год на свой день рождения я смотрю британские фильмы (я даже сбегала с семейного празднования на разные показы «Бритфеста», который всегда проходил в эти же даты). Однажды мне довелось посмотреть «Я, Дэниэл Блэйк» Кена Лоуча в городе Ньюкасле со своими новыми английскими друзьями из рабочего класса. Другими словами, практически главными героями всех лоучевских фильмов. Я не особо люблю плакать в кинотеатре, со мной это случается очень редко. Однако я отчетливо помню, как много людей лили слезы на том показе. Собственно, я не была исключением. Слезы здесь смешиваются с отчаянием и злостью, как у главного героя «Такова спортивная жизнь» Линдсея Андерсона. Дэниэл Блэйк, отчаявшийся и разозлившийся британец, пытается пойти против консерваторов. Конечно, у него ничего не получается. Несправедливость, безразличие собственного государства, лицо королевы на пятифунтовых купюрах, пенсы, которых хватит на дешевую сосиску в тесте, — в общем, социальный реализм Кена Лоуча во всей красе. На фильме я одновременно пыталась сдерживать слезы (не очень удачно) и держала за руку своего английского друга, у которого сердце просто разрывалось.
«Хатико: Самый верный друг»
Ольга Белик, старший редактор
Несколько человек из редакции признались, что намеренно не смотрели этот фильм — боялись, что не выдержат. Но без него эта подборка невозможна, так что придется мне взять на себя эту тяжелую миссию — без шуток, я только посмотрела на постер и уже реву! В отличие от того же «Титаника» (который я периодически пересматриваю с коробкой носовых платков), «Хатико» я смотрела всего один раз. Больше не могу — мне достаточно трейлера (и постера! и кадра!), чтобы разрыдаться. Моя мама более стойкая: смотрит и рыдает уже много раз и назвала кота Хатико. Старая школа!
Удивительно, о дружбе человека и собаки было снято много фильмов, но именно этот просто на разрыв. Тут все пробивает на слезу: и то, что в основе картины реальная история (а если погуглить, таких историй много), и то, как Хатико постепенно завоевывал свое место в семье, и то, как потом эта семья его оставила (теперь я понимаю, отчего мне так не нравится актриса Джоан Аллен), и как Хатико наконец-то принес хозяину мячик, и даже сходство Ричарда Гира и акита-ину (блестящий кастинг!). Ну и, конечно, сама трагедия Хатико и его терпеливое ожидание умершего хозяина. На фразе «Не стоит больше ждать, он не придет», кажется, захлебнулся весь зал. По-моему, это один из редких фильмов, на котором плачут все, даже самые суровые мужики. Неважно, манипулирует режиссер нами или нет, запрещенный это прием или не он, собачья верность и преданность — самое настоящее чудо, которое мы так мало ценим, и Лассе Халльстрём сумел как-то по-доброму и по-простому вложить это прямиком в зрительское сердце.
