Юрий Норштейн: «Pixar давит на сердце, но сердца там нет»

Создатель «Сказки сказок» и «Ежика в тумане» открыл в московской Altmans Gallery выставку к своему 75-летию. КиноПоиск побывал в галерее и поговорил с Норштейном о необходимых условиях для мультипликатора и отсутствии в стране атмосферы для творчества.

Уже из названия экспозиции — «Художник рисует фильм. Ярбусова и Норштейн» — понятно, что собранные здесь эскизы к мультфильмам «Лиса и заяц», «Цапля и журавль», «Ежик в тумане», «Сказка сказок» и «Шинель» — результат совместной работы творческого союза режиссера Юрия Норштейна и его жены, художника Франчески Ярбусовой, без которой не появились бы знаменитые анимационные герои. Сам Норштейн шутит перед журналистами и гостями вернисажа, что выставка вообще не его, а Франчески — верного друга, соратника и, как признается режиссер, любимого персонажа, которая всегда готова удивлять.

Фаня и «Сказка сказок»

«Вообще, конечно, Фаня совершенно поразительная. Она меня всегда потрясает. Мы с ней 49 лет живем, но я к ней приезжаю и каждый раз вижу нового человека. Я желаю вам всем, чтобы у вас были либо такая жена, либо такой муж, которые все время обновляются в своем умственном движении», — говорит Норштейн.

Они с Ярбусовой — люди одного поколения, чье детство пришлось на войну, а начало карьеры — на 1960-е с их мнимой свободой. Возможно, именно поэтому никто в мире не смог создать более лиричный, тонкий, свободный и проникновенный анимационный фильм, чем их «Сказка сказок», которая вышла ровно перед переходными 1980-ми. Главный герой мультфильма — серенький волчок из знаменитой колыбельной, не страшный, а наоборот, симпатичный. Он проводник по воспоминаниям — о падающих яблоках в счастливом детстве, о нарисованном добродушном быке, словно сошедшем с полотен Пикассо, и о тревожном предвоенном танго под музыку Ежи Петерсбурского.

«Если говорить, что фильм „Сказка сказок“ вобрал мои переживания, то в этом случае он да, мой главный фильм, — рассказывает художник. — Хотя на самом деле я могу по поводу каждого своего фильма сказать, что он вбирает мои личные переживания. Если этого не происходит, то, мне кажется, не происходит и акт творчества или сотворчества с тем, что происходит на экране. „Сказка сказок“ для меня — самый дорогой фильм, потому что он действительно связан в большей степени с моей личной жизнью, переживаниями, с моим домом, моим двором, моими близкими, моими соседями. Это, кажется, случай невероятный в мультипликации — сделать практически автобиографический фильм, хотя его таковым тоже нельзя назвать».

Компьютер против таланта

С начала 1980-х Норштейн с Ярбусовой работают над «Шинелью» по мотивам повести Гоголя. Первые отрывки из нее были показаны еще в начале перестройки, но работа над фильмом ведется и по сей день. Журналистские вопросы про «Шинель» обычно выводят Норштейна из себя, тем не менее иногда на фестивалях и мастер-классах он показывает отрывки из своего незавершенного фильма.

«Я показываю отрывки и рассказываю о внутренних принципах работы — творческих, технологических. Дело в том, что я не придерживаюсь компьютерных дел. Я считаю, что работа рукой носит более художественный характер, нежели технологии, хотя их никто не отменяет. Но для меня это так. И я поэтому стараюсь не то чтобы кому-то внушить, мол, старик, давай занимайся тем, чем занимаюсь я и еще несколько таких же придурков. Но я думаю, что рассказать об этом будет нелишним. Глядишь, кто-то посмотрит на свое компьютерное произведение другими глазами», — отмечает Норштейн.

Хотя режиссер признает, что дело вовсе не в компьютере и чрезмерном использовании графики, а в таланте.

«Главное, чтобы за компьютером сидел творческий человек, умеющий рисовать, знающий изобразительное искусство. Сегодня должно быть правило: тех, кто не знает изобразительное искусство, вообще не надо допускать даже к компьютеру, потому что ничего, кроме технологии и технологических возможностей, которые опережают творческую мысль, он не получит ни в изображении, ни в действии. Следствие этого — потеря человечности», — считает режиссер.

Он не испытывает иллюзий по отношению к современным тенденциям в сфере мультипликации. Норштейн, например, признает мастерство Pixar, но не признает эстетику студии («Они давят на сердце, но сердца там нет») и гораздо выше ставит творчество Федора Хитрука и Эдуарда Назарова.

