Я была в первую очередь поэт, и только потом — кинематографист. И я была очень плохим поэтом, потому что мои размышления не выходили за пределы зрительных образов. А они по существу были лишь визуальным опытом моего ума и с помощью поэзии я пыталась все это ограничить контурами слов. Когда же я взяла в руки камеру, я как будто вернулась домой. Это было тем, что я всегда хотела делать, причем не было необходимости переводить все это на язык слов.

Статная фигура в черном балахоне медленно плывет по пустынным улочкам города ангелов и, как бы неожиданно это бы не прозвучало, города тишины. Вместо лица — кусок стекла, что больше ничего не отражает. Переполненный, прокуренный зал и молодая девушка, которая ползет по длинному столу. Нож. Цветок. Две женщины, играющие в шахматы на пляже и вновь она. Отдельные образы, гармонично вплетающиеся в лазурную паутину подсознания и короткометражные опыты над человеческим разумом. Все это — мир Элеоноры Деренковской, более известной как Майя Дерен. Добро пожаловать. Наверное...

Мартина Кудлачек раскидывает свои янтарно- полуденные сети, рассказывая более о человеке, чем о знаковом режиссёре от мира экспериментального кино. Кто такая Майя Дерен, если отбросить в сторону ворох с черно- белой пленкой и почему именно она? Ее же собственные записи, сохранённые в чьих- то частных коллекциях и мягкий, чуть приглушённый голос, который откровенно говорит о том, что при помощи десятой музы она хотела отыскать общие точки соприкосновения между фильмом и танцем. Заставить пуститься в пляс само мироздание, что следовало бы только ее фантастическому ритму. Постоянные метаморфозы, постоянное движение, способное убрать все границы между временем и гравитацией. Между людьми, актерами и их персонажами, оставляя в конечном итоге действительно нечто самобытное. Целенаправленный поиск истины в Нью- Йорке 40х или на Гаити, когда слово Вуду обретает несколько иное значение для творца со столь далёких берегов Запада. Нет, зеркало, вобравшее в себя так много, не опуститься до примитивных выводов о роли Дерен и ее непосредственном вкладе в развитие формы кинематографа. Не будет никаких домыслов, предположений или картонных спекуляций на фоне личной жизни. Впрочем, как и документального гения того же Херцога. Только отражение отдельных дней и оголтелого, безумного существования еще одной яркой искры, что за отведённое ей мгновение сумела создать так много света.

Звуки барабанов сознательно перемешивают с воспоминаниями знакомой танцовщицы и всевозможными историями, что лишь дополняют, служат неким диковинным обрамлением для выцветшего, но памятного полотна. Старый фотограф, перебирающий свои лучшие работы, что сумели вырвать одну единственную секунду из жизни Майи. Пыльный, темный архив, являющийся, со слов еще одного ее друга, святым местом для всякого исследователя или эбонитовая девушка, которая когда- то убегала от смерти под прицелом 16 миллиметровой камеры. Призраки самих себя: актеры и просто близкие люди, пожелавшие вспомнить о тех деньках и тех фильмах, что так или иначе, но необратимо изменили их. Александр Хаммид — бывший муж и вышеупомянутый фотограф, показывающий ее самую первую фотографию, сделанную через несколько дней после их встречи. Стэн Брэкидж, вспоминающий об их совместной жизни в одной квартире в начале 50х. Или гаитянский художник, который никогда не забудет девушку с курчавыми волосами, так как именно после встречи с ней он и встал на этот тернистый путь. В последние же минуты все смешивается, становится несколько ирреальным даже для отчасти подготовленного зрителя. Пьяные звезды и Мельес пребывают в одном водовороте с последним фильмом Дерен и ее неотступным взглядом, что уже устремлён в безграничную ночь.

«В зеркале Майи Дерен», как и всякая хорошая документалистика, не стремится навязать едино верное мнение об объекте своего исследования. Есть прошлое, о коем вам поведают его непосредственные участники и личность, что так и осталась безвестной персоной для широких масс. Есть жизнь, омытая временем и несколько прекрасных фильмов; этюдов странного поэта, что и ныне продолжают существовать на белоснежном пляже в компании людей, которые сумели понять их. И да, это тот же самый пляж, где рыцарь Бергмана все еще играет со Смертью в шахматы, а кто- то просто путешествует по параллели своего наследия, которое так или иначе, но будут изучать.