Жора Крыжовников: «Советская красота сквозит у нас во всем»

Пока вы смотрите «Звоните ДиКаприо!» на ТНТ-PREMIER, КиноПоиск встретился с его режиссером Жорой Крыжовниковым и выслушал серьезнейшую лекцию по теории литературы и кино. А еще поговорил о трудовой дисциплине Александра Петрова, городской политике мэра Москвы Сергея Собянина и режиссерском таланте футбольного тренера Массимо Карреры.

— Если я ничего не путаю, вы говорили, что Жора Крыжовников — псевдоним для кино, а своим настоящим именем Андрей Першин вы подписываете телеработы. Почему тогда под «Звоните ДиКаприо!» стоит имя Жоры?

— Не совсем так. Это полушутливое разделение касалось работы за деньги и на себя. То есть имя Жоры Крыжовникова появляется под проектом только тогда, когда я сам принимаю все решения и, следовательно, сам несу за них ответственность. Я очень благодарен продюсерам Антону Щукину и Александру Дулерайну за доверие. В «Звоните ДиКаприо!» я отвечаю за каждое слово, каждую склейку и каждую музыкальную правку.

— Поэтому ваш сериал выходит не на ТВ, а в онлайн-сервисе?

— Отчасти я этому рад. Во-первых, это не исключает того, что после премьеры на ТНТ-PREMIER проект появится и на основном ТНТ. Во-вторых, у телепоказа есть ряд очевидных минусов. Прерывание рекламой, например. Все знают, что во время рекламы аудитория уходит с канала. Зритель отвлекается. Меня как автора сценария и режиссера это разорванное смотрение жутко раздражает. Я как-то посмотрел «Самый лучший день» по телевизору со всей рекламой — это дичь!

В интернете гораздо меньше цензурного давления, мы не вырезали ни кадра, только мат приглушили. Кроме того, на телевидении нужен точный хронометраж, а здесь, если мне нужно, чтобы одна серия шла 37 минут, а вторая — 52, то так и было. Я также надеюсь, что интернетом пользуются в нашей стране все, кто умеет читать и писать, то есть вся та аудитория, с которой я хотел бы поговорить. Да, ТНТ-PREMIER — это платный сервис, но при просмотре телевизора зрители тоже платят своим временем и вниманием. Лучше потратить небольшую сумму, чем постоянно спотыкаться о рекламу проекта «Замуж за Бузову».

Шоураннер, который сам снимает, монтирует и выпускает проект так, как он его задумал, — это в полном смысле автор. Тут я автор вместе со сценаристами Петром Внуковым и Евгенией Хрипковой.

— Главный герой — актер Румянцев в исполнении Александра Петрова — получился ну очень уж натуральным и правдоподобным злодеем. Успокойте нас, скажите, что он на самом деле не такой!

— Разумеется. Во-первых, Саша — реальный трудоголик. Во-вторых, он по-настоящему амбициозен и готов бороться за проект, который ему важен. Я знаю случаи, где он просто заставлял режиссера взять его на роль, убеждая, что он точно подходит. Как-то раз он даже снял мини-фильм с собой в главной роли и показал его режиссеру. Так никто не делает! Вот и ответ.

А его персонаж в «Звоните ДиКаприо!» работает на таланте, используя то, что ему дано. Дано какому-то футболисту быстро бегать, он и бегает. Вопрос: бежит он по полю или по улице в 6 утра. А Саша бегает со съемки на съемку.

— После премьеры «Звоните ДиКаприо!» в Омске на фестивале «Движение» зал восторженно и абсолютно искренне аплодировал, даже когда уже и титры закончились, и в театре включили свет. Но были и те, кто выходил с недоумением и говорил: «Как можно смеяться над такими вещами, как ВИЧ?!» Так вы комедию или трагедию снимали?

— Мой любимый театральный режиссер Анатолий Эфрос, которого я считаю одним из своих учителей, говорил: «Когда я оглядываюсь назад на свои работы, то по большому счету единственное, что я могу себе предъявить, — это то, что я был недостаточно смел». В случае со «Звоните ДиКаприо!» я прежде всего хотел быть смелым.

Насколько можно шутить о серьезном и оставаться серьезным в юморе — это очень интересный момент. Вот, например, известный культуролог Михаил Бахтин считал, что в книгах Достоевского много смешного. Спрятанный, редуцированный юмор. Бахтин предположил, что Достоевский работал в редком жанре мениппеи, который объединяет юмористическое и сатирическое с драматическим и философским.

Я пробовал как-то в институте ставить Достоевского — смех звучал постоянно. Просто его юмор не бросается в глаза, в тексте на него ничего не указывает. Это юмор человека, который не улыбается, когда шутит. Но возьмите, например, разговор Ивана и Черта в «Братьях Карамазовых». Черт — юмористический персонаж. Он говорит: «Я в баню торговую полюбил ходить, люблю с купцами и попами париться». Если произнести эту фразу определенным образом, то в ней можно увидеть юмор. Я думаю, что и экранизации Достоевского не удаются, потому что никто не видит этого юмора.

Герои мениппеи — это простые люди, которые говорят современным языком и попадают в бытовые комические ситуации, но при этом уровень конфликта может быть очень высок, а речь идет о жизни и смерти. Я не сравниваю себя с Достоевским, но понимаю, что сочетание комедии и драмы мне сейчас ужасно интересно. От чистой комедии я бы отказался. Не хочу зарекаться и клясться, но чисто комедийный материал мне стал скучен. Количество сценарных паттернов в нем ограничено.

