Несмотря на заглавие, на первый взгляд, ничего социалистического в фильме нет, скорее он посвящен антитоталитарному постмодернистскому дискурсу, критикующему метанарративы. Использование постановочных сцен наряду с визуальными и литературными цитатами стало в очередной раз просчетом Годара – казалось бы, лучше уж бы фильм был всецело монтажным, как «Образ и речь», чем таким композиционно неоднородным, как получилось в итоге. Пытаясь показать связь фашизма, современного капитализма и внешней политики Израиля, Годар вновь создает децентрированный текст, в котором есть точки семантического притяжения, равноценные в персептивном плане.
Как и любой фильм Годара 1980-2010-х, «Фильм-социализм» разбирает на составные части изображение и звук, чтобы по-новому перегруппировать их, разоблачив те властные отношения, которые связывают зрение и слух, не зря в картине цитируется Деррида – Годар занимается вот уже тридцать лет именно деконструкцией, но не метафизики в целом, а властных отношений, которые она продуцирует. Язык метафизической традиции пронизан насилием над теми областями знания и жизни, которые кажутся ему патологичными, маргинальными, неправильными, он становится средством их притеснения и вытеснения на периферию культуры.
Сфера деконструкции для Годара – язык большой политики, его он разоблачает, пытаясь вырвать средства коммуникации у власть предержащих. В данной картине он сразу обозначает гигантскую метафору цивилизации, плывущей в океане денег, своего рода постиндустриального Титаника, анти-«Броненосца Потемкина», который, как и у Эйзенштейна в итоге приплывает в Одессу. Как и в своих левацких фильмах 70-х Годар вновь показывает себя последовательным антисоветчиком и антитоталитарным художником, воспринимает Россию как родину одной из двух страшнейших диктатур ХХ века, как страну, генерирующую метанарративы.
Пытаясь прочертить в «Фильме-социализме» генеалогию современного капитализма, Годар видит его подспудную, скрываемую им связь с фашизмом и советским коммунизмом: Европа = по-прежнему территория тоталитарных дискурсов, колониального притеснения стран Третьего мира, в том числе арабского Востока (тема трагедии палестинского народа поднимается во всех фильмах позднего Годара, хотя начал он ее затрагивать еще в 70-е в ленте «Здесь и там», часто несправедливо критикуя израильскую внешнюю политику, за что заслужил упреки в антисемитизме).
Годар последних лет – не просто левый, он последовательный постструктуралист, разворачивающий войну с властными дискурсами на территории самих этих дискурсов, то есть в поле языка. Вслед за Фуко он понимает, что современные политические и культурные технологии пронизаны насилием иерархических отношений, уничтожить его, или хотя бы обнаружить, можно только разобрав на составные элементы саму грамматику языка, высвободить его риторический потенциал, направив на борьбу с культурными и лингвистическими запретами.
Мечта Годара, его цель – чтобы вытесненное, то что не имеет возможности говорить, то, что задавлено насилием, заговорило само на освобожденном языке, это цель не только Годара последних тридцати лет, но и его кинолистовок 70-х, потому он никогда не был старомодным классическим марксистом, Годар – очень современный художник, его искусство сформировало постмодернистскую лингвоцентрическую цивилизацию второй половины ХХ-начала ХХI века с ее одержимостью проблемами легитимации маргинального и отверженного.
«Фильм-социализм» не пропагандирует социалистические идеи напрямую, он сам является социалистической стратегией деконструкции властных буржуазных дискурсов, сам является социализмом, потому так и назван, и пусть не все в нем равноценно, его ризоматическая, горизонтально-материалистическая, внешне хаотическая структура отрицает тиранию целого как таковую, включая в себя элементы случайности, то есть свободы, это всецело интуитивистский фильм, самой своей организацией, но еще стилем и семантикой отрицающий и подрывающий власть метафизики, это подлинно постмодернистский, безвластный, децентрированный текст. И этой последовательностью, как на уровне формы, так и на уровне содержания можно только восхищаться.
