Фильмы-жизнеописания Иисуса Христа почти всегда приковывают к себе внимание - либо из-за явного несоответствия каноническим представлениям (и связанными с этим церковными скандалами), либо благодаря достаточно точной передаче евангельской истории. Из самых ярких, пожалуй, 'Иисус Христос - Суперзвезда' Джуисона (кстати, весьма благосклонно принятый церковью), 'Последнее искушение Христа' Скорсезе - воистину апокрифическая история, 'Страсти Христовы' Гибсона (куда уж реальнее?!), и, пожалуй, 'Евангелие от Матфея' великого Пазолини.
Пазолини был очень любим в Советском Союзе за свою ярую приверженность идеям коммунизма. И, кстати, многие 'левые' (атеисты, разумеется) считают, что Христос был первым коммунистом. Вполне возможно, что и Пазолини считал так же. Поэтому весьма удивительно, что его 'Евангелие' получился не фильмом-протестом, не фильмом-откровением, а фильмом-проповедью в классическом новозаветном звучании.
Христос Пазолини - может быть, более жесткий, нежели привычный нам образ пастыря, любящего и милосердного, но он и более убежденный, и более убедительный. В нем, кажется, нет сомнений и протеста его предназначению. Он учит вдохновенно и страстно. Сцена нагорной проповеди, наверное, одна из самых запоминающихся в фильме. Да, собственно говоря, кроме Христа в картине практически никто не говорит. Очень символично.
Пазолини очень реалистичен - нет в его фильмах несвойственных описываемым эпохам черт - сглаженности, облагораживания, украшательства. Все в кадре такое, какое и должно было быть - пейзажи, дома, люди - без прикрас, но и без фальши. Так и в 'Евангелии от Матфея' - некрасивые люди, улыбающиеся беззубыми ртами, узкие грязные улочки, кособокие домишки, девственная природа.
Нет, это не тот шедевр, рекомендуемый к просмотру всем и каждому. Но это, определенно, одна из самых достойных экранизаций евангелия.
Экранизация Евангелий достаточно популярна в кинематографе: и до, и после Пазолини руку к этой теме прикладывали многие мастера, начиная ещё с 1916 года. Мел Гибсон, Росселини, Дзефирелли…
Что побудило взяться за эту тему Пазолини? Марксиста, а главное – атеиста. Ведь это же парадоксально, когда Святое Писание экранизирует человек, который отрицает существование Бога. Ладно бы ещё, если бы он сделал это в жанре сатиры, гротеска, но – нет. Евангельский сюжет воплощен с достоверностью, достойной документалистики. Порой кажется, что режиссер даже стремился подражать документальному кино: черно-белая пленка, съёмка, порой напоминающая документальный репортаж, длительное декламирование евангельских цитат.
Давайте попробуем разобраться.
К моменту съемок фильма в 1964 году Пазолини был уже достаточно известен как сценарист и главное, как поэт. Сборник его стихов получил престижную награду, он писал сценарии к кинофильмам известных режиссеров, работал вместе с Феллини. Две первых киноленты сняты им в стиле неореализма, а вот «Евангелие от Матфея» стало как бы переходным фильмом в творчестве Пазолини от неореализма к стилю его собственному, названия которому и аналогов которого по сей день нет. Стилю, в котором сняты все последующие его фильмы и по которому мы отличаем его от других авторов: вроде бы и незатейливому на первый взгляд, но завораживающему так, что невозможно оторваться от экрана.
Но между фильмом «Мама Рома» и «Евангелием от Матфея» был еще один короткометражный фильм, новелла «Овечий сыр» в киноальманахе «РоГоПаГ». По её сюжету актер, играющий вора, распятого рядом с Христом, умирает во время съёмок на кресте от обычного обжорства. Видимо, фильм не понравился Ватикану настолько, что Пазолини был арестован и приговоре к условному сроку. Не исключаю, что одной из причин, побудивших Пазолини к экранизации Евангелия стало стремление наладить отношения с Ватиканом и обезопасить себя в будущем от претензий со стороны этой организации. Тем более, что и следующий фильм «Птицы большие и малые» снят на «церковную» тему: в нем обыгрывается жизнеописание Франциска Ассизского, но уже с определенной долей сатиры.