— Тех, кто не принял «Звоните ДиКаприо!», смутило еще и то, что вы никак не показываете свое отношение к происходящему. Вот у себя в Facebook вы четко проводите границы добра и зла, объясняя, кто прав, а кто — нет. Почему же в кино вы отказываетесь от этих маркеров?

— Здесь мы опять возвратимся к работе Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского». Бахтин говорит следующее: Достоевскому удается сделать так, что в его произведениях звучат непосредственно голоса персонажей. Он сравнивает то, как выписывает диалоги Толстой и как это делает Достоевский. В текстах Достоевского мы не видим отношения писателя к словам его героев, в то время как в книгах Толстого автора видно за каждой репликой. Таким образом, говорит Бахтин, возникает полифонический роман, многоголосие. Так же и нам с Петей Внуковым и Женей Хрипковой хотелось сделать так, чтобы в «Звоните ДиКаприо!» звучали голоса разных людей с их представлениями о добре и зле. Принимать их или не принимать, осуждать героев или соглашаться с ними — это работа зрителей.

— Но если вам так не нравится, допустим, что в Москве каждое лето перекладывают плитку и меняют бордюры, почему бы не вставить это в сюжет?

— Это будет в восьмой серии, клянусь! Но и здесь все это будет подано так, что и поклонники, и противники Сергея Собянина смогут остаться при своих мнениях.

— В «Звоните ДиКаприо!» много узнаваемых персонажей, в том числе есть такой герой — бандит-бизнесмен по имени Сергей Семеныч... Я не знаю других Сергей Семенычей в медийной повестке.

— Но это не тот! Просто, видимо, когда мы писали, он сам всплыл где-то в подсознании. Никакой попытки рассказать правду про Собянина в этом сериале нет!

— Раньше вашими героями были простые жители глубинки, и вас критиковали за то, что вы очерняете образ рядового россиянина. В «Звоните ДиКаприо!» действие перенесено в мир столичной богемы, его герои — кинозвезды, рестораторы, телеведущие, продюсеры. Это на вас критика так повлияла?

— Нет, конечно. Просто я все сказал. Свою «народную трилогию» я завершил, сейчас у меня другой этап. При этом надо понимать, что «Горько! 2» — это часть моих обязательств перед кинокомпанией «Базелевс». Я бы не снимал его, если бы мог сразу сделать «Самый лучший день». Дальше я могу как автор вернуться в небольшой город, но уже с драматическим материалом. Свою условную «Женитьбу Бальзаминова» я уже снял, а вот ради условной «Грозы» или «Бесприданницы» я бы взялся вновь за эту фактуру и этих героев.

— Перед матчем с Испанией на чемпионате мира по футболу наша сборная смотрела «Горько!». Не странно ли, что спортсмены сделали такой выбор накануне ответственной игры? Что вы испытали по этому поводу?

— Конечно, я был счастлив! Там, кстати, не было Кокорина и Мамаева — они не выбирали «Горько!». А те, кто выбрал, потом отстояли честь страны в матче с Испанией. Когда твое кино искренне хотят посмотреть еще раз, для режиссера нет большей награды. Но такое возможно в основном с комедиями. Драма работает один раз.

— Несколько раз видел ваши фотографии со стадиона. Мне казалось, что вы и футбол — вещи несовместные.

— Я увлекся им в 2002 году во время чемпионата мира, на котором наша сборная проиграла японцам и бельгийцам. Смотрел эти игры, потому что следил за Олегом Романцевым. Я тогда вдруг понял, что футбольный тренер — это тот же режиссер, причем именно театральный. Тренер рассказывает футболистам, как надо играть, они выходят и что-то там делают на поле, а он стоит в стороне, пытается подавать им какие-то знаки, но они в принципе бегут куда хотят, не совсем его слушают. При этом они вроде как все вместе, и тренер управляет игроками и в то же время не управляет. Я тогда учился на театрального режиссера и стал следить внимательно за всеми тренерами. Больше всего мне нравился Моуриньо. Он никогда не был футболистом, но ему нужно было вести команду за собой, убеждать, что он режиссер. И ему это блестяще удавалось до недавнего времени.

Или нынешний тренер «Спартака» Массимо Каррера. Он же приходил в команду специалистом по работе с защитой, абсолютно без амбиций возглавить команду. И вдруг он становится главным и берет чемпионство! А дальше еще интереснее: головокружение от успехов, провалы в играх и верность болельщиков, конфликт с капитаном... Все это очень похоже на те задачи, которые в своей работе решает режиссер. И когда я оказываюсь на футболе, я всегда слежу именно за тренером.

— И еще я замечал, что вы интересуетесь соцреализмом, часто постите у себя в Facebook советскую живопись. А этот интерес откуда?

— Картины соцреалистов — это отражение действительности, в них иногда очень точно проступает время. А мы живем в постсоветское время, нами руководят советские люди, и смыслы сверху нам транслируют советские люди, закончившие советскую школу и советский институт, получившие советское эстетическое воспитание. А эстетика — мать этики. Сначала красиво — потом хорошо.

Советская красота сквозит у нас во всем. Она даже в том, что нас не спрашивают, нужна нам новая плитка или нет. Просто мэрия Москвы интенсивно делает нашу жизнь лучше, не спрашивая нас о том, надо ли оно нам. Это чисто советский подход, коммунистический: железной рукой загоним человечество в счастье! Очень высокомерный подход. Как с животными, со стадом, с которым нечего говорить — ему просто все улучшают и улучшают условия содержания.