В российском прокате — новый фильм режиссера «Зоологии» и «Конференции», то ли быль, то ли сказка о русской девушке, устроившей шутинг в Киркенесе.
Василий Корецкий
Кинокритик, старший редактор Кинопоиска
Немного жаль, что «Панические атаки» выходят в конце января, когда солнце идет на лето: это идеальный рождественский хоррор, который мог бы украсить наш новогодний топ. Зимняя сказка с древним поморским проклятием (первоначальное название «Атак» — «Кликушество»), снежным королевством норгов, договором с чертом и брызгами крови на наряженной елке. Плюс обычные российские бытовые ужасы, на которые всегда богато кино Твердовского, — неплохая замена «Трем орешкам для Золушки».
Наша Золушка по имени Вика (Лена Тронина) живет в Мурманской области, в моногородке с говорящим названием Никель, и работать на черной работе только собирается. Конечно же, в соседней Норвегии, куда за лучшей долей едет вся никелевская молодежь. Но мама — иссушенная тяжелой северной жизнью злая женщина в фиолетовом халате (Светлана Камынина) — против: в сказочную страну уже сбежала старшая сестра Вики, и маму пугает перспектива оставаться одной в депрессивном городе без северного сияния, но с угнетающе психоделическими узорами на стенах облезлой хрущевки. Жизнь в Никеле и правда хуже смерти. Мороз такой, что молодежь тусуется исключительно в машинах, накрытых для тепла стегаными кожухами (для пущего ужаса на каждом кожухе аэрозолем написан кривой номер). В каждой квартире догорает последние дни ржавая газовая колонка. За городом в преисподнюю уходит колодец Кольской сверхглубокой — если прокричать в нее матом и задумать желание, заключишь контракт с самим чертом. Если лень ехать до скважины, к услугам многочисленные колдуньи, за сходную плату читающие заговоры на дальнюю дорогу.
Конечно, Вика сбежит от мамы и с новеньким заграном вплавь, пешком и на «газели», через черные лужи и белые снега, через мороз и русских погранцов, добежит-таки до чудесного белого королевства скандинавского дизайна и евросоциализма. Но сказка не бывает без жестокости, и вход в пещеру северного короля придется купить кровью (тут обойдемся без спойлеров).
Поначалу может показаться, что в «Панических атаках» Твердовский вернулся к старому доброму соцэксплотейшену, с которого начинал свой путь в кино («Снег», «Собачий кайф», «Класс коррекции»). Ужасы российской провинции инсценированы в фильме с поистине сказочной гипертрофией. Особенно лютует команда художников-постановщиков, которая превратила интерьеры никельских квартир в сплошную зону общего режима: крашенные масляной краской дощатые полы, жуткие оп-артистские обои повсюду, включая двери и, кажется, потолок, инфернальные наклейки с зайчиками на допотопных шкафах и непременные плазмы в полстены, транслирующие то местные новости, то чемпионаты по ММА. Спасаясь из семейного «замка», героиня прыгает со второго этажа хрущевки прямо в незамерзающую грязную лужу, разверзшуюся под окном здания. Унизительная сцена прохождения таможенного досмотра взята словно из самого черного периода российского кино, этак из 2011–2012 годов, когда зрителя кошмарили «Портретом в сумерках» и «Жить».
Но мало-помалу из северного снежного тумана начинают проступать контуры сказки. Открывает фильм сцена колдовского ритуала, во время которого у страдающей клаустрофобией Вики случается паническая атака. Но чем больше накапливается в сюжете странных натяжек, тем дальше героиня улетает в мир злого волшебства (или обыкновенного безумия) и тем лучше мы узнаем в фильме почерк Твердовского, давно открывшего страшную силу фантастического допущения, сокрушительность метафоры телесного изъяна, расположенного на грани уродства и сверхспособностей. Хвост, выросший у сотрудницы зоопарка («Зоология»), суперсила нечувствительности к боли («Подбросы»), проклятие немоты («Наводнение») — все они порождали то самое легкое искривление пространства, которое нужно, чтобы превратить фантазию или фантастику в ультрареализм, а натурализм — в сказку, все совпадения в которой случайны.
В этом режиме мерцания и существуют «Панические атаки», проделывающие путь от поверти-порн в начале до каталога «Икеи» в финале, который наверняка вызовет недоумение, а то и возмущение у зрителей. Но жесткая, почти триеровская манипуляция своей аудиторией — это и есть главный метод Твердовского, режиссера-провокатора, всегда подшучивавшего над золотыми сердцами, готовыми принять за чистую монету кино и лгущие медиа. В начале своей карьеры Твердовский выдавал мокьюментари за док, а потом разоблачал подлог. А в «Панических атаках» (во время съемок в Мурманской области фильм выдавали местным властям за экологическую драму) он — и не первый раз — разоблачает саму систему кодов российского социального реализма, жанра, кажется, навсегда ушедшего в прошлое по системным причинам.
Что же до финала, с наслаждением констатирующего абсурдность и непоследовательность мироустройства, то самое последнее дело — искать в нем мораль. Пусть заключительная сцена, вынесенная на постер фильма, остается тревожной неоднозначностью, тем самым камешком в ботинке. За это мы любим фильмы Триера и жуткие сказки народов Севера — о повешенных медведях, попах-убийцах, стариках, захлебнувшихся в жиру кулика, и, конечно, о черте, живущем в глубокой дыре.