Чем примечательно «Евангелие» Пазолини лично для меня.
Выбор натуры.
Очень удачен. Можно возразить, что это не Иерусалим и вовсе не похоже на него. Конечно. Но скажите, где в сегодняшнем Израиле, пардон, в Израиле-1964 можно было воссоздать атмосферу двухтысячелетней давности? А в итальянской Матере удалось вполне. В данном случае главное ведь не географическая, а историческая достоверность.
Безусловно, что еврейские лица в массовке выглядели бы убедительнее итальянских, но эта «недостоверность» также не испортила впечатление от картины. К тому же, выражение лиц людей, кричащих «Осанна!» или распинающих на кресте, во все времена и у всех народов принципиальных различий не имеют.
Лица. Это отдельная тема.
Лицо крупным планом удалось Пазолини просто шедеврально!
Начало фильма, молчаливый диалог между Марией и Иосифом на тему беременности. Только крупным планом два лица и больше ничего! Никаких слов! Но и не нужно больше ничего, зрителю все понятно. Вспомнилось даже, что очень крупный план (одни глаза) называют итальянским, хотя это немного о другом.
А лицо Христа (Энрике Ирасоки)? Оно выразительно, убедительно, харизматично, в нем выражен интеллект и уверенность в правильности своих (Божьих) идей. Уже после просмотра, заглянув в биографию актера (для которого это была первая роль в кино), не удивился, узнав, что он профессор литературы и эксперт в области искусственного интеллекта.
На момент съемок ему было 20 лет, меньше, чем Христу по евангельским рассказам, но ведь неизвестно, сколько ему лет было на самом деле?
Пазолини увидел Христа коммунистом – лично для меня он скорее бунтарь, харизматический лидер ессеев, которые видели в нем вождя в освобожденной от римлян Иудее, в то время как сам он в большей степени осознавал себя исполнителем Божьей миссии - донести миру новые заповеди. Насколько современники (включая апостолов) были готовы эти заповеди понять, если в их сознании слова о Сыне Божьем преломились в идею непорочного зачатия, а проповедь жизни вечной в идею биологического воскрешения – это уже другая тема. Их лица в фильме говорят о том, что они напряженно пытаются понять Учителя, но это не очень у них получается.
Но для Пазолини Иисус именно коммунист, и по мере развития сюжета его проповеди все больше напоминают речи на митингах и маёвках. Если бы ещё режиссеру удалось реализовать мечту и привлечь на эту роль поэта Евгения Евтушенко, сомнений в партийной принадлежности Христа не осталось бы и вовсе. Слава Богу, этого не случилось, и в исполнении Ирасоки мир получил образ высокоинтеллектуального Иисуса.
По мере продвижения сюжета автор отдаляет Иисуса от апостолов. Если в начале совместной деятельности мы видим их вместе, апостолы задают вопросы, крупным планом в кадре лицо Христа, пытающегося донести до них новое знание, то в моменты, когда он вещает на площадях, камера снимает уже из задних рядов. Съёмка ведется словно от лица одного из апостолов, не зря их ни разу не было в кадре в количестве двенадцати. Как будто этот один отодвигается все дальше, словно предчувствуя беду и не желая быть соучастником, а во время допроса Иисуса он находится в самом заднем ряду, постоянно выглядывая из-за голов.
В фильме нет как таковой Марии Магдалины, но о ней почти и не упоминается в Евангелии от Матфея, это больше у Марка и Луки.
К тому же в католической традиции она чаще отождествляется с Марией из Вифании.
И, конечно же, нельзя не сказать о звуковом ряде. Помимо разнообразия классики, в фильме несколько раз звучит русское хоровое пение. Для русскоязычного человека впечатление двоякое: с одной стороны, слова про степь широкую и Волгу-матушку плохо увязываются с событиями, происходившими две тысячи лет назад на земле народа Израиля, с другой стороны, как бы переносят место действия на родную многострадальную Русь, заставляя вспомнить скольких безвинных распяли здесь за все века.
