«Марс Экспресс» подобен новому чуду света, в котором не хотелось бы жить, но было здорово бы побывать.
«Министерство неджентельменских дел» позволяет отвлечься от затертости самой ричиевской формулы: настолько устало она разыграна даже собственным изобретателем. Брутальные артисты внушительных габаритов из последних сил изображают веселье.
Нерв фильма точно следует осцилограмме эмоционального состояния героя, а «бегающий взгляд» камеры, любующейся природой и мельком, искоса поглядывающей на людей, констатирует определенный разрыв в ткани повседневности.
Итальянский режиссер прокладывает маршрут по индивидуальной траектории, не позволяя себе свалиться в экзотизирующую фантасмагорию, эксплуатацию горя или избыточный оптимизм. Хотя название и финал проекта как будто убеждают, что каждый — капитан собственного счастья.
В каком-то смысле «Бедные-несчастные» — это 140-минутная макабрическая экскурсия по сгусткам фантазии, где оживают представления о женщинах и устройстве мира, записанные или снятые в XIX-XX веках.
К счастью, Глейзер не ограничивается детально сконструированным мавзолеем банальности зла. «Зона интересов» располагает выискать глазами в комнатках что-то свое.
Всегда будет рот, который с благодарностью принимает еду. Руки, которые её с заботой приготовили. И сама пища, несущая не только насыщение, но и эмоциональный заряд, а может — и культурный, исторический экскурс. Есть — тема.
Возможно, немецкий пафос в тандеме с японской иносказательностью звучит чересчур нравоучительно, но в масштабе частной истории уборщика Хираямы — вполне уместно.
Конструкция «В теле убийцы» напоминает ночной кошмар детектива с большим убойным опытом, который не «приносит работу домой», но она — порой буквально — приходит сама.
Банальщина про встречу двух одиночеств в партитуре финского классика Аки Каурисмяки настолько распылена в мелочах, что романтическая абстракция обретает характер личности.
Беннетт и Гюттнер под видом солярисообразного триптиха о выживании — у всех разные паттерны, стратегии и сожаления — предлагают целый мир, устроенный как непредсказуемая машина (экосистема?) Голдберга.
Дуркин в течение двух часов показывает многовековую эволюцию общественного сознания, гуманистический поворот от идеи к личности, переход от иконостаса с семейным фото — к чутким объятиям.
В «Крецуле» наглядно показано, как нужно снимать о людях с инвалидностью — без надрыва и жалостливого восторга, с уважительной дистанции и глубоким сопереживанием.
В каком-то смысле ридлискотовский Наполеон — это хомячок в колесе Сансары, чья жизнь пролетает перед глазами зрителей на манер передовиц газет, усмешек вечности, предсмертных воспоминаний.
RIP, Скотт Пилигрим. Я рад, что ты жив. Но еще — рад, что ты умер.
Сегодня же «Убийца» с неморгающим Фассбендером, заговаривающим какой-то внутренний тремор, выглядит не просто деконструкцией, насмешкой над типажом, популярным в фильмографии Финчера тоже.
На финишной прямой «Атака титанов» воспринимается не как пророчество или предостережение юным читателям/зрителям, но жуткая выставка человеческой жестокости. Исполинская теория заговора с не слишком выверенной фактологией.
Безусловно, важная страница в деле исторической несправедливости и не худший пример репрезентации. И все же как будто очередной (не лишенный сочувствия) портрет преступника, включающий оптику осейджей, но заочно уступающий истории, которая могла быть рассказана с их позиций.
В отличие от могучих предшественников, «Sуперкопы» вряд ли подарят зрителям какие-то откровения или крылатые фразы — сегодня это в большей степени вотчина мемов, — однако и спасительный эффект наблюдения за чужой дуростью не стоит сбрасывать со счетов. Во-первых, глупость — не порок, во-вторых — иногда полезно в таком же разрезе посмотреть на себя.
«Парк развлечений» оказался во всех смыслах встречей со старостью лицом к лицу: от фактурной массовки и эффекта погружения до полувековой выдержки, которую принялись ругать, как порой сетуют пожилым на привычки и старомодные взгляды.
Борьба с демоном негативных эмоций пишачем ведется в тех же ракурсах, с которых английский иммигрант Хичкок в 1960-е разоблачал психоз американского гиперконтроля, а уроженец штата Нью-Йорк Карпентер десять лет спустя — хэллоуинское лицемерие обывательских благодетелей. Но жуть и ныне там.
Правда, «Пищеблоку» хоть какое-то ускорение было бы кстати: между первой серией, знакомящей с положением дел, и финальной, где непобедимый герой берет вверх просто потому, что человек хороший, банально не хватает увлекательного сюжета.
«Хорошая работа» Клер Дени определенно способствовала рефлексии о колониальности и маскулинности, патриархальности и закрытости — обо всем том, что современное общество пытается как-то в себе изжить, а не носить пулей под сердцем.
Эту нехитрую мысль — человек человеку брат (порой лучше кровного) — Корээда повторяет на разные лады, находя отклик в благодарных зрительницах и зрителях.
Ни фактурного героя, ни духа времени, ни настоящего саспенса — вроде тех, что обитали в «127 часах», «Черном снеге» или «Погребенном заживо». Лишь полтора часа боя с тенями, а притча и выживание не очень дружат: чтобы оценить новый день, смерть нужно рассмотреть вблизи.