Хоррор от Антонио Маргерити. План #3 (Длинные волосы смерти)
В этом фильме перед нами проносятся универсальные, понятные для каждого истинного европейца, образы отсылающие нас к жестокости Средних веков. Это и феодальный замок, и кровавый заговор, и абсолютная власть богатых, и борьба за наследство. Если вкратце охарактеризовать сюжет этой ленты, то перед нами видоизмененная версия шекспировского 'Макбета'. Как не вспомнить:
'И чем родней по крови человек,
Тем кровожаднее'.
Жертвы восстают и путем насилия останавливают колесо бесчестных поступков. Однако, для реальности Антонио Маргерити этого было мало. Уже в самом начале заложена идея возможной мести. Он идет несколько дальше. Большую часть фильма зритель будет следить за тем, как погружается преступник в полосу уныния и страха. Его разум видит множество несоответствий, выдавая сигналы тревоги. Все эти моменты мастерски выделяет автор.
Как и в 'Танце смерти' Маргерити снимает этот фильм в черно-белых тонах, в пределах одного здания и преимущественно общими планами. Это позволяет добавить в сюжет еще одно действующее лицо - замок. Это место в котором творится множество злодеяний будто впитывает в себя несправедливость. Неспроста развязка истории будет вне пределов замка.
Этот фильм оставляет множество тем для размышления. Средние века, игра Барбары Стил, реакции психики человека на происходящее, соотношение с произведениями Эдгара По. Список можно продолжать. Важно другое: та четкость и профессиональное мастерство с которыми сделана эта работа, даже по прошествии 50 лет оставляют фильм в числе лидеров жанра.
Конец XV века. Инквизиция в Англии огнем и мечом вершит суд и борется с колдовством, не жалея сил. Адель Карнстайн обвиняют в колдовстве и в убийстве брата графа Хамболдта, и приговаривают к сожжению на костре. Ее старшая дочь Элен пробирается в замок, чтобы спасти мать и назвать имя настоящего убийцы графу, который обещает отмену казни в обмен на ее ласки. Пока граф получает плату, его сын Курт во дворе сжигает Адель на глазах ее младшей дочери Элизабет. Но перед смертью несчастная жертва проклинает весь род графа Хамболдта, призывая черную смерть на их головы и головы их подданных. А самому Курту она предрекает смерть такую же мучительную, какой он подверг ее саму. Адель призывает свою дочь Элен отомстить за ее смерть, иначе она не обретет покоя. Сбежавшую из замка Элен граф подстерегает у водопада и сталкивает в воду с обрыва. Ее хоронят за стенами замка. Маленькая Элизабет остается жить во дворце графа. И через несколько лет Курт женится на ней против воли девушки.
А проклятье Адель начинает сбываться. На город обрушивается чума, люди мрут, трупы валяются повсюду. Но разразившаяся гроза очищает город и дает надежду. Священник призывает всех горожан собраться в церкви и вознести молитву о спасении. Во время службы вдруг распахиваются двери церкви, на пороге появляется молодая женщина с длинными черными волосами и очень знакомым лицом, которая падает без чувств. Курт приказывает отнести ее в замок. Девушку зовут Мэри, она путешествовала, но карета сломалась. Очарованный ее красотой, Курт уговаривает Мэри погостить в замке. Ему уже опостылела жена, и тут судьба послала такую красавицу! А он привык получать то, что хочет. И устранять тех, кто ему мешает, в том числе собственного дядю.
Фильм «Длинные волосы смерти» по праву считается одним из образцов готического хоррора. В нем присутствуют все характерные признаки этого жанра: проклятье сожженной ведьмы, которого невозможно избежать, таинственная роковая незнакомка, как орудие мести, появляющаяся из ниоткуда и исчезающая в никуда. В комплекте идут высокие замки со стрельчатыми окнами и винтовыми лестницами, мрачные подземелья, потайные ходы, старинные семейные склепы, заросшие вековой паутиной, где среди костей и истлевшей плоти копошатся вечно голодные крысы, и многое другое.