Скорее всего, Пазолини привлек не текст, а именно торжественно-печальная мелодия, в сцене воскрешения она сменяется жизнеутверждающим гимном Одетты Холмс.
Во-первых, название вполне корректно - это аккуратное воспроизведение Евангелия от Матфея; тут нет ни одной реплики, которая не являлась бы прямой библейской цитатой, ни одной новой сцены. Это даже не экранизация, а видео-иллюстрация. Безусловно, это даёт фильму Пазолини преимущество перед любой интерпретацией, поскольку им всегда можно предъявить претензии, с той или иной точки зрения (ведь ни одно понимание не может быть общепринятым), однако в этом, как мне кажется, заключается и серьёзная проблема. Дело в том, что евангелие - как жанр - совершенно некинематографично. Это запись отдельных эпизодов, не очень связанных между собой, где сюжет появляется лишь в финале, в связи со Страстной Седмицей; авторы заботились (независимо от нашей оценки результатов) о достоверности текстов, записывая то, что передали им очевидцы, то есть то, что кто-то сумел запомнить, поэтому почти все реплики афристичны и изначально явно произносились в ходе более пространных бесед или в контексте ситуаций, детали которых до нас не дошли, поскольку были забыты или казались евангелистам неважными. Всё это прекрасно на бумаге, но воспроизведенное без изменений в кино смотрится странно. Кинематографистам приходится домысливать, или возникают сцены, как в 'Евангелии от Матфея', где Иисус, проходя мимо, без предисловий зовёт Андрея и Петра (имена которых, очевидно, узнал сверхъестественным образом) с собой, а они так же без вопросов за ним идут. Или ещё более неоднозначный эпизод с 'кто Матерь Моя? и кто братья Мои?', даже в евангельском тексте требующий домысливания и толкования, а уж в кино - когда в лице Иисуса видна явная неприязнь, а в лице престарелой Марии, разумеется, боль, - смотрится и вовсе неприятно. Чтоб не разбивать логии Иисуса на множество отдельных бесед и проповедей, как в оригинале, Пазолини снял говорящего Христа подчёркнуто вне контекста и дал их монологом.
Впрочем, на реализм фильм не претендует, и это ясно из его художественного решения. Перед нами действительно иллюстрация и отчасти - мистерия. Фильм снят почти целиком на крупных планах, причём почти всегда это лицо в фас, расположенное по оси симметрии. В кадре почти нет движения (исключая движение народных масс, передающее суету мiра), даже там, где действие наличествует, его ощущение по возможности создаётся монтажом. Фильм кажется портретной галереей, в лицах человеческих запечатлевшей скорее евангельский дух, чем события. Костюмы подчёркнуто нереалистичны, они передают ощущение древней Иудеи, но совершенно не воспроизводят её, равно как декорации - похожий на муравейник, будто растущий из скалы итальянский городок и готический собор в роли Храма. И даже то. что фильм чёрно-белый, кажется не знаком времени, а стилистическим приёмом, благодаря которому закутанная в чёрную хламиду фигура Иисуса на фоне выжженной солнцем пустыни кажется гравюрой.
'Евангелие от Матфея' - несомненно, хороший фильм. Очень интересный. Однако он, на мой взгляд, ценнее с эстетической, чисто формальной точки зрения, чем с точки зрения религиозной или сюжетно-смысловой в принципе.
Неожиданно нестандартное минималистическое решение от Пьера Паоло Пазолини. Любящий эпатировать публику режиссер взялся за экранизацию своей версии Евангелия от Матфея. Прежде всего интересно его визуальное осмысление произошедшего. В отличие от своих голливудских коллег он не стал делать исторический эпос, сведя все к самым простым решениям. Разве не гениально пригласить на большую часть ролей актеров-дебютантов. Ну а декорации сведены к равнинам и пустыням. Подобные решения Пазолини уже использовал. К тому же, работает ведь. Скромность декораций приближает фильм к философской притче. Красочность тут ни к чему.
