Рик Бейкер: «Мы создали 127 „реальных“ инопланетян»

О, я был очень рад новым возможностям, я бы не назвал это трудностями. С самого первого фильма «Люди в черном». Меня попросили сделать пришельцев такими, какими их еще никогда не видели. Я сразу предупредил, что это будет непростой задачей. Я делал инопланетян для сцены в баре в «Звездных войнах». Люди никогда до этого не видели комнату, заполненную инопланетянами. И, хотя это была совсем другая история, я старался убедить создателей «Людей в черном» сделать инопланетян все-таки уже немного знакомыми, такими, какими мы их видели в старых фильмах. Усовершенствованными, разумеется, но узнаваемыми. Однако они не купились на это мое предложение. Я пытался продвинуть эту же идею во втором фильме, но опять неудачно. Третий фильм несет в себе элемент путешествия во времени, поэтому я предположил, что инопланетяне 2012 года должны отличаться от инопланетян 1969 года. Хорошо бы сделать инопланетян такими, какими мы их представляли в 1960-е годы. Таких ретроинопланетян — с большими и прозрачными головами и открытым мозгом, с огромными глазами, со шлемами, похожими на круглые аквариумы. И авторам, представьте, понравилась эта идея! В итоге мне удалось-таки добиться своего.

Наверное, не осталось ни одного фильма жанра научной фантастики периода от пятидесятых до семидесятых годов, куда бы мы не запустили руку. (Смеется.) То есть я имею в виду, которым мы бы не поклонились с почтением. Причем мы использовали не только фильмы, но телесериалы. Например, я взял много идей из сериала шестидесятых «За гранью возможного», на котором я рос и который смотрю всякий раз, когда идет повтор.

В каждом фильме это происходит по-разному. Сначала я рисую огромное количество скетчей на компьютере. Это первый шаг. Потом я собираю команду художников, с которыми работал, в том числе и на предыдущих двух фильмах «Людей в черном». Они тоже разрабатывают свои идеи, а я им не мешаю. И, в-третьих, мы начинаем делать небольшие глиняные скульптурки. Немного отвлекусь и объясню кое-что. Самая сложная часть во всех фильмах, где бы я ни работал, заключается в том, чтобы заставить продюсеров и всех заинтересованных лиц принять решение о художественной концепции как можно раньше, чтобы у нас было достаточно времени все это воплотить в жизнь, так сказать. Все это делается довольно медленно. Но они не хотят определяться с чем-то конкретным на ранних этапах подготовки к работе над фильмом. Так и случилось с ЛВЧ 3. Мы создаем какие-то существа, на них смотрят и что-то добавляют, советуют. Мы переделываем, добавляем, изменяем, и все повторяется: смотрят, вносят поправки, мы опять все меняем. В итоге дело дошло до того, что я решил просто начать собирать все эти существа. Лучше иметь 150 вполне готовых разных инопланетян, из которых можно выбрать нужных, чем не иметь ничего к моменту начала съемок. Если им кто-то не нравится, значит не будет такого персонажа. Так что в итоге я просто не оставил им выбора, а сделал так, как считал нужным. Это повторяется каждый раз, я уже привык и знаю, как обойти это их нежелание принимать какие-то окончательные решения по нашей части. Решение, конечно, принимается, но недостаточно быстро для меня. (Смеется, поглаживая свою бородку.)

Да, я даю волю воображению. Забавно, конечно, но опять же все зависит от фильма, для которого ты работаешь. Я знаю, что в первом фильме «Люди в черном» у меня было много проблем, связанных именно с логикой и практическим обоснованием той или иной детали. На самом деле я, конечно же, пытаюсь определить для себя целесообразность всех деталей, что и из чего исходит. Например, здоровенный таракан. Как он поместится в человека ростом в метр восемьдесят? Мне говорят: он складывается внутри. Я же говорю: все равно слишком большой, даже если он сложится втрое, то должен быть меньше. А они настаивают на своем: таракан должен быть огромным и должен складываться. Я продолжаю звонить Барри Зонненфельду и уточнять, как он себе представляет эту тараканью маскировку, как ему удается обмануть людей и прятаться внутри человека. Откуда он появился, в каких условиях жил? В итоге я предложил сцену в главном офисе агентства, где все пришельцы проходят паспортный контроль. Я нарисовал ему несколько вариантов этой сцены. Барри сказал, что я придаю всей этой практичности слишком большое значение. И в итоге он оказался прав, по-моему.

