Автор румынской волны, режиссер «Смерти господина Лазареску» представил на Берлинале экранизацию «Трех разговоров» русского философа-мистика Владимира Соловьева. По мнению Василия Корецкого, получилось длинно, тяжко, но, несмотря на сюртуки и французский, очень современно.
Прошлый фильм Кристи Пую — «Сьераневада» — был настоящим подарком российскому зрителю. История семейной встречи в малометражной квартире с узнаваемой советской мебелью и разговорами о том, как хорошо было при Чаушеску и кто на самом деле взорвал башни-близнецы, была почти что «Горько!», только без музыки и веселого угара (радость узнавания себя в восточно-европейском соседе и так была невероятной).
Сходства румынского менталитета с русским оказались неслучайными. В новом фильме, названном так же абстрактно-непонятно, топонимом (Мальмкрог — это немецкое название трансильванского села Маланкрав), Пую вновь дает слово интеллигенции, на этот раз русским аристократам, которых встречает XX век — Николаю, хозяину поместья, в котором собрались дискутирующие; Ингриде, княгине из рода Рюриковичей (где-то на заднем плане помирает от ран ее пожилой муж Антон Николаевич); атеисту и западнику, дипломату Эдуарду; юной пылкой христианке Ольге и спокойно-остроумной Мадлен. Обсуждают то же, что и сегодня: Европа ли Россия, или наоборот; возможен ли мир и Европейский союз; зачем Европа поддерживает борьбу чеченцев за независимость, а своих-то негров линчует; как важно быть вежливым и достаточно ли этой добродетели, чтобы выжить в нашем мире; плюс типичные для того времени разговоры о толстовстве, ненасилии, природе зла и существовании Бога.
Беседы (в основном на французском!) разделены на шесть актов, длятся в общем 200 тяжких минут, во время которых беседующие чинно стоят со стаканами в руках или сидят за обеденным столом. Но Пую, конечно, не так прост: пусть камера тут не выделывает таких фокусов, как в «Сьераневаде» (попробуйте снять динамичный разговорный фильм в 36-метровой «двушке» почти что одним кадром, ни разу не попав под ноги актерам и не отразившись в зеркалах!), получилась далеко не «Бедная Настя». Меняется время суток, меняется свет, наряды гостей, и все это еще и коррелирует с темой бесед. Разговоры о Боге и Антихристе, к примеру, начинаются после заката, когда все выходят к коньяку в темных вечерних туалетах.
Марафонский хронометраж требует от режиссера очень тонкого чувства времени, и оно у Пую имеется. Когда после первого часа, посвященного чтению вслух письма с турецкой войны (ужасы геноцида армян даны в натуралистических деталях), зритель уже готов грохнуться в обморок, на пол падает юная Ольга. Когда самодовольные разговоры о бремени белых вызывают невероятное желание раскулачить этих чванливых господ, нечто подобное случается и на экране (обойдемся без прямых спойлеров). Плюс второй план: пока баре предаются возвышенной дискуссии, на заднем плане шуршат слуги.
Собственно, слуги и становятся той рамкой, которая помещает все эти важные разговоры в отрезвляющий контекст. Мы из своего времени прекрасно знаем, что случится с этими людьми и Европой через 5, 14, 17, 39 лет. Предчувствие катастроф, масштаб которых не могут даже вообразить гости усадьбы, звенит в деталях: мажордом бьет по лицу провинившегося работника; больной генерал спрашивает у хозяина, как тот понимает строчки «Интернационала»; есть и более прямые намеки.
Эта атмосфера напряженно-интеллектуальных и в то же время пустопорожних дебатов на пороховой бочке кажется более чем узнаваемой, особенно нам, а не европейской публике, ни разу не засмеявшейся во время показа (зал хихикнул только один раз, когда один из героев высказал сомнение в возможности союза европейских государств). Вообще, надо признать, что перевод Соловьева на французский действует освежающе на текст «Трех разговоров о войне, прогрессе и конце всемирной истории», изданный в 1900 году, делает его философию понятной европейской публике хотя бы на уровне языка, но совершенно убивает фильм для нашего зрителя. Читать философский трактат в субтитрах и одновременно изучать деликатные изменения сценографии никак не возможно. Утомленные чтением российские критики не оживились даже на споре о вежливых людях! Пытка русской философией способна довести неподготовленного зрителя до отчаяния. Но зато после фильма можно рассуждать о вкусах нынешнего руководства Берлинале (это первый год его управления): новый художественный директор Карло Шатриан до этого занимался фестивалем в Локарно, и фильм Пую — первое, что мы увидели из программы второго конкурса Encounters, введенного лишь с 2020-го. Кажется, важными критериями отбора тут являются маньеризм, высоколобость и эксперименты, далеко выходящие за рамки жанровых границ и арт-мейнстрима.
