Последняя на сегодняшний день киноработа Юрия Мамина выдержана в его традициях мастера сатиры и фантасмагории. Фильм, где форма превалирует над содержанием, абсурд над разумом, а фантазия над достоверностью, определённо понравится не всем. И тем не менее это не «Окно в Париж», и уж точно не «Фонтан». Время другое.
А какое время-то? На самом деле вопрос нешуточный. С одной стороны, Мамин – режиссёр, выросший на классических основах, но именно выросший – из них – и создавший свой кинематографический мир, но неизменно стоящий на позициях добра, справедливости, чести. С другой – эра халдеев, где мздоимство и лицемерие одерживают победу над порядочностью и духовной наполненностью. И проблема в том, что ни режиссёр до конца не понял «прикола» времени – чтобы быть убедительнее, ни время не смогло на все сто прочувствовать, какова основная идея.
Потому-то, наверное, и надо смотреть этот фильм как притчу, сказку, былину, если хотите. И на это жирненько указывают нам стихи. Понятно, что, если бы всё рассказывалось в лоб, риск неудачи был бы велик. Хотя нельзя сказать, что стихи спасают. Они, скорее, расслабляют и развлекают.
Тяжело не думать про белых обезьян, когда раньше не думал, а тут тебе дали такой строгий наказ. Тяжело, наверное, жить на свете, когда третий глаз открывается в. .. ну, скажем, том месте, которое Вова стыдливо прикрывает. И уж точно нелегко обитать в среде халдеев, которым ни «Преисподняя», ни художества не нужны.
Надо сказать, что несмотря на несколько невнятное раскрытие сюжета, актёры сыграли неплохо. Хотя некоторые режиссёрские решения, откровенно говоря, шокируют. Речь не только о обнажённой натуре Катерины Ксеньевой, но и об откровенной коррупционности пожарных. Действительно, кто платит, в пользу того шланги и работают.
Посмотреть стоит. Может быть, даже не один раз. Но маминская сатира XIX века, увы, не для тех, кто думает про белых обезьян.
Хорошо, что это фильм есть, но чтобы он не разочаровал, нужно понимать, чего от него ждать.
Смотрел фильм 2 раза. Первый раз, лет 7 назад, когда он вышел, и он совершенно не зашёл.
Второй раз начал смотреть сейчас и вдруг заинтересовался. Наверное, это что-то возрастное, или точнее сказать, это зависит от личностного развития. Мне вот только сейчас, в возрасте 37 лет, оказались интересными мысли, которые возникают от просмотра этого фильма. Ну, и наверное, стоит описать их поточнее и поконкретнее.
Первое, почему фильм может заинтересовать - со временем начинаешь уставать от пустых фильмов. Которые только развлекают, но ничего не дают, не оставляют ничего после себя. Выходишь из кинотеатра и тут же забываешь.
Здесь же, начав смотреть, стал задумываться на тему того, что фильм снимался в эпоху перемен и 'зарабатывание бабла' тогда только ворвалось в жизнь, и это наверное, одна из попыток размышления на эту тему. А может, это мне так навеяло от жизни, какой она стала после распада Союза и стало любопытно, есть ли что-то альтернативное такому варианту.
В самом начале фильма возникает конфликт между скажем так, 'зарабатыванием бабла' и духовными потребностями и становится интересно, а чем же это всё закончится.
На мой взгляд, не шедевр, не высоколобый фильм, доступный только избранным, а наоборот, вполне доступный всем для понимания. Некоторые вещи сильно упрощены, в жизни всё посложнее будет, но вполне есть над чем поразмышлять при просмотре. 'Зайдёт фильм или не зайдёт' зависит только от того, вызовет ли это интерес у конкретного человека в его личных жизненных обстоятельствах. Посмотреть вполне можно, но нужно сразу понимать, что фильм носит не развлекательный характер. Это комедия не потому, что в ней пытаются вас развлечь, а потому что авторы с юмором относятся к темам, над которыми в фильме размышляют. В итоге форма даёт лёгкость восприятия и можно с интересом понаблюдать и поразмышлять над некоторыми жизненными вопросами.