Я и этот вопрос Барри задавал. Поэтому я настаивал на своего рода скафандрах и шлемах. Но, Боже мой, это же комедия с элементами фантастики, и ничего больше! (Смеется.) Да ну ее, эту практичность! Я вымотал своими вопросами бедного Барри. Я звонил ему среди ночи и предлагал какой-то вариант, мол, это потому-то и потому-то. Он уже рычал на меня: «Заткнись и иди спать!» У меня была прорва идей для первого фильма, которых даже не было в сценарии. Я замечал что-то в сценарии и говорил, что это выглядит неправильно, мол, давайте сделаем вот так. И Барри со мной соглашался, переделывал, так что он считал меня в какой-то степени творческим соучастником, а не только гримером, который знает, как делать монстров. Поэтому мне работалось в общем-то легко.

Я изменил первоначальное видение Бориса. Он задумывался немного иным, но что-то не получалось, чего-то не хватало. И я решил проверить новую идею сначала на себе. Сделал маску, грим и появился в таком виде, когда они на студии делали пробы камеры 3D. Появился таким агрессивным, воинствующим космическим байкером, и Барри с остальными впервые начали понимать, куда я пытаюсь их повернуть этой идеей.

В фильме есть и спецэффекты, и настоящий грим. Мы сделали 127 «реальных» инопланетян. Например, Борис опять же. Его грим меняется и состоит из разных деталей, которые накладываются для разных кадров. Есть и CGI, конечно, но совсем немного.

Именно поэтому и говорил раньше, что надо иметь в запасе достаточное количество уже готовых существ. Была сцена, когда Уилл впервые появляется в головном офисе агентства, а там стоит длинная очередь самых разных тварей, совершенно невообразимых инопланетян. И вдруг мне говорят: «Мы решили не снимать эту сцену! Инопланетян можно будет использовать где-нибудь еще!» Но они ведь были созданы для конкретной сцены! Конечно, это воспринимается нелегко, когда на тебя неожиданно сваливается такая новость. Или вот еще такой пример. В одном из первых вариантов сценария была сцена в боулинге, где голова инопланетянина используется как шар для сбивания кеглей. Но сцена ушла, ее решили не использовать. И вдруг в Нью-Йорке мне говорят, что сцена опять в работе! Но все, что было для нее сделано, в Лос-Анджелесе! Я начал придумывать что-то новое, что можно сделать для этой сцены, а Барри мне говорит: «По-моему, нам надо просто взять шар для боулинга, нарисовать на нем физиономию и пустить вниз по дорожке!» Я же думал, что это было бы здорово сделать как раз в CGI, чтобы показать реакцию физиономии, пока она катится по дорожке. Но это из разряда мечты. Мы работали в Нью-Йорке в каком-то здании, принадлежащем военным, снимали там несколько сцен головного офиса агентства и другие. Во время обеда ко мне подходит парень из отдела реквизита, приносит шар для боулинга и говорит, что Барри просил нарисовать на нем лицо. И вот сижу я во время обеда и рисую физиономию на шаре, тогда как столько воображения и усилий было приложено к тому, чтобы создать таких правдоподобных инопланетян! И самое смешное, что этот шар с физиономией на нем оказался любимцем и центром внимания всех на площадке! Кто бы мог подумать! Все с ним сфотографировались! Это был один из тех особенно запоминающихся моментов на съемках! И я думал, что, может быть, мне нужно изменить подход к моей работе. Может быть, надо просто брать какие-то предметы и рисовать на них разные физиономии, чего мудрить-то! (Смеется.)