Фильмы Годара воспринимаются тяжело в силу их специфичности. Режиссёр не объясняет что, почему и как – а на этом принципе выстраивается солидная часть современного кинематографа. Он говорит (порой не своё), но никак не трактует сказанное. Изображаемое (картинка) не сильно связано с происходящим (текстом, действием, тем, что называется action). Видео служит дополнительным фоном, помогающим понять мысль Годара, или даже противоречащим тому, что говорит закадровый голос. Но сам фильм не обладает сюжетом в его классическом представлении, как и системой персонажей.
Материнская кровь с ненавистью любит и сожительствует. Отцовская имеет гордость и презрение. Дети – часть народа, а есть же у народа воля. Мама, папа я тоже хочу баллотироваться…
Вот типичная сценка из Годара, образец его таковости. Философский пласт (привет Платон, с миром отца, сына и матери) тесно переплетён с социологическим (семья) и политическим (президент, Франция, республика, демократы, и всё в таком духе…).
Общение больше похоже на максимы выпускников вузов со сложившейся жизненной позицией, чем на живые диалоги (да, живыми, а точнее оживлёнными, диалоги Годара никак не назовёшь). Годару мало времени, мало фильма, мало реальности. Ему не хватает стандартных 90 минут для того, чтобы доказать или оспорить хотя бы половину сказанного, поэтому он старается напичкать фильм всем, что может заботить человека, оставляя глубокую почву для размышлений.
«Не говорить о невидимом, а показывать его». А что может быть невидимым? Идеи, которые сложно, стыдно озвучить.
- Но где же треть испанского золота?
- Здесь, мой дорогой, - говорит старый еврей дипломату (или историку, чёрт возьми...Годару неважно), обнажая металлический поблёскивающий зуб.
Учиться видеть прежде чем учиться читать.
Якобсон: «Невозможно отделить звук от смысла.»
Европейская цивилизация близится к концу, как люди, которые едут в Хайфу/Стамбул и проводят всё время в безумном клубном кутеже на одном из этажей дорогой яхты, почему-то напоминающей Титаник. Но айсберга не следует. Потому что айсберг - это и есть жизнь толпы: непонятная, бездумная, лишённая здравого смысла. Дети, устанавливающие между собой невинный роман на берегу судна, как-то выбиваются из общей массы. Он подсовывает ей роман Андрея Жида про непонимание, что как бы намекает на одну из проблем коммуникации: неспособность понять друг друга.
- Куда ты катишься, Европа?– вопрошает воздух одна из пассажирок.
«Куда ты катишься, Европа?» – добавляет позже Годар текст белым по-чёрному, чтобы повторить мысль, и она осела глубоко.
Тяжело прорваться к истине, как к кадрам Броненосца Потёмкина через прибытие яхты, которая так некстати вылезает, когда настраиваешься на патетический ход действия. Искусство – один из способов отсрочить проблему, но явно не решение.
Социализм не хуже капитализма, только его плохое всегда обращено вовне, поэтому мы и окрестили его плохим. (Л. Виилма)
Жан-Люк Годар – это ценнейший дар мировому кинематографу. На закате свободного плавания по просторам киновселенной, в преддверии остановки в мире трёхмерной графики, французский режиссёр в очередной раз реализовал свою давнюю страсть к экспериментальной методике подачи экранного материала зрителям. В длительном процессе создания нового фильма с использованием высоких технологий и участием множества людей особая роль отводилась субтитрам, вокруг которых, подобно пчёлам возле матки, сконцентрировалось множество идей. Нетипичная, нарочито усложнённая в литературном и структурном плане информационная схема не раз вызывала сомнения и у режиссёра, согласившегося оставить её лишь после просьбы личного дистрибьютора и организаторов Каннского фестиваля, впервые продемонстрировавшего миру «Фильм-социализм».
Для проведения съёмок Годар находит самые неожиданные решения, и на сей раз делает отправной точкой своего турне Берег Мира. Именно так переводится название судна с печально известной судьбой «Коста Конкордия», на борту которого сходится человеческий цвет самых разных стран, профессий и убеждений. Понятно, что речь будет идти вовсе не об отдыхе и развлечениях, для которых режиссёр оставляет минимум времени, а, скорее, о глобальных проблемах общества. Ширину объятий мягкого южноевропейского воздуха вдоль и поперёк прорезают острые рассуждения об исторических и философских источниках современной культуры, подкрепляясь суждениями философского толка. Но стоит только вглядеться повнимательнее в конкретные примеры, как поверхностная пена восторга осядет, оставив лишь нетронутую первозданность, а Средиземноморье будет казаться не колыбелью цивилизации, а временным пристанищем для гибельных идеалов мира.
