Это - очень просто и очень страшно. Женщина нервная, эксцентричная, озлобленная, но совершенно нормальная, осознающая себя и мир вокруг, трепещущая в нереализованном творческом зуде - заперта в заведении для идиоток и олигофренок и уравнена с ними в статусе. Она - одна, навещают её редко, неохотно и не по-доброму, но в то же время даже в уединении ей отказано: где бы она ни приткнулась, чтобы подумать, поплакать, посмотреть на облака и деревья, почувствовать солнце и мистраль на коже - в её самоуглубление обязательно вклинится какая-нибудь кретинка, чтобы пускать слюни, бессмысленно взвывать или стучать по ложкой по жестяной крышке колодца и проявлять свою дебильную, докучную к ней любовь. А у Камиллы Клодель, пансионерки приюта для душевнобольных, нет внутренних сил на доброту к сирым и убогим - Брюно Дюмон здесь убийственно точен: нельзя требовать делиться теплом того, в ком еле-еле на поддержания души в теле хватает, благоволение и благотворительность могут (и должны) быть лишь от щедрот, но не от скудости голодного эмоционального (да и любого, на самом деле) пайка.
Последние тридцать лет своей жизни Камилла Клодель провела в настоящем эмоциональном концлагере - к ней не применяли сомнительных методов лечения, её не били, не оскорбляли, не морили голодом, и даже особенный, из ветра и льдистой воздушной подкладки провансальский холод Монтедеверже она терпела наравне со всеми обитателями обители, не исключая врачей и задействованных в уходе за больными монахинь, но её витальные потребности в сенсорной стимуляции и общении со здоровыми людьми были до такой степени недоудовлетворены, что говорить о пыточности её существования - уместно, неуместно было бы об этом умалчивать или приписывать её страдания другим, более удобным для её семьи причинам. 'Ибо для того, кто страдает, утешения счастливого утешителя стоят недорого, и его боль для нас — не то, что она для него', - писал брат Камиллы, Поль Клодель, с избирательной слепотой невыносимого святоши не видя, о ком и о чём пишет, окутывая, обволакивая, опоясывая своими мёртвыми словами психиатров, уверяя их, что с ума Камиллу свёл разрыв с Роденом и даже не разрыв, нет, но 'отказ Родена на ней жениться', то есть нечто куда более унизительное, с привкусом лакомой для фарисея греховности Камиллы и её вины в произошедшем. И нужды нет, что психиатры в один голос советуют забрать Камиллу из обители обратно в семью - их советы скатываются с герметичной невозмутимости Поля как шарики ртути с зеркала, не для него это бремя, бракованная сестра должна оставаться на свалке, точка.
Питер Бредшоу, посмотрев фильм Дюмона, вспомнил первую жену Томаса Элиота, которую тот так же сдал в психиатрическую клинику ('Элиот сошёл с ума, и первым делом диагностировал сумасшествие у жены'). Действительно, верить в адекватность этого Поля Клоделя, свирепого в своём истовом христианстве, не пропускающего внутрь ни единого нежелательного сигнала из внешнего мира, ревностного, требовательного, эгоцентричного в отношениях с Богом, к которому он неизменно обращается с самодовольством самодовлением первого ученика - не хочется. Но от этого - не легче. Враги человеку домашние его. И надежда - лишь на тот самый стих из шестнадцатой главы Евангелия от Матфея: 'Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет её, ' - не войдут в Царство Небесное боящиеся потратиться душевно, как Поль, чистюльки, не войдут! Они Боженьке ещё на Земле своим душниловом надоели.
В 1913 году Камиллу Клодель, с одобрения ее брата Поля, помещают в психиатрическую больницу. Лишенная возможности заниматься скульптурой, она коротает дни в ожидании редких визитов брата…
В первую очередь, необходимо сказать о том, что «Камиллу Клодель 1915» Брюно Дюмона и «Камиллу Клодель» Брюно Ниюттена практически ничего не связывает. Единственные три вещи, которые их связывают – главная героиня, две великие актрисы в главных ролях и то, что новый фильм, в какой-то степени, продолжает старый.