В целом ситуации с какими-то переменами в сценарии меня не особенно задевают или беспокоят. Я обычно к этому готов. Я делаю очень много дополнительных вещей, которые, как я знаю по опыту работы во множестве фильмов, могут пригодиться в самый неожиданный момент. Наверное, самый сложный момент был, когда нам нужно было сделать Энди Уорхола — грим для Билла Хэйдера. И опять это была ситуация, когда первоначально запланированная сцена была убрана из сценария, а потом вдруг возникла снова. Опять возник вопрос, кто будет играть этого агента. Я помню, что первоначально было названо несколько разных имен. Мне сказали, что остановились на Билле Хэйдере. Я подумал: «Отлично! Я знаю Билла по „Субботнему вечеру“, знаю, что он поклонник моих работ, а я — поклонник его таланта». Зная это, я подумал, что можно с ним особо не церемониться. (Смеется.) Но все это произошло настолько быстро, времени совсем уже не оставалось, у меня была только неделя на то, чтобы что-то придумать. Обычно я делаю все свои работы в моей мастерской-студии в Лос-Анджелесе, но все необходимое мне присылалось в Нью-Йорк по мере надобности. Времени не было, как я уже сказал, пересылка займет в любом случае пару дней, а у меня и этого не было в запасе. Мне нужна была маска с лица Билла, но он был занят и не мог пока приехать в Нью-Йорк. Тогда я позвонил ребятам из реквизита «Субботнего вечера», и у них, к счастью, оказалась маска с лица Билла, которую они использовали, чтобы делать разный грим для него. Это было спасение!

Я всегда стараюсь придумать что-то и для себя и проникнуть на площадку при любой возможности. (Смеется.) В ЛВЧ 3 я играю инопланетянина с как бы открытым мозгом, из которого торчит седой хвостик волос, мой собственный. (Рик показывает на довольно длинный седой хвост перехваченных простой резинкой волос.) Я присутствую в сцене с Уиллом и Эммой Томпсон и даже пытаюсь там выкинуть какую-то шутку. Я думал, что Барри в итоге уберет эту сцену из картины, но он меня заверил, что оставит, так как она имеет важное значение. Только вот шутку, по-моему, он все-таки выбросил.

В большинстве случаев я испытываю каждый новый грим на себе, это правда. Исключительно для того, чтобы представить себе, через что придется пройти актеру и сколько это займет времени. Этот момент всегда важен.

Я очень рад, что у нас, кинематографистов, появился новый трюк в рукаве — дополнительная возможность делать фильм более привлекательным для зрителя. Но я не думаю, что этот трюк годится абсолютно для всего. Performance capture — вещь замечательная, я не спорю, но там, где она необходима. Но то, что делаем мы, присутствует с нами во время съемки, тогда как результат performance capture будет виден только в самом конце. Я даже не хочу думать о том дне, когда эти новые вещи, включая виртуальные съемочные площадки, полностью войдут в обиход. Это очень повлияет на актеров, по-моему. Вот подумайте только: вы — актер, сидите перед зеркалом, и на вас накладывается какой-то специальный грим, вы видите свое преображение в героя, которого играете, вы по-прежнему видите свои глаза и следите за изменением их выражения. Это не может не отражаться на вас, на вашей игре.

Я всегда предупреждаю, что все созданные мною макеты, модели, маски и так далее я храню у себя в студии. Это связано с производственными секретами, но на бумаге все это принадлежит Sony. Мы подготовили выставку для музея Museum of Moving Images в Нью-Йорке, который находится рядом с местом, где мы снимали головной офис агентства с огромным количеством инопланетян. Выставка откроется 9 мая и будет продолжаться до 23 сентября. Потом студия, кажется, планирует сделать передвижную выставку с некоторыми экспонатами из ЛВЧ 3, но в конце все это опять вернется ко мне сюда, в мою мастерскую в Калвер-Сити. Дело в том, что под моим наблюдением мы знаем, где все это находится. Много раз случалось так, что студия забирала реквизит и запихивала все это куда-то на склады, где в итоге все терялось, просто куда-то исчезало. Больше я таких ошибок не повторяю, сразу договариваюсь со студией, что весь реквизит, сделанный в моей мастерской, здесь же и будет храниться.