Очень странное произведение искусства – не знаю, как иначе можно назвать. Фильм, полностью состоящий из стихов – это что-то новенькое. Вызывает огромное восхищение проделанная работа сценаристов, потому что говорят здесь много и разнообразно. И все – стихами!
Каким бы ни был сюжет этой картины, форма в данном случае важнее. Фильм снят о фальши мира – нашего мира – и любых абсолютно его представителей. Фальшивое здесь все: и обычные люди, и псевдопросвещенная интеллигенция. Все доводится до абсурда, а произносимые стихи – отличный прием. Просвещенные сбежали из сумасшедшего дома, пьют до появления белых обезьян в глазах, а гениальность их – таких близких к природе – приводит к очень своеобразным рисункам на стенах подвала, весьма далеким от представлений о свете вообще. Обычный наш герой Вова прост до рези в глазах: пронырлив, грубоват и пошловат, но и природен от и до. Крутящий им миллионер мало того, что орудует свалкой, являющейся своеобразной метафорой современного мира, но и стереотипен – полон, зол, не слишком умен, а дочка его – типичная фифа в розовом со светлыми волосами и общей похожестью на куклу Барби. Получается своеобразное сопоставление как бы интеллигенции с «приветом» - грубоватой, не очень приятной – и вот такого как бы гламурного общества, пахнущего жевательной резинкой вперемешку с мусором.
Трактир, вокруг которого крутится сюжет, получается у Вовы местом странным, весьма оригинальным, но оформленным с точки зрения профессионализма в стиле детсадовского утренника или спектакля заштатного провинциального театра: чтобы дорого-богато, но с условным пластиковым тазиком в углу и тряпками на стенах. Фальшь. Идея есть, а мастерства и профессионализма не хватает. Как сей шедевр рождается, само по себе тоже шедевр. Искусство, говорите? Ну нет, воплощение пьяных бредней. Неплохая насмешка, особенно на фоне появившегося ранее в сюжете музея.
В целом, относительно стройное до некоторого момента повествование переходит эту грань и начинает казаться то сном, то реальностью Вовы. Что здесь правда и что ложь – не слишком ясно. Скорее, все похоже на сон из-за фальши, сопровождающей буквально каждый кадр, но где тогда точка отсчета? Авторы переодевают Вову, меняют его кадр за кадром, и в какой момент мы видим его настоящего – не ясно. Он и сам, кажется, в каждый конкретный момент не знает правду о себе и других, а уж мы – тем более.
Любовной линии в полном смысле слова в картине просто нет. Есть, скорее, природа, которой так хочет подчиниться один и к которой он хочет склонить другую. Здесь много какого-то природного бесстыдства, отчаянного бесстыдства, то появляющегося, то уходящего. Я бы не сказала, что здесь есть хоть что-то романтическое, скорее, все, что может таковым быть, показано настолько неприглядно по-животному, что становится обыденно. Очевидно желание показать, что человек – тоже животное, только одетый в одежду, которая частью человека не является.
У названия картины есть подзаголовок – «Лицо халдея». Вокруг этой фразы, собственно, все и завязано. Халдей, видимо, наш Вова, который себя большую часть фильма так и ведет. Поначалу, может, фраза порождает в нем раздумье, но сказать, чтобы она заставляла его меняться или долго комплексовать – нет… В его поведении мы видим предприимчивого человека: от и до, а это те качества, которыми современный человек в определенной степени привык восхищаться. Почему тогда халдей? Потому что имеет место полное отсутствие уважения как к другим, так и к себе. Когда Вова пытается воспользоваться ситуацией с появившейся в его жизни троицей, с одной стороны, он хочет сэкономить, а с другой - переходит к типу мышления «и так сойдет». Все тяп-ляп, зато дешево. В этом и разница: сейчас, но быстро и как-нибудь, а не продуманно и качественно. Пожалуй, даже финал об этом.
А вот белые обезьяны – это произвольно взятая присказка. В фильме есть стремление к какому-то издевательству над философией, и обезьяны – ее часть. Они не играют существенной роли в сюжете, хотя с ними можно ассоциировать троицу интеллигентов, наверное. Философия здесь – псевдо, скорее, какая-то вера во все хорошее против всего плохого, а ближе к финалу вся философия тоже разлетается на куски, как и ее проводники. Отсылки к китайцам или кому-то еще – не более чем стилизация. Все фальшь. Даже философия фальшь. А что настоящее? Самое обычное чувство дружбы между людьми, вне зависимости от их характеров и исповедуемых учений.