Города и государства, люди и животные, языки и национальности в зарисовках Годара остаются исключительно символами, всё, что с ними связано, не следует принимать за чистую монету. Он может и поиронизировать, и приврать, хоть делает это максимально реалистично. Самая известная героиня Александры Марининой удостаивается высокой чести слышать свою фамилию(!) в фильме от Годара, тогда как в сотни раз более известный Оноре де Бальзак так и остаётся сотни раз переизданной книгой в нежных руках молодой героини. Крылатые перлы, чётко отделяемые от обывательского тугоумия неуловимыми границами, встречают жадные взгляды с той стороны, изысканные удлинённые кинопланы соседствуют с хаотически рассеянным потоком сцен.
«Знаете ли Вы, почему белые истребили индейцев? Потому что индейцы, вместо того, чтобы сказать «я не понимаю», говорили «я не понимать».
(Жан-Люк Годар, «Страсть»)
Поэтика свободного стиха, представленная в «Фильме-социализме» субтитрами и закадровым голосом, выступает здесь главным постулатом идеи Годара о ключевой роли свободы, слов и речи в мировой политике. По Годару, человечество не может достичь истинной свободы, так как покупает её трусостью, проституцией и предательством. Снова он обращается к древности. В наследство от античности Европе были переданы живые, чёрно-белые демократические принципы со всеми плюсами и минусами. Сейчас на пороге уже принципиально иная форма демократии – цифровая, к которой Годар, как тонкий мыслитель, относится разумно, то есть крайне скептически. Вопреки правящим бал тенденциям, он умещает в своей картине сразу десять разных языков в самостоятельных вариациях, среди которых один африканский – бамана, но предпочтение отдаёт родному французскому.
С «Фильмом-социализмом», при всей его оценках, по определению невозможно спорить. Никто, за исключением, быть может, самого Годара, не в состоянии постичь истинного смысла данной картины. Её можно воспринимать как часть хитроумного эпилога всей жизни режиссёра-интеллектуала, внеочередной эксперимент над кино и его формами или же оригинальную технологическую ловушку для тех, кто хорошо знает историю и плохо знает Годара. А тот, меж тем, по-прежнему делает своё дело, не зная себе равных.
Виной тому не один человек, который рассматривал этот вопрос прежде всего как экономическое явление. Более того, он вообще писал совсем о другом. Но если принять во внимание основные, всем известные - пусть даже на примитивном и общем уровне - принципы существования такого социально-политического и экономического изобретения, как социализм, то моя мысль будет более понятна.
Социализм - это конец. Конец Истории. И он наступил. Это очевидно, если взглянуть на социализм не с точки зрения 'Капитала', а с точки зрения нравственности, морали, если хотите. Всеобщее счастье, к которому пришла Европа, поистине трагично. Оно отстаивается от имени всех европейцев - но кем? Кто первый запустил этот механизм? Теперь никто не знает ответ наверняка - но все мы печёмся о благе Европы в целом, пусть даже подразумевая где-то там, в глубине, своё собственное Я. Мы научены - поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Мы все - социалисты. Даже мы, русские, которым путь в Европу пока заказан, УЖЕ на этом огромном корабле. Просто пока мы в трюмах третьего класса, и счастливы всего лишь тем, что можем иногда подняться на прогулочную палубу и поваляться в шезлонге. Но все мы верим в одного Бога - в светлое будущее Европы. И все мы верим, что пользуемся правами, а не исполняем некие обязанности, что наша награда - свобода, гуманизм и всеобщее счастье.
