Первая экранизация прозы Василия Белова связана с его повестью 'Привычное дело', вышедшей несколькими годами ранее и сразу создавшей писателю определенную репутацию певца деревенской натуры как особенной субстанционально и экзистенциально. Номинальное содружество пролетария и крестьянина, как бы составляющее основы советской власти, на самом деле было связано с гигантским преимуществом первой фигуры. Крестьяне рассматривались как элемент не самый неблагонадежный, сидящий на земле и обладающий врожденным инстинктом мелкого собственника. Однако писатели-деревенщики писали прозу совсем иную по выводам. Та же повесть Белова показывает нам людей чистых и совестливых, немного комичных, но по-настоящему держащихся корней, то есть эдакий особый мир-анклав посреди безбрежной социалистической Родины. Что и может испортить этот мир, так разве что порочный городской контекст. Ничтоже сумняшеся деревенщики предпочитают давно уже отработанную бинарию городской цивилизации и деревни, но только без обязательного героя-медиатора, который и должен оценить все преимущества пейзанского быта, излечившись духом, душой и чем еще там можно излечиться.

Понятно, что подобный мир необязательно идеализирован. Крепкие задним умом колхозные и совхозные поселяне могут быть и весьма вредными, но все равно как-то от души, без мелочности. Ценность подобного контекста вовсе не в самом их изображении, а в переизобретении концепта русского народа, который в 19 веке формулироваили сплошь дворяне славянофильской ориентации, а в веке 20-м за это уже привычное дело взялись писатели, повсюду декларировавшие свою крепкую связь с землей, но, по иронии судьбы, жизнь свою проводившие в городах среднего и крупного масштаба, за самым редким исключением. Такая меня изобретенного советского на переизобретенное русское говорила о тотальном кризисе соцреализма, который в 1960-е годы не обнаружил в себе потенциал для рестарта и постепенно стал освобождать культурный горизонт от своих величественных, но абсолютно нежилых построек. Квазидворцы лакировочной эстетики сменились жилыми городскими кварталами в фильмах оттепели или крестьянскими избами в книгах и фильмах о по-новому понятой советской деревне.

Но вот что любопытно. Читая литературные произведения, проникаешься подобным миром гораздо больше, существеннее. Снятая же на пленку фактура производит странный эффект. Вроде бы это уже не смехотворная фантастическая деревня, жители которой то и дело норовят сбацать какую-нибудь арию или коллективный хоровой номер о прелестях социалистического общебыта, но и не аутентичная местность вполне. К примеру, Николай Трофимов - актер просто замечательный. Кажется, что роль Африканыча подходит ему совершенно, однако, глядя фильм, чувствуешь некоторую неловкость. Все равно это эстетика, где крестьян играют. То есть пытаются играть весомо, грубо, зримо, без героизации, но и без травестии. И комические эпизоды, и самые что ни на есть жизненные драмы - все это в фильме есть. Его сюжет вообще развивается из мажора в минор, что для советского экрана серьезная редкость. Но полностью поверить в перешедшее из букв в визуальные образы все равно нельзя. Возможно, тут надо быть и писателем, и режиссером самому себе одновременно. Удалось же Шукшину снять несколько необычайно убедительных фильмов, в которых русское крестьянство предстает во всем своем своеобразии, но без педалирования проблематики тяжелого мыкания особенной духовности, которая глядит на нас из каждого валенка, петуха или ветерана колхозного движения. Возможно, эти слова слишком резко по отношению к вполне удачной экранизации, так как в ней нет особенных идеологических воляпюков, но сказать о ней как принципиальной удаче невозможно. Слишком однозначен выбор в пользу деревни, практически предрешен, сделан за зрителя. Всякий недостаток сельского жителя вполне простителен, а вот жителя городского, особенно иудаморфного перебежчика из села в город, можно упрекать только тем, что он городской. Понятно, что деревенщики своего рода луддиты от литературы, которые готовы и лампочку Ильича разбить, и заставу Ильича спалить, лишь бы не допустить до земле-матушки греховодников от цивилизации, но такая схема выглядит упрощением. Африканыч в некотором роде и шукшинский чудик, но лучше обратиться как раз к этому писателю, потому что он выглядит именно разнообразнее и не так ригористично в своих книгах и фильмах, показывающих мир современной деревни.

6 из 10