Очень своеобразно и оригинально. Смешно? Нет. Для задумчивости тоже не очень подходит. Но оригинально. Забавно. Такая усмешка в сторону всего «тяп-ляп», всего псевдогениального, всего псевдоискусства. Любопытно.
И что тут прелесть? И что тут мерзость?
Бесстыж и скорбен ночной пуант.
Кому бы бросить наглее дерзость?
Кому бы нежно поправить бант?
Новый фильм Юрия Мамина “Не думай про белых обезьян” представляет собой явление весьма примечательное. Примечательное настолько, что я не удивлюсь, если картина заберет ворох призов кинофестивалях этого года.
Если выйти за рамки прозаичного пересказа, то точнее всего фабулу фильма, по словам самого режиссера, описывают строки: “Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана, утром в путь она умчалась рано, но остался слабый след в морщине”. Вот в этой залихватской загогулине и таится несказанная прелесть “Белых обезьян”. Новое кино от Юрия Мамина похоже на всемирный фестиваль искусств и ремесел: здесь представлены и поэзия, и хореография, и живопись, и мультипликация, компьютерная графика, старинные моды, городская архитектура, дизайн помещений, восточные духовные практики и даже гастрономия. Персонажи разговаривают исключительно стихами под сменяющие друг друга мелодии, а колбасы, дичь, омары и искристые ананасы вызывают такое же чувство голода, что и “Большая жратва' Марко Феррери. Не скажу, что фильм держит в напряжении каждую секунду. Нет, он то засыпает, то взрывается бурлеском фантастических образов и каких-то полузабытых настроений. Не скажу также, что “Белые обезьяны” отличает безукоризненный вкус во всем, но в этом винегрете из высокого и подлого – весь смак фильма.
Разумеется, у этой картины, как и всего на свете, есть свои предшественники. В первую очередь это фильмы самого Мамина. Ростки буффонного гротеска с элементами мюзикла можно было встретить и в “Бакенбардах”, например. Чего только стоит “Пушкин-блюз!” или полет аксакала в космос в 'Фонтане', но там все-таки преобладал реализм. Здесь же Мамин развернулся вовсю. В кино стихами беседуют редко, да метко. Сразу на приходят на ум легенды: “Свинарка и Пастух” Александрова, “Баллада о влюбленных” Михалкова-Кончаловского или “Гусарская баллада” Рязанова. А вот чудовища подземелья, кажется, что переползли непосредственно из “Лабиринта фавна” Гильермо Дель Торо. Видны параллели “Белых обезьян” с балабановской мелодрамой “Мне не больно”, где похожая, хотя и не столь безбашенная группа подвижников также “архитекторствует”, и также терпит печальное фиаско. Песни с плясками встречались чуть ли в каждом пятом советском фильме 70-х годов, и в почти каждом индийском. Любопытно, что в ходе съемок Мамин заставлял актеров произносить стихотворные реплики под метроном. Каждая сцена декламировалась в своем темпоритме. Как известно, первое образование у Юрия Мамина – музыкальное. Наверное, поэтому, весь фильм усыпан фрагментиками мелодий самых разных эпох и направлений, начиная от “Прекрасной мельничихи” Франца Шуберта, заканчивая балладами Николая Носкова.
За основу сценария взята новелла итальянского писателя Альберто Моравиа “Лицо халдея”. Впрочем, итальянское присутствие выдает в фильме не столько новелла Моравиа сколько стилистика итальянской комедии Дель арте. Карнавальная традиция, театральная буффонада, оказавшая столь глубокое воздействие на Евгения Вахтангова и Марка Захарова, расцвела здесь буйным цветом. Однажды из интервью на вопрос “А какие из известных сексуальных аномалий больше всего поразили ваше воображение” Мамин ответил: “Любовь к трем апельсинам” Карло Гоцци”!