Автор показывает угасающую Камиллы Клодель. Каждый день в психиатрической клинике потихоньку вбивает гвоздь в гроб ее физической и творческой жизни. При этом автор оставляет на суд зрителя ответ на главный вопрос – действительно ли психические проблемы Камиллы Клодель заслуживали пожизненного заточения в клинике?
Жюльет Бинош естественно изобразила Камиллу Клодель. Актриса, используя минимум выразительных средств, показала постепенное угасание всех надежд и амбиций великой скульпторши. В конце фильма перед глазами зрителя предстает лишь оболочка когда-то великой и красивой Камиллы Клодель.
Психиатрическая больница предстает перед глазами зрителя адом, перемалывающим людей. Брюно Дюмон, следуя по стопам Робера Брессона и Михаэля Ханеке, снимает психиатрическую больницу правдоподобно и минималистично – безумные женщины с гнилыми зубами, пожилые монахини-надзирательницы, нетопленные комнаты.
Поль Клодель, наравне с Огюстом Роденом, являются, в трактовке автора, злыми гениями в жизни Камиллы Клодель. Огюст лишил Камиллу разума, а Поль обрек ее на пожизненное заточение в психиатрической больнице. Поль Клодель показан суровым религиозным фанатиком, заточившим сестру в наказание за ее грехи.
«Камилла Клодель 1915» - тяжелая драма, показывающая душевную смерть человека. Просмотр данного фильма не оставит зрителя равнодушным.
После 30 лет жизни Камилла Клодель великий скульптор, художница, начинает понимать что время уходит, возникает очередной виток неуверенности и разочарования со всеми отягчающими последствиями, происходит переосмысление пройденного пути, иными словами банальный кризис среднего возраста. Роден не завет в жёны, определенности не хватает, нервы потихоньку начинают трепаться, развивается паранойя. Брат Поль решает перевезти Камиллу в лечебницу, где ей должно стать лучше, но она искренне не понимает что больна, и то что её навязчивые мысли, мания преследования и возложение вины на Родена лишь болезнь.
'Как ужасно быть всеми брошенной' (с)
Печаль захватывает Камиллу, ведь даже самые близкие забыли о её существовании. Ни мама, ни сестры так ни разу и не наведались. Лишь брат Поль изредка заезжал проведать сестру, вселяя надежду на воссоединение с семьей, но тщетно, ведь диагноз шизофрения слишком громкий и омрачающий для буржуазного семейства. Действительно, одиночество убивает, убивает душу. Услышав в лечебнице на репетиции строчки из 'Дон Жуана', героиня начинает истерить, возможно отчасти понимая что не любит, и не любима.
Жюльет Бинош великолепна, её игра естественная и настоящая, очень эмоциональная и передает атмосферу безысходности, и душераздирающий портрет Камиллы Клодель.
Достойная биографическая драма. Хорошая операторская работа. Режиссёрский и актёрский труд на высочайшем уровне.
К его восприятию лучше загодя подготовиться. Как минимум, прочитать в Википедии об этой женщине, рассмотреть фотографии ее скульптур и скульптур Родена, пересмотреть предыдущего Дюмона (любого, кроме унылой порнографии '29 пальм') или Бергмана, а также что-нибудь с Жюльет Бинош. Потому что в этом медленном, молчаливом и страшном фильме есть что-то сакральное, что-то, что негоже получать просто так, как облатку на причастие.
В картине показаны несколько дней жизни Камиллы Клодель в клинике (приюте?) для умалишенных. Никакого действия нет - главная героиня ест, спит, моется, ходит по двору, сидит на скамье, смотрит в одну точку. Она боится, что ее отравят, спрашивает у старого доктора, когда же ее выпишут, и как весны ждет визита своего брата, ибо верит, что после разговора с ним сможет выйти и поехать в маленький провинциальный городок, тихо жить в нем, работать и не привлекать ничьего внимания. Дабы скрасить зрителю ожидание брата, большинство режиссеров пустилось бы в путешествие по прошлому героини, объясняя, как и почему она оказалась в лечебнице. Дюмон ничего не скрашивает и почти ничего не объясняет. Прошлое проступает только в выражении лица и в глазах Клодель, когда она смотрит на монахинь и на безумных женщин, и видит в их соответственно равнодушных и сломанных движениях уродливые отражения своей исчезнувшей жизни. Она находится в аду - талантливая, измученная, стареющая, но все еще красивая женщина меж скрюченных монстров, трогающих ее своими слюнявыми пальцами. Они играют спектакль о любви, говорят на сцене признания, смысла которых не понимают, а она, поначалу глядя на них с улыбкой и кроткой жалостью, вдруг осознает, что это пьеса для нее одной, что это дьявольская насмешка над ее жизнью, омерзительное послание от любовника, укравшего ее молодость и гений и запершего ее здесь.