Социализм - это ложь. Жизнь, как нечто само собой разумеющееся, Божественный дар, жизнь как судьба, как интуитивная радость - невозможна при социализме. Потому что бороться больше не за что. Социализм отрицает всё единичное, он нацелен на управление массами, подчиняя себе всё, что происходит на его стремительном пути в будущее, подминая отдельные всполохи бунтов и обращая их на своё укрепление, ибо каждый лозунг таких бунтов - лозунг социалистический. Мы рабы на этом корабле, уверенные в нашей свободе. Но никто никогда не видел капитана.
Социализм - это побег. Побег от борьбы за своё существование. Повод отдаться нирване бессмысленного торжества цивилизации, этой оптической иллюзии всеобщего равенства. Всё это очень хорошо смотрится в обёртке знаменитых лозунгов. Социализм отрицает дух, отрицает и душу, потому что его цель - не путь нравственного становления и развития каждого в отдельности, но всего человечества в целом. И как это работает, прекрасно известно по опыту некоторых стран в двадцатом веке. Вы справедливо возразите - здесь не может быть никаких параллелей. Вы слепы, и только это даёт вам такое право. Я тоже слеп, ибо тоже социалист, и ничего прекраснее не могу себе представить. Я тоже на этом корабле. И разве есть разница, в какую бездну он несётся, если жизнь так... хороша...
К чёрту правила, мы продали душу этому дьяволу и уже ничего не исправить. Не надо суетиться, ибо трагедия - дело чистое, верное. Тут все - свои.
После тридцати минут я справедливо заметил, что маэстро на коне!
Через шестьдесят минут я спросил себя: 'а зачем, собственно, на это смотреть?'.
Вопрос не в том, что мне непривычно видеть статичные кадры, слоновые перебежки от одного персонажа к другому, унылые лица случайных персон...
Это один из тех фильмов, который вы либо не взлюбите, либо он покажется вам - как бы это сказать - чересчур.
О, фильм-социализм и впрямь чересчур - дело даже не в плохом переводе (он тут на редкость отвратен, пришлось искать в оригинале). Это ж сколько людей и событий надо в голове держать - и нацистов, и Вавилонское Столпотворение, и французских писателей, и испанское золото, и советскую власть, и евреев в Голливуде, и Эйзенштейна, и евреев в Голливуде, и нацистов!
Жан-Люк Годар на закате своей карьеры снял действительно не 'кино' в привычном понимании, а именно некий 'фильм-социализм', где огромная толпа разобщенных людей, каждый из которых имеет свое годаровское мнение (?), шатается себе полфильма в замкнутом пространстве, представляя собой миниатюрную модель всемирного сознания.
Годар как бы намекает нам, что вся соль не в индивидах, мол, метить надо куда выше и дальше, во всемирную историю. Сюда же можно приплести морально устаревшие понятия 'равенство' и 'братство', а также самые ассоциативные ассоциации, начиная с 'астероида' и заканчивая 'балаганом' - впрочем, кому до этого теперь-то дело?
Только тем, кто за пятьдесят лет ни разу не переставал думать.
Вердикт:
Несколько запоминающихся шуток (особенно про 'этр' и 'авуар').
Конечно, фильм можно посмотреть. Но с тем же успехом этого можно и не делать. Ничего, в принципе, не потеряете и не приобретете.
Актерских работ, в принципе, нет.
Операторская - нарочито посредственна.
Музыку можно оценить в кратком перечне во время вступительных титров.
Не стану оспаривать тот факт, что снять 'фильм-социализм' можно было значительно краше и динамичней, но Годар такой Годар.
Рекомендации:
Во время просмотра обязательно держите в районе коленок энциклопедии.
6 из 10
Без комментариев.
P.S.: С точки зрения фундаментальных ценностей - знатная комедия, скажу я вам.
Просмотр ассоциировался с рыбалкой. Долгим и нудноватым ожиданием на берегу золотой рыбки. Или хотя бы окунька. Улов был маловат... Несколько интересных мыслей, необычных кадров, парочка-троечка афоризмов и старый ботинок...
Фильм - что-то вроде потока сознания, потока оборванных образов и разочарований. Впрочем, Годар где-то в начале фильма предупреждал, что фильм в фильме - это не то... Жизнь в фильме - вот это в самый раз - то, что нужно. Ну он взял и показал эту самую жизнь, как ее видит человеческий глаз. Уставший человеческий глаз и уставший человеческий мозг, или же уставшее человеческое сердце, в котором давно нет огня.