Как ни роскошна форма, содержание фильма еще более замысловато. В центре сюжета лежит старинный мировоззренческий конфликт: “Что первично материя или сознание?”. Жил, не тужил молодой бизнесмен Володя. Занимался неким подобием ресторанного бизнеса. И вот, однажды на гламурной презентации услышал он нелицеприятную реплику в свой адрес: “Мол, что с него взять. У него - лицо халдея”. Сие трагическое известие потрясло нашего героя до самого основания, повергнув в глубокий экзистенциальный кризис. Я право не знаю, какие физиономии бывают у халдеев, но вот образ Роман Абрамовича Володя напоминает живо. Русского яппи играет Михаил Тарабукин, засветившийся ранее в телесериале “Солдаты”. Как выяснилось впоследствии, Именно из-за внешнего сходства с хозяином Чукотки Юрий Мамин выбрал его на эту роль.
Послание фильма проясняется в значительной степени, если вспомнить фильмографию Юрия Мамина: “Праздник Нептуна”, “Фонтан”, “Бакенбарды” и “Окно в Париж”. Появляется ощущение дежа-вю, ощущение настолько сильное, что “Белые обезьяны” начинают казаться последней серией сериала длинной в четверть века. Первое, что бросается в глаза - странная приверженность Мамина к трем образам: образу дома, образу крыши-чердака и образу подвала. Вспомним разваливающийся дом в “Фонтане”. Дом, в котором лопались трубы, где прохудившуюся крышу подпирали советскими лозунгами, где трещина рассекала стены квартир, где, Ата, казахский аксакал, баррикадировался в полузатопленном подвале и перекрывал воду, где, уже начиналось светопредставление. Все же дом, который должен был пойти на слом, выстоял, пережил два десятилетия и стал обиталищем для героев нашего времени. Невольно вспоминается лозунг десятилетней давности “Наш Дом – Россия”.
Как и многие ленинградские режиссеры Мамин признается к любви к питерским крышам – объясняя это тем, что в Петербурге дома равновеликие в отличие от Москвы, что в сочетании с “нездешним” светом белых ночей создает некое подобие поднебесья. Как мы помним, после изгнание из подвала оппозиционная богема, окопалась на последнем этаже – крепкий базис в подвале, дух на крыше – что еще нужно, что встретить старость. Ан нет? Предпринимателям этого оказалось мало – вызвав милицию и скорую помощь – они отправляют троицу по месту прописки – в дурдом. Таким образом, материалисты возвращают бизнесмена Володю с небес на землю, а также заявляют свои права на все пространство бытия.
Кроме оппозиции подвал – чердак в фильме присутствует огромное количество метафор. Все их не представляется возможности перечислить. Это и удачный образ помойки или имперской свалки Советского Союза, где среди гор мусора, торчат космические корабли, находятся гранатометы и валяется бесплатная еда. Это и дуля Мамина российскому культурном истеблишменту – название ресторана “Парнас” не соответствует его содержанию. Любопытно, что мифический третий глаз человека Мамин находит в причинном месте. Этот факт, впрочем, не вызывает изумления, если вспомнить то, что в одном из интервью Мамин признался, что первый сексуальный опыт у него был в 10-ти летнем возрасте.
Что будет? C Домом, Россией, Володей. Ответов нет. В середине фильма об этом спорят некий Рассказчиком Юрский и писателем Басившлвили. Но спорят они почему-то на территории Дурдома.
Каждый знает, как трудно бывает избавиться от навязчивых мыслей, непрошеных образов или прилипчивых мелодий. А если это мысли про смысл вещей, бесполезные, как белые обезьяны? Образы истины и красоты? Мелодии небесных сфер? Стоит хоть раз по оплошности допустить их в свое воображение, и ты никогда от них не избавишься. Белые обезьяны теперь будут с тобой всегда. Проклинай и наслаждайся. Лекарство от смерти и смертельный яд познания тебя уже не оставят. Что, собственно, и произошло с главным героем фильма - незадачливым барменом Вовой, циничным прагматиком, недалеким карьеристом и - как оказалось - хорошим парнем и тонкой натурой.