Режиссер скорее не пересказывает сюжетную канву и не стремится оживить на экране какую-либо икону или мозаику. Он стремится показать эмоции и настроения людей, зафиксировать психологизм момента. Думаю, что именно поэтому и было выбрано для экранизации наиболее прозаичное из четырех Евангелий.
Пазолини предпочитает статичную камеру, замирающую на крупных планах актеров. Это решение показалось мне очень похожим на спагетти-вестерны Серджо Леоне. Списав все на переутомление, я был безмерно удивлен заметив, что оператор фильма Тонино Делли Колли помимо работы с Пазолини снял еще 'Хороший, плохой и злой' и 'Однажды на Диком Западе'. Стоит ли добавлять, что культовый для спагетти-вестернов композитор Луис Бакалов, также поработал над картиной. Впрочем, в нее вошли и композиции Баха и других композиторов.
В моем положительном отношении к ленте все определили первые минут пятнадцать. Та простота и четкость с которыми Пазолини передал чувства Марии и Иосифа показались мне очень искренними. Да и сам выбор актрисы на роль молодой Марии очень порадовал своей оригинальностью. Пазолини показывал вовсе не супергероев, а простых людей. Тем ценнее и безупречнее кажется выбор на главную роль Иисуса никому не известного в ту пору уроженца Каталонии Энрике Ирасоки.
Фильм Пьера Паоло оказывается полной противоположностью красочным картинам Франко Дзефирелли и Сесила Блаунта деМилля. Между тем, картина пользуется благосклонностью Ватикана и вошла в число 45 лучших фильмов столетия кино, одобренных Ватиканом.
И еще... Обратите внимание на совершенно нетактичную рецензию в Википедии. Там пишется о какой-то 'марксистско-католической' позиции режиссера. При этом упоминается о его атеизме. А ведь в самом фильме нет ничего идеологического. Не заметил я ничего. Это просто история. Благая весть, рассказанная бунтарем в присущей мрачной стилистике. Не больше и не меньше. Пожалуй лишь фильм Роберто Росселлини 'Мессия', снятый позднее был немного похож на картину Пазолини. Но это уже совсем другая история.
Два с лишним часа, а собственно кино в строгом смысле здесь немного, и очень жаль, т. к. это немногое сделано классно. Первое, что хочется отметить – это выбор мест для съемок – потрясающий выбор, замечательные города на склонах, место голгофы с видом на город просто сумасшедшее! Единственное замечание, что строения в условном Иерусалиме выглядят слишком потрепанными, но тут главное всё-таки образ, а реализм в данной теме вещь весьма и весьма идеалистическая.
Почему здесь мало кино? Потому что едва ли не полфильма – это скупые кадры с фигурой Ирасоки или вообще крупный план его головы, сыпящей афоризмами, иногда кадр разнообразят фигуры и маловыразительные лица учеников Христа. Ситуацию усугубляет бешеная скорость чтения Ирасоки библейского текста! – думаю, что человек, который толком не знаком с этим текстом, больше половины просто не успеет понять. Скука под пулеметную речь. По-настоящему интересная работа начинается только после сцены смерти Иоанна Крестителя с шикарных планов плачущих Христа и учеников на берегу моря и съемки в движении идущего по берегу Христа со спины и обращающихся к нему людей. Хорошо сняты отдельные эпизоды проповедей Христа движущейся через толпу камерой. Потрясающие сцены обвинения Христа священнослужителями и Пилатом, снятые с точки зрения зрителей! – учеников Христа – классное решение. Сцена несения креста сделана в подобном же ключе, движущейся в толпе камерой. В общем, вторая половина фильма очень порадовала отдельными сценами.
Теперь критические замечания о персонаже Христа, созданном Пазолини и Ирасоки.
Первое – не представляю себе человека, способного говорить столь сложным образным языком на такой скорости, если только речи предварительно не заучены и не отрепетированы до автоматизма, а вопросы, на которые нужно отвечать заранее не известны… следовательно реализма здесь крайне мало… но, если не человеку, то богу) всё под силу.