К тому же главную женскую роль тут сыграла признанная королева европейского готического хоррора, английская актриса Барбара Стил. 29 декабря этого года ей исполнится 80 лет, но она до сих пор продолжает работать и как актриса, и как продюсер. За свою очень долгую карьеру она снималась у разных режиссеров и в фильмах самых разных жанров, но мировую славу и известность Стил принес именно готический хоррор, а роль в фильме «Длинные волосы смерти» стала одной из лучших работ актрисы. Ее стройная хрупкая фигура прекрасно смотрится в старинных платьях. Тонкие черты бледного лица, длинные черные волосы, огромные черные и широко расставленные глаза, страсть в которых сочеталась с холодом и отстраненностью одновременно, как нельзя лучше подходили для воплощения на экране чего-то непостижимого и мистического, таящего в себе опасность и беду. Вот и здесь, по мере трансформации образа Мэри, в ее выразительных глазах таится то беззащитность и беспомощность, то коварство и интрига, то властность и жесткость, то равнодушие и презрение.
При этом во второй части фильма в сюжет вплетается детективная составляющая, в которой явно слышен мотив романа Буало-Нарсежака «Та, которой не стало». Это позволило внести в сюжет ноты управляемого сумасшествия, когда муж, убивший жену, вдруг находит пряди ее волос на расческе, слышит ее разговор со служанкой в комнате, а очнувшись от кошмарного сна, в котором убитая жена его душит, видит в своих пальцах клок ее волос. По его словам, служанка носит ей завтрак в комнату, а священник постоянно говорит с ней в церкви. И только муж, сходящий с ума от страха и непонимания того, что происходит, пытается ухватить ускользающий край ее тени, чтобы увидеть мертвое лицо жены либо утвердиться в осознании своего безумия. Джордж Ардиссон отлично вошел в образ человека властного, циничного, самоуверенного, своенравного и жестокого, привыкшего брать то, что захотелось, и выбрасывать, когда игрушка надоела. И внезапно он теряет почву под ногами, обуян страхом и животным ужасом, ужасом человека, летящего в бездну безумия.
Все это режиссер Антонио Маргерити собирает в своей картине, создавая атмосферу неотвратимого рока и страшной тайны. Музыка Карло Рустикелли еще больше сгущает эту атмосферу обреченности, подчеркивая неизбежность Фатума в этой игре, в которой Смерть играет с Жизнью в поддавки. До самого конца, до самого финала, когда горящее, опутанное длинными волосами чучело Смерти уносит с собой давно обещанную ему жизнь.
Один из тех фильмов, коим ставишь оценку ниже, не смотря даже на вроде бы значительный факт, относимый в пользу её высокому положению - актёрский состав заслуживает исключительно похвалы.
Что же заставляет ниспровергать балл?
Во-первых, музыка - отвратительно ниспадающая гармония, повторяющаяся на протяжении всей картины, но... и это во-вторых, соответствующая поставленным под её надзор сценам - попросту выстраивается мнение, что постановщик работал под аккомпанирующий ему оркестрик Рустикелли. Сходное по негативному характеру впечатление - это Эннио Морриконе в промежуточке меж 'Солнечными пятнами' и 'Леонор' (замечу, что данная картина, однако, превосходит и ту и другую по нескольким параметрам - соблюдение 'атмосферности' повествования и вкрапление 'приятных неожиданностей'; к примеру, заключение молодого графа в чучеле, предназначенном для сожжения в качестве символа отшедшей чумы - хотя тематика спорная, поскольку священнослужитель потакает этому капризу черни, если и вовсе не инициирует).
В-четвёртых, по всем параметрам это самая обыкновенная мелодрама (мужчина, перебирающий женщин, но не имеющий сил остановиться на одной из них не по свободной воле, а из вуалируемого избалованностью и доступными рычагами власти Эдипова комплекса - предположительно убивает брата не как 'каинит', а лишь как подставное лицо в жертвоприношении матери, и на месте Франца следовало бы оказаться отцу - дальнейшее падение под эгидой проклятия является лишь развитием патологии, укрепившейся на основании суррогатного раскрепощения; обратим также внимание на то, что родитель мужского пола у дочерей 'ведьминых' не упоминается в равной степени, как и мать Курта), разбавленная спецэффектами 'жанровости' по ретроактивному примеру того, как в Наши Дни разбавляются фантастические экранизации компьютерной графикой.