Этот фильм - третий известный мне шедевр от тандема сценариста Вячеслава Лейкина и режиссера Юрия Мамина. Фильм столь же умный и глубокий, как 'Бакенбарды' и 'Окно в Париж', но не пророческий, а с открытым финалом - который мы вскоре должны увидеть в реальности. Фильм легкий, светлый, смешной и трагичный. Герои говорят стихами, но это быстро перестаешь замечать - так естественны диалоги и органичны актеры. Зато действие приобретает какой-то былинный, величественный характер. Хотя вначале ничто этого не обещает - ну познакомился крутой парень с тремя фриками - эстетами, художниками и буддистами, что ему с того? Кому нужен креативный класс в этом лживом и продажном мире? Но парень оказался не так прост, и нелепые идеи про третий глаз и силу искусства, попав в хорошие руки, оказались вполне удачными в практическом отношении. Впрочем, на российской почве они все равно плохо приживаются.
Какого черта лучшие российские фильмы никто не смотрит? Потому что не показывают или наоборот - не показывают, потому что не смотрят. Думаю, что последнее, и наши прокатчики тормозят - не хотят рисковать или ленятся работать. Потому что снято все превосходно - остро, динамично, в хорошем ритме. Не артхаус и не заумь, а гротескный жанровый фильм. Смысловая многослойность его совершенно не портит. А на вопрос, спасет ли нас креативный класс, ответить можно только самим к нему присоединившись. А вот где на самом деле находится третий глаз, фильм отвечает - к счастью, он спокойно лежит на youtube.
Куда бы не гнал ветер назойливой моды растерянную российскую кинематографию, Юрию Мамину как-то всегда удаётся не попадать в её ритмы (в антиритмы тоже) и снимать замечательные фильмы – оригинальные формой и содержанием, мультижанровые и мультиформатные. «Не думай про белых обезьян» - условно комедия, условно драма, не без мелодраматической линии, с приёмами театра абсурда, с фантастическими допущениями, местами в духе параноидального детектива…и всё это (от первой до последней реплики) в стихах. Нестандартный коллаж не только для нашего кино. Фирменно незлобливая ирония «Фонтана» и «Окна в Париж» присутствует и здесь. Простейший сюжет из категории «вечных», пересмотренный в тысячной версии не снабдит оригинальными итогами, но фееричное воплощение с прекрасным сценарием позволит обращаться к фильму Мамина неоднократно.
Культурный феномен халдеям негоже смотреть и кричать во всю глотку: «О, боже! Про нас эта дурость?! Позвольте, неправда! Одна клевета здесь! Комедия? Драма? Не то, и ни это. Ни это, не то. А так…стихотворно-сырое г…!». Конечно, халдеи окажутся правы: историей правят убогие нравы. Невежество — есть абсолют мирозданья и чем глубже смысл — тем меньше старанье понять суть идеи, открыть третий глаз, позволить мартышкам решить всё за нас. Нелепые мысли о белых приматах мешают бармену зажиться в палатах, мешают прогнать разнотворческих психов и мерить эмоции денежным лихом. Упадок халдейской души неминуем, коль вспомнит халдей обезьянок тех всуе. В падении духа душа обернётся мечтательной нищей во мраке погоста. Достанутся телу те самые блага к которым имелась исконная тяга…Мелькнут обезьяны, в которых не веря, герой всё же явит улыбку халдея.
Фильм, где форма однозначно превалирует над содержанием. Два часа текста в стихах. Сказал бы мне кто об этом заранее, подумала бы тяжеловато будет смотреть. А не зная, сначала показалось забавным, а потом я вообще забыла что со мной не прозой говорят.
Фильм снят по мотивам новеллы Альберто Моравиа 'Лицо халдея', которая там периодически мелькает в кадре. Да и чувствуется в фильме дух Италии. Очевидно Мамин поклонник шутовской итальянской комедии и пьес Карло Гоцци. В этом фильме много гротеска и какой-то карнавальности.
Такой любопытный киновинегрет в стиле фьюжн воплотил режиссер на экране. Объединил поэзию, компьютерную графику, танец, живопись, городскую сатиру и философию, и все это под обилие интересно подобранной музыки. Да еще с постоянным перемещение героев с крыши в подвал и обратно и с редким попаданием во вне (контакты с миром).К форме никаких претензий. Интересно действительно.