Второе – пытаясь подчеркнуть революционный характер Христа, Пазолини и Ирасоки придали его речам не просто обличительный характер, проповеди стали балансировать на грани ругани, а подкрепляемые порой угрожающим и злобным выражением лица, приобрели какой-то авторитарный характер, требующий повиновения, исполнения, покаяния. Этот Христос напоминает то ли какого-то диктатора, то ли ветхозаветного бога, юность только смущает. Вспоминается так любимое Д. У. Гриффитом слово – нетерпимость – и вот оно прекрасно сочетается с юностью пазолиниевского Христа-революционера, своей пулеметной проповедью расстреливающего маловерных. В нем почти ничего не осталось от агнца, а сквозь облик пастыря проглядывается волк. Сочувствие вызывает не распятый Христос, а его мать и Иуда.
Ирония судьбы: снять религиозный фильм будучи представителем атеистического крыла. Для сознательного зрителя, пожалуй, в этом нет ничего удивительного. Ведь даже Луис Бунюэль снял вполне богоугодный фильм — «Симеон-столпник». Атеисты внесли довольно ощутимый вклад в сферу культуры, напрямую связанной с евангельскими и ветхозаветными историями.
Фильм «Евангелие от Матфея» бьёт в самое сердце. Он пробивает на слезу. Христос показан не столько со стороны своей божественной ипостаси, сколько простым человеком, готовым идти на жертву во имя Его. Иисус с лёгкой руки Пазолини становится более эмоциональным, живым и главное — в этом нет противоречия с каноническим текстом.
Впрочем, этакое молчание режиссёра и выдёргивание только лишь определённых цитат из Евангелия позволяет сказать, что фильм специально снят так, чтобы зритель обратил внимание на революционную, прогрессивную и очеловеченную идеологию Христа. Нагорная проповедь, к примеру, начисто лишена спокойствия — она экспрессивна в своей манере подачи видеоряда: кадры мелькают, звук изменяется, речь экранного Иисуса становится всё более оживлённой, будто он боится, что не успеет довести свою мысль до конца. А в один из моментов, когда Иисус идёт со своими апостолами по дороге, можно отметить — операторская работа выполнена таким образом, чтобы зритель сам мог ощутить себя последователем Христа, поскольку камера неуклонно качается в такт шагающих “ловцов человеков”.
Пьер Паоло Пазолини создал чувственную картину. Иисус Христос выглядит в ней чуть более человечно, чем кажется при прочтении первоисточника, но то есть взгляд автора. Кинолента не претендует на абсолютную подлинность и документальность. Она создана для того, чтобы пребывать в царстве блуда и разврата. Но даже то является для простого зрителя лучиком света в тёмном царстве. И на том спасибо.
Картина Пазолини «Евангелие от Матфея» сразу после своего появления заслужила целый букет наград, как кинематографического сообщества, так и католического мира. Выполненная на высочайшем художественном уровне лента отражала прежде всего противоречивые мировоззренческие взгляды самого режиссера, сочетавшие как марксизм, так и склонность к мистицизму. Фильм предлагал рассматривать Христа как первого революционера в истории западного мира, выдвигая на передний план конфликт народа и фарисеев, которые представлены как класс угнетателей.
Пазолини использовал на съемках только непрофессиональных исполнителей, благодаря чему была создана убедительная визуальная фактура. Мастерское использование крупных планов, ручной камеры, ритмически оправданных монтажных переходов, музыкального сопровождения, в широкой амплитуде от Баха и Моцарта до спиричуэла создавали эффект не просто реалистичности происходящего, но почти аутентичности, будто действие происходит в данный момент, а не две тысячи лет назад.