«Мне нравится правда, причем правда может быть фантастическая. Фильм „Жил-был пес“ [Назарова] абсолютно великий. В нем встречаются два старых человека, каждый со своей судьбой. И неважно, что этот волк, а этот — пес. Эдик сделал кино о двух существах, которые одиноки в мире и никому не нужны. Нужны только друг другу».

Мы потеряли связь друг с другом

Гораздо больше компьютерных технологий Норштейна волнуют условия работы нынешних аниматоров. Они, по его мнению, отвратительные.

«Мне кажется, мы потеряли самое главное — связь друг с другом. Каждый работает в своей норе и думает, что он достигнет успеха и обгонит своего коллегу. Ничего подобного не будет. Может быть, где-нибудь обгонит на каком-то повороте, но этот обгон будет все равно носить характер временной победы над другим и неоправданных дум о том, что ты попал в обстоятельства искусства. На самом деле ничего похожего. Обстоятельства искусства возникают в какой-то среде, и для этого нужно создать атмосферу. Точно так же ты не можешь создать лес без атмосферы, без кислорода», — считает режиссер.

А этой атмосферы в сегодняшней анимации ему не хватает катастрофически. В том числе и за счет невнятной госполитики в финансировании производства мультфильмов и в целом экономической ситуации в стране. Норштейн известен своей гражданской позицией. Он оппозиционер, борец с нынешней системой, противник капитализма.

«Я категорический противник всех сегодняшних дел, которые происходят в стране. Они мешают подлинному развитию культуры, а без культуры народ дичает, происходит тот самый паллиатив, который потом публика, зритель, слушатель будут принимать за подлинное. И тогда полная катастрофа, потому что мы потеряем инстинкт искусства», — считает Норштейн.

Режиссер при этом прекрасно помнит советские времена и «условия тяжелой зависимости», в которых, однако, способен был прорасти настоящий талант. Конечно, при определенном желании.

«Талант никуда не исчезает. Есть некоторое понятие генетической устойчивости. Можно вообще перестать заниматься творчеством. Любым. Талант, конечно, все равно есть, он будет, и никуда он не денется. Талантливые люди всегда появляются. Но для них нужна поддержка, потому что иначе они сразу попадают в ситуацию агрессии или психологической подавленности. А сегодня ее [поддержки] нет, и это большая беда. Чиновники даже не понимают того, что творческую личность просто так не проявишь. Она должна проявиться в обстоятельствах. Просто так творец не возникает. Ему нужны для этого условия бытия, а этих условий нет», — говорит режиссер.

Поддержка только в цирке

Разговор о поддержке анимации со стороны государства Норштейн любит прерывать фразой «Поддержка может быть только в цирке». Он очень скептически настроен по отношению к нынешней политике министерства культуры.

«Должно быть государственное субсидирование с хорошо работающей студией. А у нас сегодня только поддержка. Это слово само по себе безграмотное. Поддержка должна быть, с одной стороны, в государственном масштабе, с государственной студией, со всеми теми делами, какие были [в советское время]. Именно они создают условия для работы. А с другой стороны, если создаются маленькие студии, если человек хочет открыть свой частный бизнес, если мы играем в капитализм, то я всегда говорю: „Идите в банк, берите ссуду (хотя еще не каждому дадут), делайте кино, прокатывайте, возвращайте деньги, берите новые и начинаете опять весь этот процесс закрученный“. Поверьте, мало кто сможет сыграть в эту игру. Это тяжелейший процесс, который выматывает все силы», — отмечает Норштейн.

Хотя режиссер понимает капиталистические принципы работы в Голливуде и ряде зарубежных стран, в качестве положительного примера он приводит Канаду, где были «в этом смысле социалистические принципы и сразу возникали имена».

«Это все понимают, но никто не желает сказать: в искусстве нельзя вводить капиталистические принципы. Они убивают человека. Это не книгу писать. Книгу писать может дворник. Он подмел метлой, а ночью сел писать книгу. Это допустимо, но кино — это очень дорогостоящее и тяжелое искусство. В особой степени мультипликация, потому что всем кажется, что мультипликация — это такое малое кино. Но это на самом деле кино, которое тяжелее сконструировать в производстве, нежели игровое, потому что в игровом кино, в конце концов, необязательно снимать в павильоне. Можно придумать сюжет и снять все на улице. Необязательно даже брать актеров, как часто делали режиссеры, причем выдающиеся. Так что, пока в министерстве культуры не будут входить в саму суть творческого процесса, ничего не будет», — заключает Норштейн.