А вот содержание хромает. Снова выбор. Возвышенное или земное. И возвышенное тут настолько возвысилось, что питается лишь травой, ни в чем не нуждается, оно абсолютно альтруистично, и каждый день для него в радость. Но оно всегда заканчивает существование в дурдоме, ведь понять Возвышенное никто не может. А Земное настолько примитивно, и жадно, и прожорливо, и не образовано, и лишено понимания прекрасного, что нет у него надежды на эволюцию. Главный герой Вова застревает где-то посередине и обречен существовать с белыми обезьянами. Ибо он понимает как оно прекрасно Возвышенное, но и отказаться от Земного он не в силах.
Я понимаю, что это гротеск, но все же это чрезмерно упрощенная позиция. Так выбор не стоит и никогда стоять не будет, более того, и не должен так стоять. Возвышенное и земное всегда будут притягиваться друг к другу, и взаимно обогащать друг друга. Не стоит их так демонстративно разводить их по противоположным углам.
А если уж провозглашать то, что Возвышенное свято, а Земное -низменно, так Мамину самому надо было бы стать первым адептом своей теории. Например, не стоило обращаться к зрителям с плачем об уплывшей прибыли от картины по вине пиратов, надо ж быть выше этого сняв такое кино. Да и дочку свою зачем снимать? К чему она там к месту и не к месту сверкает своими обнаженными прелестями и еще и поет, хотя вокальные данные у нее слабейшие. Зачем этот семейный подряд? Лицемерием попахивает. А я это не люблю.
Рифмо-музыкальная картина Юрия Мамина рассказывает простую и навязчиво-подвижную историю о молодом человеке Володе Смородине, который «халдейскими» ужимками ловит за хвост ту самую птицу удачи, которая, естественно, для него воплощается в виде... правильно, денег. Задумка режиссера изложить современную сатиру в стихах, на мой взгляд, так и остается задумкой, чем-то из разряда «не пришей кобыле хвост». Словечки из разряда «у Даля таких в словаре не найдёшь!» придают тексту вкус филатовского Федота-стрельца, только уж совсем, пардон, несвежего. Подводя итог по форме повествования, можно на самом деле ужаснуться. И вот от чего: ведь зритель (если кино конечно до него дойдет) расхватает реплики на крылатые выражения, и что самое ужасное: будет сыпать ими в трамваях, в очередях за колбасой и ещё Бог весть где.
Шаблонность эмоций главных действующих лиц не спасают даже такие динозавры как Басилашвили и Юрский, затесавшиеся в картину явно по большой дружбе с самим Маминым. Да ужаса примелькавшиеся образы «новых русских», которых после «Жмурок» в принципе можно не рассматривать как элемент актерской импровизации, по банальности могут сравниться разве что с образом главного героя. Что же касается главной женской роли – барышни Даши – то лично меня пугает частота появления в кадре и смакование (особенно сцена на мосту) Маминым нагой натуры собственной дочери! Несложно догадаться, что образ Даши в фильме нечто назидательно правдивое, честное, настоящее и ценное. А поэтому вполне логично и получается, что правда в нашей стране всенепременно должна быть не только голой, но и страшной!
Что-то говорить по картинке и вовсе не хочется. Безусловно, Мамин пытается удивить зрителя сказочными зверушками. Неужели после Чебурашки Успенского нам всю жизнь придется ваять персонажей подобного толка либо слизывать их у того же Лукаса? Но если мне, глядя на эти «пародии Босха», хочется плакать, то того же Дель Торро с его чудиками, думаю, разорвет от смеха на куски.