Брат должен помочь, братишка должен вытащить ее назад, но когда зрителя уводят из обители и он неторопливо, с некоторой скукой, которая неожиданно превращается в холодный экзистенциальный ужас, наблюдает за этим ухоженным Орфеем, трогающим в темном номере гостиницы свои плечи и пишущим аккуратным почерком свои заметки о Божьем откровении, зрителя охватывает такая растерянность, такое четкое ощущение отсутствия малейшего смысла в происходящем, что кажется - картинка осыплется сейчас пикселями и экран погаснет навсегда. Есть люди, у которых получается верить в Бога, оставаясь при том немилосердными; благо, Господь за это не карает. Они спускаются в ад, смотрят на тех, кого любят, и, не оглядываясь, убежденные, что именно так и должно быть, возвращаются из ада одни. Кто их осудит? Такова их вера и таков их Бог. Он бессмертен и непобедим, ибо он есть оправдание их собственной никчемности. Жизнь продолжается, встает солнце над горами, где-то шумит война, цветут сады, и люди все также молча сидят у стены на скамейках, ожидая, когда их заберет смерть.
Актерская игра Бинош в этой картине достигает таких высот, что о ней, как и о любом настоящем произведении искусства, бессмысленно что-то говорить - она требует только непосредственного восприятия. Не будь ее, все медитативные достоинства фильма превратились бы в его недостатки, и мы увидели бы лишь невероятно нудную драму о женщине, с которой бесчеловечно обошлись.
Некогда знаменитая скульптор Камилла Клодель второй год содержится в психиатрической лечебнице Мондеверг, что на юге Франции, близ Авиньона. Камилла уверена, что это козни завистников – и особенно бывшего наставника и возлюбленного Огюста Родена, разрыв с которым и довёл Камиллу до психического стресса – отравляют её существование. Камилле чудится, будто её хотят отравить, лишить наследства и вообще всех человеческих прав. Унылое, размеренное существование несчастной женщины время от времени скрашивает брат, писатель Поль Клодель – человек, глубоко чтящий религию и избравший её делом своей жизни, единственный, кто остался неравнодушен к её судьбе…
Фильм Брюно Дюмона – полуторачасовое медитативное погружение в сумрачный внутренний мир главной героини, полный глубоких переживаний и призрачных надежд, где солнечный свет не приносит тепла, а уединение – покоя. В её мире уже нет ни гения искусства, ни бесовских искушений, ни радости познания, ни истовой работы. Камилла, отвергнутая семьёй и обществом, переживает первый этап духовной кончины, когда израненную душу ещё отчаянно подпитывают сладкие грёзы об искусстве, но рассудок уже упорно пресекает любой творческий порыв, а ясное сознание постепенно начинает поддаваться продолжительным приступам меланхолии и отчаяния.
Аскетичный раёк Мондеверга, далёкий от мирской суеты, с его блаженными, вечно мычащими-шумящими пациентами и учтивым, заботливым персоналом ещё не деформируется в сознании Камиллы, но определённо становится поводом для глухого бунта в душе и неконтролируемым вспышкам агрессии. Камилла отнюдь не безумна, утверждает Дюмон, она излишне ранима, впечатлительна, легко возбудима, неуверенна в себе, но отнюдь не шизофреничка, как утверждали вынесшие ей такой диагноз светлые парижские головы в 1905 году. Страдающей от маний и бредовых фантазий героиня фильма точно не выглядит, от людской несправедливости, попранного доверия, испепеляющей любовной страсти и раболепного преклонения, а также глубокого разочарования, нестерпимой боли за свои безответные чувства и самоё себя – да, но никак не от потусторонних голосов и кошмарных видений. Дюмон рисует достоверный психологический портрет одержимой творческой натуры, почти не прибегая к кинематографическим ухищрениям – всё подано достаточно сухо и почти документально (если учесть, что в картине снимались реальные душевнобольные).