В целом и в качестве итога, укажу лишь, что с минуты 40ой и до последних 15и - почитывать пришлось Пьера Бейля 'Исторический и критический...', поскольку постепенно угасал интерес к чисто визуальному потреблению.
Иногда для кинематографической удачи не нужно ни сюжета, ни идеи, ни даже неповторимой авторской манеры. Достаточно одного яркого образа, который засядет в мозгу как хирургическая скоба или игла, воткнутая в родничок. Только послушайте, как это звучит: длинные волосы смерти. Не зачехленная коса, не бессмысленная ухмылка черепа - эти мрачные и чуточку смешные атрибуты непознанного. Именно волосы: те, что соблазнительно раскидываются по подушке, падая тяжелым черным занавесом, скрывают лицо, вспыхивают от пламени костра, венчая мучеников инфернальным нимбом. Те, что, согласно народному суеверию, с испуганным упрямством отвергаемому наукой, порой продолжают расти и после смерти тела – едва слышный хитиновый шорох в гробовой тьме, седые нити, медленно оплетающие безобразный разлагающийся труп, словно паутина или шелковый кокон, из которого еще не выпорхнула (и выпорхнет ли?) крылатая душа.
Впрочем, и авторская манера Антонио Маргерити достойна внимания. Без смущения позаимствовав детективную фабулу «Той, которой не стало» Буало-Нарсежака, он до неузнаваемости трансформирует историю о мнимой смерти неудобной супруги, чье тревожное загробное присутствие грозит свести с ума убийцу-мужа. Лишь общий контур – исчезнувшее тело, тихие шаги за дверью, оставшаяся на расческе мягкая прядь – помещенный в мрачную атмосферу условного средневековья в духе Мурнау. Здесь птицы не поют, деревья, не успев вырасти, идут на дрова для костров инквизиции и чумных крематориев, а готические буквы титров отбрасывают дрожащие тени в свете дымных факелов. Даже лики героев точно взяты с карт Таро. Холодно и зло глядит из-под накладных ресниц Папесса - былая жертва, нынешняя любовница и соучастница. Роняет слова Апокалипсиса Великий Иерофант, всесильный епископ, пред которым трепещут князья и не смеют поднять глаз преступники. Сгибается под ношей греха и растущего ужаса Безумец. Легко быть негодяем, когда убитые покорно лежат в своих могилах, но саркофаг Элизабет пуст, а впереди маячит новый расклад: Башня, Суд, Фатум, Смерть. И в этом беспросветном мраке Танатос дает жизнь Эросу (тьма от тьмы, иррациональное от иррационального), всепроникающая чувственность разливается по каменным казематам, семейным склепам, холодным спальням – едва уловимая, но неотвязная и дразнящая, как аромат духов той, которой нет, теплый сонный запах ее кожи.
Сюжетные перипетии, в силу обилия готических штампов и непреклонной авторской установки на сугубую мрачность, порой вызывают улыбку. Но, как эта улыбка, вполне искренняя, маскирует дрожь, так и внешний сюжетный слой картины с его роковыми проклятиями, таинственными явлениями и нелепыми преступными умыслами – лишь дань традиции и, пожалуй, зрительским вкусам 1960-х, а послание – оно внутри, под серым бутылочным стеклом. Кассу сделают кошачьи глаза королевы крика Барбары Стил, в фокусе же - взволнованное лицо Джорджа Ардиссона, на котором лежат тени шекспировского замка Эльсинор. Светловолосый Гамлет зол, и требующий возмездия призрак стоит ныне не за его плечом. Но во взгляде - та же безысходность, то же осознание, что скорби сердца и тысячи мучений, заслуженно ли, безвинно ли понесенных в жизни – лишь преддверие грядущего ада сновидений. Если Равинель Буало-Нарсежака в какой-то момент ломается и с облегчением пьет из дула гибель, граф Курт борется за жизнь до конца: ведь живем мы миг, а пребываем мертвыми вечность.