С идейностью тоже получилась накладка, на мой взгляд. Хотели снять интеллектуальное кино, но для широкой аудитории (уникально, что у нас в стране эти вещи взаимоисключающие). В итоге же получилось «ни вашим, ни нашим». Игра в смыслы и загадки для «интеллектуалов» смахивали на игру «Самый умный» и рассчитаны самое большее на эрудицию. Только уж совсем темный человек в наше время не поймет, что такое «чердак», почему именно на «чердаке» живут творческие друзья главного героя, ну и почему, собственно, герой во снах по этим самым чердакам-крышам гуляет и проваливается? Читать Юнга для этого тоже, впрочем, не обязательно. Весь фильм, пытаясь сочетать несочетаемое, режиссеру так и не удается добиться цельности картины: то тут, то там он делает шаг в сторону, оступается и возвращается назад. Всё это напоминает дискотеку в клубе сельской молодежи, где молодой тракторист Иван Твердохлебов пытается исполнить брейк, но после двух-трех куцапых телодвижений робко возвращается к любимому гопаку. Воссоздавая на экране фестиваль православно-буддийских и художественно-музыкальных искусств, режиссер так же, как и наш Ваня Твердохлебов, скатывается до банальной тоскливой песенки в исполнении собственной дочери (и это при том, что первое образование у Юрия Мамина музыкальное!), да ещё на фоне родного и любимого Питера.
Так о чем же фильм? Примерно после просмотра трети картины это становится очевидно, далее тебе это начинает надоедать, но вплоть до титров режиссер продолжает давить тебя одной и той же фабулой: «Не в деньгах счастье». Месседж суров как администрация Джоджа Буша: «Деньги – зло, настоящее искусство – свято!».
Умиляет, а потом уже пугает (все как у Вуди Аллена) подмена смыслов: лучше жрать щавель и сидеть на крыше, чем открывать рестораны и зарабатывать бабло (тут именно бабло, потому что деньги – это то, что получает Гена за свои шедевры). Я не хочу сказать, что это всё неправильно, но подобная однобокость наводит ту самую «древнерусскую тоску». Тут и кроется, считаю, одна из бед нашего современного кино – поразительное дутонирование окружающего нас мира. Либо медитируй и открывай третий глаз, либо грабь и совокупляйся как животное без любви. Ну вот почему у Манна Диллинджеру хочется аплодировать и плакать над его прострелянным лицом, хотя прекрасно понимаешь, что он вор, гангстер и совсем не святоша. И ведь дело тут не в персонажах, а в том, как их показать и как их «раскрасить».
Что по-настоящему меня раздражает в подобных сюжетах, так это возможность зрителю «поиграть в исусика». Вот, мол, какой Гаврилыч плохой, губит таланты, людей в лицо бьет. А потом выйти из кинотеатра, прийти домой, выпить чаю, уснуть, а утром проснуться и пойти на работу, чтобы рубить эту самую капусту, которая вчера была хуже Гитлера и Сталина вместе взятых. И радуешься потом, что вот ты, мол, не такой, не Абрамович, ты честный и культурный. Да только семья сытнее у тебя от твоей честности не станет, да и на щавель и кинзой, думается мне, ты тоже не перейдешь, а шашлычка захочешь.
Что же оставил Мамин молодому Вове Смородину под занавес фильма? Тут я вижу принципиально три пути, и все они, как это не удивительно, ведут не туда, где тепло и светит солнце. Остаться с воротилами бизнеса Володя конечно может, сделает себе стрижечку соответственную (иного атрибута «стяжателей» у нас в кинематографе, простите, не осталось) и будет жить, воспитывая детей, а после и внуков. Но мы-то с вами знаем, что это путь продажный и мерзкий, поэтому называть хэппи-эндом не будем. Вариант второй: уйти к милой троице (!!!) психов и открыть третий глаз. После просмотра, а уж тем более во время фильма этот вариант видится панацеей. Однако, задуматься над тем, а на что и где они будут жить, по-прежнему остается задачей архисложной, хотя вопрос очевиден и лежит на поверхности – в психушке за счёт государства, потому что только там у нас гении непродажные обитают. На самом деле хэппи-энд при втором раскладе возможен (я даже сознаюсь, надеялся, что тем дело и кончится) – все вместе наконец-таки падают с крыши.
Поэтому режиссер и дарит герою вариант номер три, очень русский на самом деле вариант: всю жизнь стараться не думать о белых обезьянах. Т.е. жалеть, раскаиваться и осознавать собственную ничтожность и мизерность в масштабах этого мира. Т.е. в реалиях нашей страны - спиться! Ну, или, выражаясь языком аллегорий самого Мамина, стоять на шатком канате между миром искусства и миром денег и лелеять свой третий глаз всё-таки открывший там, где у нормальных людей, уж простите, х...