В который раз обойдясь без музыкального сопровождения, режиссёр великолепно передаёт отупляюще-обыденный мир вокруг героини, где самые обычные, и даже намеренно громкие, звуки, провозглашающие торжество Жизни – обыденные, как лязг дверных засовов, скрип половиц, звон столовой посуды, бульканье кипящей воды, и целительные, как шелест листвы, пение птиц, дуновение ветра, шуршание гравия – призваны вывести Камиллу из этого анемичного состояния, но на деле лишь раздражают её, а то и вообще игнорируемы. Болезненно-бледная, со спутанными волосами, потухшим взором и готовая в любой момент разразиться рыданиями или истерическим воплем, Камилла узница не столько Монтеверга, сколько своего собственного внутреннего райка, куда никому хода нет. Пожалуй, только больничная церковь, словно напоминание о любящем, истово верующем брате, способна пробудить в Камилле живые, положительные эмоции.
Играет Камиллу Клодель французская актриса Жюльетт Бинош, для которой эта роль стала настоящим актёрским подвигом. Бинош играет с исключительной самоотдачей, не боясь ни продолжительных монологов, ни сверхкрупных планов. И в её трактовке трагедия несостоявшейся личности, непризнанного гения, переданная с невероятным накалом, и вместе с тем, очень деликатно, становится персонификацией отличной метафоры – могучего, раскидистого древа на больничном дворе, воздевающего к осеннему солнцу длинные толстые ветви, на которых уже никогда ничего не вырастет…
«Нет ремесла хуже, чем искусство. За гений приходится платить особую цену. Какая жизнь, какая трагедия… Художественное призвание опасно – немногие могут ему противиться. Искусство обращается к самым опасным сторонам нашей натуры – к воображению, к чувствительности. Можно легко потерять равновесие, и хрупкая жизнь будет разрушена. Когда Камилле исполнилось тридцать лет, она поняла, что Роден на ней не женится. Её мир обрушился и разум не устоял. Её сознательной жизни пришёл конец. Она – гений, но жизнь её наполнена разочарованием и горечью».
Поль Клодель
Сейчас о женщине-гении, тогдашнем бунте против природы, Камилле Клодель, прожившей долгую и невероятно тяжелую жизнь (она умерла в возрасте 78 лет), помнят в лучшем случае искусствоведы, точно так же, как до недавних пор целевой аудиторией Бруно Дюмона, были в основном пуристы. Символично, что оба уже твердо вошли в историю, как люди искусства: режиссер, шумно ворвавшийся в кино «Жизнью Иисуса» и «Человечностью», после долго не мог найти себя, экспериментируя с жанрами и фабулами, плавно перетекая от сомнамбулической эротической мелодрамы к мистической экзистенциальной притче.
Байопик, в принципе, это было последним, чего можно было от него ожидать, правда, назвать «Камиллу Клодель 1915» стандартным биографическим фильмом равносильно трактованию картин Шарунаса Бартаса, как в простые и понятные для всех человеческие трагедии. Пусть француз, хоть и уходит в принципиальную аскезу, работая над каждым своим произведением, в отличие от литовского постановщика, предпочитает выразить свои мысли, проговаривая их через своих героев, пусть каждый диалог конкретно здесь, звучит почти как откровение. Уже в первые минуты зритель словно погружается в мрачную и безысходную темницу, психиатрическую клинику где-то на юге Франции, заключившую в своих стенах редкий талант скульптора, выглядевшей на фоне остальных пациентов едва ли не прихожанкой из другого мира: все потому, что у Дюмона не бывает полутонов, недомолвок, он не ограничивается намеками. Сумасшедшие в его фильме – настоящие, с перекошенными лицами, с безумием в глазах, врачи измождены, пейзаж из окна – такой прекрасный, мгновенно запечатленный, бесконечно далекий. Шаг вправо – сочли бы за слабость, шаг влево – не миновать риторической гиперболы, не уместной, пожалуй, в упомянутом контексте.