Досмотреть не смогла. Скучно. Так же скучно, как жизнь в старости, наверно. Поэтому Годар и не стал получать за фильм награду. Потому что это фильм-НИЧТО. Это фильм-насмешка над собой и над миром - насмешка разочарованного и уставшего творца. И, господа, не будем лицемерить, подобно комитету фестиваля, который изобразил восторг и решил поощрить последнюю работу мэтра - так, из глубокого уважения. Чихал Годар на ваши восторги и попытку увидеть невиданное в пустоте. Он 'само-выразил' всего лишь свою тоску, свою усталость от жизни, свою неудовлетворенность в бесконечных поисках лучшей формы.
И напоследок о хорошем: самый отличный момент в этом - не фильме даже, а наборе кадров - разговаривающие кошки - порадовали, потешили, спасибо.
Не списывай Годара со счетов, пускай ему и восемьдесят. Социалист и сумасброд, он сделал все наоборот. Он уничтожил нарратив, и каждый кадр его красив. Его «Социализм» безумен. Годару видно все равно, кто смотрит и не смотрит, его последнее (?), отчаянно прекрасное кино. Едва ли среди нас найдется тот, кто все поймет и разберет, по полочкам, по строчкам, по цепочкам.
В апокалиптичном, страшном мире, в котором рухнули буквально все идеологии, Годар, в попытках отыскать ответ, транслирует тупое горе. Среди планет, времен и лет, с истоков демократии, культуры, власти, пускает в плавание ковчег, который не найдет пристанище, и негде ему бросить снасти. Десятки, сотни лиц, обрывки фраз и разговоров, кислотные цвета, цитаты, хроники и вещи. Здесь места нет глаголу «быть», нам остается лишь «иметь», реальность снова оборачивается горем. Свободы нет, Улисс так и исчезнет, часы без стрелок отмеряют ночь времен. Закат Европы состоялся, куда она идет, быть может, каждый шаг – есть сон?
Три акта - три социализма, слои истории и философии, диалектизм, марксизм, протестантизм, в котел все и на зрителя, и в пену моря. Пугающий и совершенный постмодерн, частицы в хаосе без склеек, словно паззл, мир тонет в какофонии своей, он увядает в репликах и фразах. В мыслепотоке мысль теряется и тонет, и снова в море разбивается о пену, рви ассоциации и с ними, рви мир на части, отправляйся в Палестину. Беги в Одессу, Барселону и Неаполь, беги на Запад, прям в объятия ислама. «Куда идешь Европа» не унимается Годар, где Франция, а Франция вновь в ж..пе.
В «Социализме» место есть всему: Марининой, Каменской и Бальзаку. Годар играет в странную игру, и фильм не фильм, а нечто больше, сверх-, и пост- и где-то дальше. Я видел это все, но на бумаге, фрагменты рухнувших империй и цивилизаций, Эльфриды Елинек, Гийоты и Турне, Годар же конвертирует все в кадр. И кажется, что «Фильм-социализм» смотреть ну прямо невозможно, и выключить, и плюнуть, растоптать, и никогда о нем не вспоминать. Все разругать: отсутствие сюжета, больные звуки и бессвязный хаос, но стоит его только досмотреть, и хаос в мыслях обретает очертания. Не нужен здесь сюжет, нужна работа мысли. Все что найдете, будет ваше. Хотите вы того, быть может, нет, но ваша мысль убежит куда-то. Как по цепочке, трудами режиссера, с его подсказками, намеками и шепотом, созреет образ рухнувшего мира, и голос старого Годара из раскатов вдруг станет ропотом, и манифестом, завещанием и яростным, почти что детским топотом.
Весьма знакомое сочетание букв в имени режиссера наталкивает на просмотр этого фильма, хотя название не притягивает точно: настолько народ устал от постоянного упоминания и разбора этой темы в нашей стране, замешанной в огромном котле политики. Но политически запутанных, абсурдных и несмотрибельных для зрителя уставшего ветвей сюжета в фильме нет.