Перед просмотром фильма слышал и читал массу отзывов – ни одного «за»: Выпендривается! Занудно! Рифмоплётство! Сюр!
Посмотрел и готов согласиться с каждым из обвинений:
- Выпендривается. Конечно, автор выпендривается. Для любого художника свойственно выпендриваться, проявлять свою индивидуальность, оригинальность. Коли есть, что проявить – отчего не повыпендриваться? Проблема в другом: зрителя давно и успешно отучают смотреть Интересное Кино. Индустрия фаст-фуда щедро кормит «блокбастерами» и мега-сериалами, по сути своей безликими как биг-маки.
- Занудно. Признаться, середина фильма показалась слегка провисшей. Необычность формы, стихотворные диалоги, некоторая «синусоидность» предсказуемых событий слегка утомили. Но именно это «лёгкое утомление», состояние дискомфорта пригодилось для того, чтобы смотреть вторую половину фильма, чтобы понять и вжиться в состояние героя.
- Рифмоплётство. Согласен, что рифма режет слух халдеев, изъясняться стихами необычно, но, как метко парировал однажды персонаж Броневого: «Ненаказуемо!» Кстати, история кино знает немало фильмов (и весьма популярных), где отказались от прозы: «Собака на сене», «Романс о влюблённых», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Бал», наконец, где слова вообще не пригодились. А в этом фильме стихи легки, демократичны и совершенно не требуют к себе особого отношения.
- Сюр. Ну, сюр. А в каком жанре прикажете показать мир, реалии и законы которого в голове не укладываются? Мир, где за завтраком только и разговоров об обеде, где едят то, что видят и видят только то, что можно съесть, где «любой каприз за ваши деньги»? Какое кино может быть, если чиновники Госкино говоря «сюжет» подразумевают «откат»? В каком жанре прикажете работать, если теперь способность мыслить – шизофрения, вдохновение – аффект, озарение – галлюцинация? Не жрёшь водки – стукач, выделяешься – урод, болеешь душой – душевнобольной. Какая жизнь, такой и жанр.
Только посыл фильма мне не понравился. «Давайте воспарим»? Давайте будем выше мира халдеев, ну их, к лешему? Не могу согласиться. Не считаю возможным оставить этот мир на произвол барыг и жлобов. Фильм не обязан быть манифестом, но должен, чёрт побери, быть той белой обезьяной, о которой зритель больше не сможет не думать.
P.S. На месте Мамина я убрал бы канат в финале. Но пусть каждый остаётся на своём месте и выпендривается как может, пока есть силы.
А ведь хотел посмотреть 'Двенадцать обезьян'. Но в поисковик, естественно, вбил второе слово. И выдал мне поисковик фильм 'Не думай про белых обезьян'. 'Интересно, - подумал я. - Надо посмотреть'.
И ведь не поленился товарищ Лейкин расписывать все это в стихах! Да еще с такими оригинальными рифмами типа 'халдея-балдея'. Я бы до такой рифмы ну никогда бы не додумался.
Насчет актерской игры и говорить нечего. Еще Эльдар Рязанов говорил, что употребление поэзии для изображения жизни совершенно нежизненно. Что он и пытался исправить при работе над 'Гусарской балладой'. У него это получилось, у Мамина нет. И актерские работы, как следствие, абсолютно нежизнены.
Фильм, вообще, получился какой-то некрасивый. И иногда обнажающаяся женщина его совершенно не красит.
Из фильма я извлек два интересных момента. Первый - это уже упомянутая стихотворность сценария. Если все это излагать в прозе, было бы совсем неинтересно. Второй - это притча в начале фильма, собственно давшая ему название. Вот если бы фильм сократить до этой притчи, получилась бы интересная короткометражка.
А так - очень скучный фильм. Настолько скучный, что весь отзыв написан на основе первых 30 минут фильма. Желание прекратить просмотр появилось еще на 20-й, но на 10 минут мне удалось его победить. То, что я отслеживал время фильма тоже говорит о том, насколько 'заинтересовал' меня этот фильм.
Не думай про белых обезьян. Ха, и не собираюсь. Вот отзыв допишу, и вылетит у меня этот фильм из головы. В 'Окно в Париж' - пролетать фанерой.