Возможно, Жюльет Бинош, одна из лучших француженок-актрис своего поколения, не играла так со времен ее сотрудничества с Малем, Караксом и Кесьлёвским. Обилие крупных планов, сосредоточение экранного времени на ее попытках вырваться из заточившей ее тюрьмы, другими словами, это едва ли не фильм одного персонажа: и Бинош с блеском проходит испытание, выдавая полноценный перформанс, объемно моделируя портрет непонятой, непризнанной, являющейся едва ли не заложником у всего мира. Но еще более удивительно наблюдать за перевоплощением Жана-Люка Винсента, дебютанта (!) в большом кино, чей невероятный монолог, выдающий в его персонаже, Поле Клоделье, религиозного фанатика, чьи постулаты ценностей ставят под сомнение отношение к собственной сестре, может буквально опустошить неподготовленного зрителя.
На самом деле, не зная фактов из жизни семейства Клодель, можно получить двойное удовлетворение, понимая уже сразу после экспозиции художественный замысел автора, за всеми этими референтными панорамами, звенящей тишиной, съемкой на каком-то невероятном уровне мастерства. Где грань между безумием и гениальностью? Как сказали в одном хорошем фильме, это две крайности одной, и той же сущности, амбивалентность ситуации заключается в том, что ответа на вопрос Дюмон не дает, по крайней мере, однозначного. Скорее, он предлагает зрителю самому сделать предположение, основываясь на увиденном; доподлинно известно, что паранойя пациентки отнюдь не возникла на пустом месте, и заговор, озвученный за неторопливое действие несколько раз, вполне мог не являться плодом воображения. Так, по некоторым версиям, вонзить нож в спину мог даже не Огюст Роден, ее бывший возлюбленный, а родной брат, всегда бывший в тени более талантливой Камиллы, таким образом убравший ее с пути, ведь при всех психических отклонениях, она прекрасно осознавала окружающую ее реальность. Но не менее логична и другая версия, где разум не выдержал подряд несколько стрессовых ситуаций (разрыв с Роденом, смерть отца), а приверженность к духовным ценностям, стремление к абсолюту, всегда берет свое – талант чаще всего тяжкое бремя, а птицу со слишком ярким оперением нельзя удерживать в клетке слишком долго, даже если это клетка – целый мир.
Этот фильм - дежавю, воспоминание о каком-то сне, в котором мечешься от безысходности, а когда просыпаешься, то счастье захлёстывает от того, что сон - не явь. Первая половина фильма 'Камилла Клодель, 1915' - это дежавю, повторение мимолётных чувств, которые испытываешь в самых безысходных ситуациях, когда кажется, что ничего и никогда не сможет измениться.
По сути, если поверхностно рассматривать сюжет, то он может показаться скучным, ибо: мало разговоров, серенькая обстановка и угнетающее одиночество Камиллы. Но это всё не так... не так, поскольку я точно знаю, что ОЧЕНЬ маленькое количество актёров смогли бы вот так проникновенно, искренне, чувственно сыграть Камиллу Клодель, так, как это сделала Жюльет Бинош. До этого я знала её лишь по двум-трём фильмам, но эта роль... это превосходная работа! Ох, это отчаяние, такая тоска в её глазах, невозможность более находиться в этой лечебнице, в которой, честно говоря, её единственную можно назвать относительно нормальной. Жюльет Бинош сделала Камиллу Клодель понятной для зрителя. Каждый должен её понять.
Это история женщины, которая доверилась любимому человеку и прогадала, а после - не смогла с этим справиться, потеряв возможность здраво мыслить.