Кажется, что у итальянского хоррор-мастера собственные, личные отношения со смертью: уважительные, но без лишней серьезности, как бывает у людей, хорошо знающих и понимающих друг друга. В них есть место и дружеской шутке, обрывающей пугающую сцену рациональным объяснением, и признанию потаенной мистической изнанки жизни, любованию ей. По мере того, как на экране стирается граница между познаваемым и сверхъестественным, теряется, выцветает различие мертвого и живого, этот рубеж для зрителя парадоксальным образом становится реальнее, ярче и ближе, чем был когда-либо, словно он приблизился на расстояние вытянутой руки: один шаг – и ты по ту сторону. Однажды она придет за каждым из нас… придет за мной. Босиком по стылой земле, в изорванном платье, от которого пахнет плесенью. А я покорно возьму протянутую руку и опущу голову, чтобы не увидеть источенного червями лица, так похожего на мое. И – последним занавесом доигранной пьесы, посмертной вуалью, прохладным сухим дождем, размывающим горизонт – милосердно падет пелена темных как ночь волос.
После того как женщину, обвиненную в ведьмовстве, сжигают на костре, остаются две ее дочери, старшая, Хелен, и младшая, Элизабет. Старшую дочь убивают, а младшую, оставленную при дворе замка, спустя десяток лет силой берет себе в жены граф Курт - один из убийц.
Но проклятье, которое выкрикивала перед смертью сожженная женщина, начинает сбываться. На город обрушивается Черная смерть, а в одну зловещую грозовую ночь на пороге замка внезапно объявляется незнакомка, как две капли воды похожая на убитую когда-то Хелен.
'Длинные волосы смерти' - безумно красивый готический фильм, возможно один из самых красивых, которые когда-либо снимались в Италии. Темный и сырой замок с обязательными потайными ходами, затянутые паутиной могильные склепы, ужасное чучело Смерти, обмотанное человеческими волосами, отблески пламени, и блики солнца сквозь шумящую листву парковых деревьев, и черные скелеты домов; надо всем - тонкий полуразмытый флер и неожиданно динамичная операторская работа. Конечно, в красивой картине не обойтись без прекрасных женщин - скрытной и мстительной Элизабет и таинственной незнакомки Мэри, которую играет великая дива готического кинематографа, бесконечно божественная Барбара Стил.
Только на первый взгляд кажется, что итальянские готические фильмы похожи друг на друга как капли воды. Да, сюжет картины вполне классичен и в общих чертах соответствует концепции с совершением родового преступления и наказанием околомистического толка. Но у каждого такого фильма есть и своя изюминка. 'Длинные волосы смерти', разумеется, являются одним из лучших образчиков жанра, и потому запоминаются не только благодаря своему черно-белому импрессионизму и участию в картине Барбары Стил.
Во-первых, наказание действительно мистическое, безо всяких намеков на то, что героя погубил собственный страх или жадность подельника. Найдутся люди, которые поспорят со мной, но... возьмите этот фильм и скажем, 'Плеть и тело', или же 'Призрак' с той же Барбарой Стил, и сравните подоплеку происходящего.
Во-вторых, главным героем картины является не благородный юноша и не хрупкая испуганная красавица, а достаточно скользкий и мерзкий тип, которому искренне желаешь смерти с самых же первых кадров. И однако, чем больше вокруг него сгущаются зловещие тучи, тем больше ты, как это ни странно, ему сопереживаешь. И от этого концовка фильма кажется особенно жуткой.
И в-третьих, собственно говоря, концовка. Она не просто исполнена в точности с произнесенным казненной женщиной проклятием, она утонченна до крайности и крайне символична. Торжество женщины над мужчиной как Жизни над Смертью в контексте эпохи официальной охоты на ведьм. Поэзия.
У этого захватывающего мистического фильма ужасов на удивление много общего с нашим классическим 'Вием', вышедшим чуть позже, и прежде всего в визуальном и звуковом ряде. Может, создатели 'Вия' где-то посмотрели эту картину (в нашем прокате она не шла- такое бы все запомнили!), а может, и тут мистика какая-то...
Посудите сами. Дочери сожжённой 'ведьмы', живая и мёртвая, как две капли воды похожи на Варлей в роли Панночки, только посдержанней будут. Опять же загробный женский хохот почти одинаков. И финальные метания молодого герцога Курта весьма напоминают безумную суету Хомы Брута (хотя и немного спокойней). А живописная подземельная паутина прямо-таки перелетела в виевскую церковь. Да и тема схожа: месть потусторонних сил... В общем, дело ясное, что... дело тёмное.
