Приснилось мне, будто гляжу я кино. Кино не просто раритетное, а кино одаренное статуэткой самого Оскара. И гляжу я кино, и всматриваюсь внимательно, и никак понять не могу отчего набор забавных скетчей, соединенных силами монтажа именуется как великое кино.

Забавно, что люди в этом наборе эпизодов никак не могут поесть. Также забавно, что если взять и отделить скетчи друг от друга, а затем на монтажном столе перемешать их в абсолютно случайном порядке, то в сюжете совершенно ничего не изменится.

Во время просмотра этих забавных скетчей со мной рядом незаметно стали появляться люди. Они, как умалишенные непрерывно интерпретировали все эпизоды. Каждый из них вглядывался и видел свой глубокий смысл. Кто-то видел алчущих и лицемерных буржуа, кто-то бессмысленность жизни зажравшихся богачей, кто-то деградирующую богему. Удивительно, как люди с легкостью наполняли смыслом забавные скетчи.

Эпизод за эпизодом. Люди не могут поесть. Сержант рассказывает сон. Люди идут по дороге вдаль. Священник расстреливает убийцу. Люди никак не могут поесть. Поразительно, как зрители глядя на набор эпизодов, не понимают, что перед ними старое ржавое зеркало.

В этих эпизодах нет никакого смысла. У зрителя два варианта: либо пытаться увидеть свое отражение и интерпретировать его, либо попытаться понять, что ты смотришь в старое ржавое зеркало, отражение в котором ничего не значит, поскольку сам объект создающий отражение ничего из себя не представляет.

Громкий стук из зеркала заставил меня проснуться. Внутри зеркала я увидел отражение голодного Луиса Бунюэля, который с жадностью пытался схватить бутерброд с ветчиной приклеенный к зеркалу с моей стороны. Я оторвал бутерброд от зеркала и вытер им свои вспотевшие подмышки. Через пару секунд я проснулся.