Итак, что мы имеем: некий паззл, складывающийся в общую картинку или все-таки нет — пока не ясно, наполненный огромным количеством образов и звуков. Видео с ютуба, съемка с любительской камеры с нарочито ужасным качеством, историческая хроника, отрывки живописных полотен или фрагменты скульптур, съемка пейзажа, животных, которые имеют немаловажное значение для всей картины — вот далеко неполный ряд кадров, которые Годар включает в свое творение. Это не дает нам излишне углубляться в основное действие, которое происходит на теплоходе, совершающим круиз, на котором собираются такие разные люди. Только-только прослушав очередное высказывание про украденное испанское золото, хочешь зацепиться за эту сюжетную линию, но Годар этого не позволяет, снова включая морскую панораму или же другой, например, скульптурный образ. Создается впечатление, будто зритель сам находится на волнах — то поднимаясь все ближе и ближе к разгадке, то заново опускаясь вниз к отстраненному утверждению.
Но что-то же людей на теплоходе, эти происходящие события и рассказываемые истории объединяет, хотя они являются представителями абсолютно несравниваемых между собой мировоззрений?
Ясно одно: без исторической подкованности хоть какую-либо цепь умозаключений в этом фильме усмотреть невозможно. Круиз по Средиземноморью, а именно по тем местам, с коими самым прямым образом было связано такое радикальное политическое движение, как социализм, говорит именно об этом. Но вот почему Годар обратился именно к этой теме в текущий век капитализма? Возможно, напомнить — было его задачей, указать, подтверждая это богатым, иногда меланхоличным и сожалеющим, визуальным рядом.
Более того, без постоянной умственной рефлексии вы потратите 96 минут своей жизни насмарку. Однозначно. Чего стоит иногда произнесенные французом философские тезисы на абсолютно другом фоне. Зритель не видит лица произносящего, и оттого все внимание концентрируется именно на сказанном. Есть о чем подумать.
Положение зрителя у Годара осталось таким же незамеченным, как и ранее. Об этом говорят различные ракурсы — мыслимые и немыслимые. Несоответствие изображаемого и звучащего, внезапное молчание и пустота, будто сам режиссер еще думает, что поведать дальше.
В фильме всячески присутствует мотив камеры, будто зритель также может быть участником этого процесса, взяв этот аппарат в руки и начиная рассказывать.
Над этим творением размышлять можно очень долго, простраивать различные ассоциативные цепочки, которые, безусловно, будут у каждого свои, но глазами Годара мы этот фильм не увидим, и принцип собирания кадров в целостное и смысловое будет у каждого индивидуальный.
Если вас разбудят среди ночи и потребуют незамедлительного ответа на вопрос 'какой фильм - самый худший на свете?', какие нетленки придут на ум? Говоря о 'плохом кино' как о термине, как можно его охарактеризовать? Отвратительная режиссура а-ля Уве Болл, актерская игра на уровне 'Все умрут а я останусь', вялая история, никакущая структура, некачественная съемка и так далее. 'Бладрейн', 'Код апокалипсиса', или какая нибудь, просто господи, 'Наша Маша и волшебный орех'? После просмотра нового шедевра живого классика Жана Люка Годара, первые места три в этом топе лучей коричневой любви он точно занял (первое - для 'Социализма', еще два забронированы для его дальнейших работ). В рамках какой-то там акции местного кинотеатра, билет в кино на этот фильм стоил один рубль. Деньги не отбились.
'Фильм-социализм' - эталонный пример отвратительного фильма, полного расстройства режиссерского таланта, сценарной абсурдности, беспозвоночности (какой либо сюжет или намек на связанность происходящего на экране, увы, не завезли) и идейного идиотизма. Градус неадеквата происходящего на экране начинает превышать все критические отметки уже в первые пять минут фильма. Сначала нас пытаются зомбировать снятыми на любительскую камеру (а то и вовсе на мобильный телефон) и через чур нарочито рвано смонтированными планами природы, кадрами каких-то людей, делающих непонятно что и непонятно зачем, потом начинают насиловать нуднейшими диалогами о том, как мы потеряли Европу. Уследить связь между этими диалогами и картинкой, как и понять значение оных, просто невозможно. Повествование не ведется ни к чему, и только от этого фактора смотреть фильм уже очень некомфортно.