Режиссер намерено выбрал в качестве материала именно Евангелие, написанное мытарем – предельно простое по языку и одновременно богатое событиями, Матфей как простолюдин по мысли Пазолини, наиболее ярко выразил конфликт Христа и фарисеев как носителей книжной, мертвой мудрости. Фильм начинается со сцены, когда Иосиф узнает о беременности Марии: эпизод решен как безмолвное созерцание, несколько монтажных переходов и мы уже поражены визуальной красотой изображаемого, вызывающее ассоциации с ренессансной живописью. Пазолини, подобно мастерам Возрождения использует естественную красоту лиц простых людей, для передачи многозначности евангельских сюжетов: режиссер не забывает о том, что апостолы – рыбаки, неученые люди из народа, и каждое из лиц его картины одухотворено некой неподдельностью, искренностью.
Особое значение приобретает эпизод проповеди Иоанна Крестителя, обличающей и жесткой, режиссер дает резкие монтажные переходы с одухотворенных лиц крестящихся на Иордане простолюдинов на мрачные и жестокие лица фарисеев, выражающих недовольство и возмущение проповедью Предтечи. Пазолини в данном случае демонстрирует преемственность традиционному пониманию фигуры этого пророка. Христос показан в первую очередь как его преемник, как обличитель, но такая трактовка фигуры Христа далека от канонической.
Христианство учит тому, что Христос – в первую очередь Спаситель, и лишь потом чудотворец, обличитель и целитель, Он – Богочеловек, заключивший в неразрывный союз природу человеческую и природу Божественную, первостепенное значение для человечества имеет Его Искупительная Жертва, позволившая упразднить власть смерти над человеком. Его конфликт с фарисеями – это как не странно тоже в первую очередь конфликт интерпретаций, разного понимания установлений Закона: буквалистского, дотошного и более широкого, проникнутого любовью и терпимостью к человеку. Конфликт социальный, классовый в этой истории для христианства вторичен, хотя он тоже, без сомнения, имеет место.
Пазолини показывает Христа, окруженного множеством сторонников, как и Он бездомных и неприкаянных, как Человека, которому «негде преклонить голову», Его проповедь воинственна и непримирима: Энрике Иразоки произносит свои реплики со страстью, с жаром, заражая эмоциональностью и героев и зрителей. Пазолини намеренно отобрал для фильма наиболее воинственные речи Христа: о «мире и мече», «обличение фарисеев», «нет пророка в отечестве своем», даже Нагорная проповедь произносится под звуки грозы и лицо Иразоки освещается молниями, чтобы превратить Христа в фигуру бунтовщика.
Несколько не вписываются в общий, марксистский замысел картины сцена исцеления прокаженного, сцена Воскресения: если для Пазолини Христос – просто Человек, то чем оправдано использование этих сцен? Видимо, соображениями чисто художественного плана, выполнены они путем резких монтажных переходов, призванных запечатлеть реальность чуда.
Фильм Пазолини, в целом, остается интересной попыткой запечатлеть евангельские события на экране как реальность сегодняшнего дня, как нечто обладающее непреходящей актуальностью. Да, картине присуща узость марксистского взгляда на мир, но при этом она снята с огромной человеческой заинтересованностью, пристрастностью оценок, которая не может не импонировать и многие десятилетия спустя, несмотря на крайний субъективизм режиссера в интерпретации Евангелия.
Фильм получил премию Международного католического комитета по делам киноискусства, в решении комитета было сказано: «Автор, о котором говорят, что он не разделяет нашу веру, доказал и выбором текста, и постановкой сцен фильма, что испытывает к нашей вере уважение. Он поставил прекрасный фильм, фильм поистине христианский, который производит на зрителя глубокое впечатление».
'Евангелие от Матфея' Пьера Паоло Пазолини прекрасно своей хроникальностью, непрофессиональными актёрами, скудностью диалогов и строгостью даже аскетичностью выстроенной композиции кадра то и дело напоминающей полотна всемирно известных мастеров живописи. Простыми приёмами гениальный режиссёр сделал то, что не удалось многим другим его предшественникам и последователям: лишил Евангелие религиозного пиетета и десакрализировал фигуру Иисуса Христа, максимально приблизив и сделав Священное Писание доступным и понятным всем и каждому.