Это одна из лучших работ мною любимой Жюльетт Бинош, как минимум с 'Копии верна', 2010 и безусловно, один из самых 'зрительских' фильмов самого Брюно Дюмона. Три дня из жизни гения, творца-скульптора, заточенного в психиатрической клинике в Монверге под Авиньоном, эти дни для мадемуазель Клодель как целая жизнь. Она уже не скульптор, вдохновляемая идеями и природным умом, она - полусумасшедшая застигнутая врасплох и отвергнутая семьей... Ее брат Поль - это дьявол-искуситель, напыщенный и эгоистичный поэт-философ, скрывающий свою истинную сущность под личиной веры в Творца, но не в гений-сестры... О мой бог, Дюмон воплотил на экране мир 'художника', в стенах лечебницы,- женщины-мученицы среди 'сумасшедших 'тварей'', в каменистых застенках, где нет места творчеству, нет места светлым чувствам. Камилла осознает свою беспомощность здесь, возможность творить, создавать... всего этого больше нет, и даже кусочек глины, найденный ей в саду отвращено отброшен в сторону! Нет больше скульптора Клодель, но она еще сохраняет надежду выйти из стен, она денно и нощно ждет брата Поля, это дает ей возможность жить, с болью и нерешительностью в глазах... ее душа еще светла, ее лик еще не потерян для лучей солнца. И это осознание не ушедшей надежды держит нас до конца... не Камиллы, а конца этого ада.
Разговор с Полем напряжен и литературен словно в пьесе, сестра и брат, как лед и пламень, она горяча и открыта, Поль холоден и тверд. Диалог не приводит ни к чему, кроме 'мнимой' надежды Камиллы вырваться из-за стенок в очередной визит брата. Главный врач клиники призывает Поля забрать сестру, она 'стала спокойней и не представляет никакой опасности для общества, может жить одна, где-нибудь под Парижем и заниматься любимым делом'. Поль нем, он как будто не слышит слов доктора... Мы понимаем, мадемуазель Клодель не выбраться из Монверга никогда.
Камилла вышла в сад, присела на скамью, у каменной стены, ее взгляд устремлен в даль, и утренние солнечные лучи озаряют ее светлое, морщинистое лицо. Легкая улыбка, и томная глубина в глазах,- она смирилась, и этот свет обрывает темный экран с титрами. Гениально...
Камиллу Клодель обокрал Роден. Воспользовался ее гением, впитал от нее вдохновение, но не разделил с ней свою судьбу. После этого она уразумела, что двери (души и таланта) опасно держать открытыми, и заперлась в своей мастерской в Париже, окружила себя кошками и перестала впускать людей. Но те ворвались в окно и отправили ее в лечебницу, где она десятки лет балансировала на грани здравого смысла и безумия. Фильм - о пребывании Камиллы среди сумасшедших.
...Глаз не оторвать от Жюльетт Бинош, играющей великую и несчастную скульпторшу, доверием которой воспользовался мэтр. Это даже не игра. Это высшая степень сопереживания, совмещения боли двух гениальных женщин - давно покинувшей этот мир художницы и самой актрисы.
Запали в сердце размышления брата Камиллы - Поля - об искусстве. Оно опасно, поскольку человек, посвящая себя ему, имеет дело с воображением и чувствами. И далеко не всякий способен выдержать их натиск, не утратив при этом рассудка. Добавлю от себя: все остальные не в психушке лишь потому, что только слегка задеты божьей искрой.
Современное кино – это полная профанация, пошлая пустышка. Мне приходится обобщать, потому что в 98,5% случаев я выхожу из зала с ощущением того, что меня обвели вокруг пальца, надули, при том за мои же деньги, чувствую себя старым Фальстафом, чья драма превращается в фарс. Писать нечего, не о чем, ни уму ни сердцу. Всё лучшее уже сняли, сочинили, написали, издали и разобрали по косточкам. Гордыня и презрение губят талант в зародыше. Вышесказанное не относится к «Камилле Клодель»…
Это даже не кино. Это спиритический сеанс, трансляция из прошлого. Минимум действия в кадре, минимум слов, зато душевных переживаний героини по высшему пределу. Всё на лице. Душа, как птица в клетке. Очень нервное, тревожное зрелище. Хотелось кричать Камилле в экран: бейся, борись, царапайся, кричи, пой, в конце концов! Но понимание тщетности этих жалких потуг и христианское смирение приходит и к ней и к зрителю.
Что есть безумие? И где эта граница, отделяющая свет разума от тьмы безрассудства?