И пусть в 'Социализме' хоть целая прорва глубинного смысла, всяких тонкостей и интересных подтекстов, когда на экране творится такая неописуемая чушь, искать их нет никакого желания. Быть может, за этими рваными кадрами, утомительными обрывками непонятно зачем приплетенных в то или иное место фраз и отсутствием какой либо общей истории и кроется какая-нибудь киноголовологмка, мастерски построенная Годаром, мне на это наплевать. Потому что переварить все это как-то не получается.
Великий французский режиссёр Жан-Люк Годар, последнее творение которого было датировано 2008-ым годом, в разгар 2010-го вновь порадовал нас своей новой картиной, которая в свете отказа мастера от “Почётного Оскара” за заслуги в области развития кинематографа, представляла для зрителей и кинокритиков как никогда особый интерес.
В связи с этим особенно приятно констатировать факт того, что “Фильм-социализм” получился на редкость нестандартной, авторски стильной, новаторской, социально острой, масштабной и наполненной глубоким смыслом картиной. И плюс ко всему, Годар, доживший уже до возраста, позволяющего считать режиссёра “живой легендой” кинематографа, выглядит в этой во многом апофеозной для творчества автора ленте особенно ярко, в чём-то даже став хрестоматийным, тем не менее, не позволяя спутать свой выдающийся стиль ни с кем другим.
Несмотря на то, что творец, стоявший у истоков “Новой Волны” снимает свои произведения уже более полувека, в данной картине мы не видим ни тени успокоения в его душе: у него даже в мыслях нет подводить итоги прожитой жизни – наоборот! Он кричит! Он даже зол! Ему больно! Больно видеть тонущих в своём “вещизме” людей, придавленных стереотипами о хорошей жизни; больно смотреть на Францию вместе со всей Европой, теряющих свою самобытность в сетях глобализации; больно видеть Россию, уже не представляющую собой эпицентр мирового нонконформизма, так и оставшуюся в душе ГодараСоветским Союзом; больно видеть отцов, которым нечего сказать своим детям и особенно больно от лицезрения людей, бессознательно утопающих свою индивидуальность в океане конформизма, усреднённости и социальной приемлемости. Годар своим творчеством снимает необходимость сравнения его с другими кино-долгожителями вроде Бергмана, Полански или Антониони. Он не лучше и не хуже – он другой!
Сам фильм представляет собой мини трилогию, части которой порой взаимопроникают одна в другую. Уникальная в своём роде задумка с “браком” звука и изображения в большей мере проявляется именно в первой части (“Вещи”). Продолжительные глубинные диалоги и монологи, а то и немые сцены на фоне оригинальных операторских ракурсов предлагает нам вторая часть (“Куда идёшь Европа?”). Сложнейший монтаж с документально-репортажными кадрами, мгновенно сменяющими друг друга, демонстрирует третья (“Наше человечество”).
“Фильм-социализм” является одновременно и личным мнением создателя, и блестяще технически сделанной лентой (музыка, съёмка, монтаж), и социально масштабным проектом, представленным в полу документальной манере, и невероятно символически пронизанной и наполненной смыслом картиной, не уступающей самым экзистенциальным по духу творениям Бергмана, разбираться в которых можно бесконечно. Годар блещет своей эрудированностью, подчёркнутой актуальностью, философско-метафизической насыщенностью и кинематографическим мастерством!
Нерв картины видим, слышим и ощущаем, а режиссёр в ней предстаёт как критик, наблюдатель, участник и создатель, мыслями которого говорят некоторые герои фильма. Думаю в этом кино при каждом новом просмотре можно обнаруживать для себя всё новые и новые символы, образы, идеи, мысли и чувства. Внутренняя сила Жана-Люка Годара как личности прямо таки ощущается через экран: он как антивирус, который будет бороться с вирусами общественного сознания до конца. Он не всё сказал!
“Я даже нападу на солнце, если оно на меня нападёт”
Годар жив! И его справедливость выше закона… Монументально!