Шутки-шутками, но чудо таки свершилось! В Земле Обетованной появился Он, который и по воде ходит, и рыбу с хлебами в разы увеличивает, и криволицых исцеляет. Зовут парня Иисус – он быстро-быстро тараторит заповеди отца своего, скептически смотрит на фарисеев и все уже знает о дне грядущем. В общем, Мессия готовится подвиг совершить, а за одно и паству подрядить на грядущие служения.
Пожалуй, первая громкая киновыходка известного коммуниста-гомосексуалиста Пьера Паоло Пазолини, который с подобным бэкграундом взял и экранизировал Евангелие от Матфея. Экранизировал, прямо скажем, специфически, вызвав массу пересудов и обсуждений. Пазолини снял фильм в таком себе антиэстетском ключе, в стилистике неореализма, с чем, собственно, и опоздал на лет эдак 15. Его версия жития Иисуса – это не «сказ первосвященников» с заведомо отработанными стереотипами, а такая себе история революционного фанатика-подвижника, который завел неказистый народ к переосмыслению своего существования. А потому этот антиглянцевый формат кажется нам во всем необычным. Пазолини акцентирует внимание на лицах из масс – все дикие, не красивые, хмурые. Сам Иисус в исполнении 19-летнего испанского паренька Энрике Ирасоки – экзальтированный фанатик, говорящий почти скороговоркой, спешащий жить и явно не исполненный «вселенским состраданием» к роду людскому. Иисус у Пазолини просто выполняет свою программу, не более того.
Специфично подобран и внешний антураж картины. Нелепые костюмы (особенно у фарисеев), угрюмые скалы-холмы, лохмотья практически на всех участниках исторического процесса и минимум массовки. По сути режиссер умудрился фильм с изначальным сюжетом на рамки пеплума, снять за рубльдвадцать из скудной массовки-любителей, и в целом, картинку выдержал в заданном ключе. А вот некоторые мизансцены в фильме смотрятся почти комично. Например, начало фильма, в котором Иосиф подозревает свою жену Марию, что та наставила ему рога, но затем приходит ангел в образе то ли девушки, то ли мальчика (что-то средне-непонятное) и «раскрывает мужу глаза». По-своему хорош подбор и персонажей на роль апостолов, которые внешне смахивают на сицилийскую ОПГ. В другом эпизоде Иисус палкой пытается сбить какие-то плоды на дереве, у него это не получается, он психует и восклицает: «Так не плодиться же тебе отныне никогда!» Смотрится это особенно по-идиотски, и подобных моментов в фильме предостаточно.
И, тем не менее, Пазолини сумел снять кино, которое по форме и необычно, и вызывает жгучую дискуссию. Экранизировать Евангелие в пролетарской стилистике, насытив фильм зверскими кадрами (бойня младенцев или самоубийство Иуды заставляет поежиться), а самих участников процесса, включая Иисуса, лишить «божественного провидения» - это еще нужно было умудриться. И Пазолини умудрился.
Честно скажу, не поклонник подобной стилистики в экранизации жития Иисуса, к тому же и режиссер своим нарочитым неореализмом уже порядком так запоздал, но Пазолини все же сумел удивить. А с учетом избитости и предсказуемости сюжета о жизни Иисуса, это уже не мало.
Неожиданная оптика спасает хрестоматийную историю — «Евангелие от Матфея» (1964) отдает свежестью, несмотря на фабулу, известную каждому задолго до начала просмотра. Пазолини-неореалист снимает почти-документально: в качестве актёров — левые политические активисты с новозаветными лицами; Святая Земля — юг Италии; а музыкальное сопровождение — эклектика из Прокофьева, Баха и Одетты Холмс.
Лакмусовая бумажка для любой экранизации «Благой вести» — сцены чудес: по ним (отвечая на вопрос — как показать паранормальное?), кажется, можно судить о картине в целом. Пазолини разыгрывает их топорно — то же исцеление прокаженного написано максимально простым монтажом. Но производимый [смесью комичности, наглости и величественности] эффект — уникален.
