Если воспринимать происходящее как иммерсивный спектакль, то в таком качестве «Точка кипения» работает безупречно. Более того, картина предлагает зрителю опыт во многом уникальный.
Выбранной форме мультипликационного комикса этот пафос тоже неожиданно к лицу. В некотором смысле режиссер возвращает выбранной комиксной стилистике силу и энергию плаката — жанра, который, кажется, вновь актуален, хоть и не всеми любим.
К финалу выясняется, что почти все происходящее было отвлекающим маневром для работы тщательно собранной мышеловки. И попадание в такую — одна из причин, по которым мы вообще смотрим кино.
Умный и взрослый зритель в третьем акте обязательно почувствует себя обманутым: неприятные визуальные образы можно простить в качестве примет авторского видения, но морализм с дилдо наперевес выглядит уже откровенно идиотским.
Рахим не просто слепо следует условным религиозно-моральным принципам, а принимает решение поступить порядочно. Такого рода выбор, по Фархади, сегодня дорогого стоит, и с ним сложно не согласиться.
Очевидно, что никакого колдовства для поддержания жестокости русского бытия вообще-то не требуется.
Мастерского владения приемами хорроров итальянец не растерял и на девятом десятке жизни.
Фильм так долго притворяется основательной психологической драмой, что можно и не заметить, как ближе к финалу вдруг сворачивает на территорию сатирической комедии — причем настолько безжалостной, что смех успевает застрять в горле.
Такого Феникса мы не видели уже давно, и роль в «Камон Камон» вновь возвращает его карьерной траектории интригу, дает шанс на перезагрузку.
К этому моменту уже совершенно очевидно, что даже той сомнительной легкости, которая была в прошлых фильмах трилогии, здесь нет и в помине. И без того небезупречный сюжет одышливо буксует и с каждой минутой только растет вширь.
Усиленные попытки сиквела всем понравиться и угодить сыграли с ним злую шутку — мрачный поворот едва ли придется по вкусу любителям хеппи-эндов, искренне переживавшим за судьбы Кэрри или Миранды, а попытки шоураннеров предстать актуальными были подняты в соцсетях на смех уже во время премьеры.
Ведущие персонажи теряют карикатурность, становятся многоплановыми — и с каждым новым эпизодом приходит ясность, почему героям так тяжело было сопереживать раньше.
Поклонники исходных картин не просто ужаснутся, но почувствуют, что им пытаются изгадить самые светлые детские впечатления.
Карнахан с его брутальным ерническим стилем прекрасно отдает себе отчет, что работает на территории дурного вкуса, но, к счастью, совершенно этого не стесняется.
Это кино, которое не дает ответ, понимая, что выход найдется лишь со временем. Вместо его поиска Дюмон занят оттачиванием изящества формулировок.
Не время умирать» выглядит разве что надгробным камнем не только для «бондианы», но и для прекрасной эпохи, когда коммерческое кино предпочитало не бить зрителя по голове, а вызывать у него блаженную улыбку.
«Не время умирать», да, увлекательное зрелище, но в то же время — крах одного из величайших киносериалов в истории. В страшном сне невозможно было представить, что в по определению ироничном бондовском фильме могут быть такие слезоточивые сцены.
Элегический ретронастрой «Мужских слез» легко принять за свидетельство не только телесного, но и творческого старения, но в этом фильме поразительным образом совсем нет ностальгии. Есть лишь солнце, прерия и та радость созерцания, которая может случиться, когда случайно выхватываешь взглядом парящие в закатном солнце пылинки.
Именно улица, и шире — городское и пригородное пространство, в «Обходных путях» на самом деле и оказывается центральным персонажем, более драматургически и символически насыщенным, чем любая отдельная, персональная история.
Разумеется, это, что называется, «стыдное удовольствие», но если всмотреться чуть пристальнее, то «Наемник» не так глуп, как кажется.
Проще говоря, механизм пресловутого «вау-эффекта» здесь смазан смехом и кровью так тщательно, что «Отряд» действительно жалко портить даже незначительными спойлерами.
Легкий постмодернистский задор не охлаждает пыл, а напротив — раззадоривает, заставляет закостеневший и уже, казалось, мертвый жанр задышать полной грудью.
Проблема Серебренникова, кажется, в том, что, как и в его предыдущих работах, вся эта демонстративная, швы наизнанку, работа постановщика по-прежнему больше напоминает эрзац подлинной режиссуры.
Пытаясь нагнетать драму, актеры (кроме, опять же, Харбора) не дают своим персонажам даже минимальной глубины, ограничиваясь масочным режимом.
Тщеславность как таковая, особенно в сочетании с эксцентрикой, пусть даже и несколько в случае «Аннетт» вымученной, не была бы бедой, если бы ограничивалась у Каракса следованию своей вечной, магистральной теме.