У меня было достаточно четкое понимание, за просмотр какого кино я берусь. Тяжелая, мучительно тяжелая картина об ужасе двух бесконечно близких и родных друг другу людей, которые оказались в ситуации, поставившей все, что они знали о жизни и самих себе под вопрос.
И не ошиблась в своих ожиданиях.
Лишенная музыкального фона обыденная жизнь двух старых эстетов легко затягивает зрителя, заставляет его утонуть в простых, милых сердцу вещах, как поездка на автобусе, завтрак, простые старческие пересуды о соседях и нравах. А короткие периодические рекой разливающиеся мелодии фортепиано - словно повисшие в воздухе воспоминания об их же молодости и былой радости.
Актеры безупречны. Хотя даже упоминать это кажется кощунством, ведь сам материал, текст, постановка, все построено вокруг них.
В какой-то момент я задумалась, насколько морально сложно возрастным актерам справиться с ролями, предлагающим им отразить их возможное, не столь далекое будущее? И в очередной восхитилась ими обоими (и Трентиньяном, и Рива).
Это не зрительское кино, не такое расположенное к зрителю как оскароносный 'Отец', 2020 года (хотя может такое сравнение и странное). В нем нет намеренного сумбура или непонимания, наоборот, все герои: и Жорж, и Анна, и даже их дочь - все прекрасно понимают, что происходит и что все равно, так или иначе, произойдет. И уже неважно смирятся они или будут сражаться с судьбой. Куда важнее: смогут ли они сохранить эту невероятную легкость и любовь друг к другу? Прекрасную, изящную, безусловную, но вместе с тем простую, понятную и немного жестокую?
Это, пожалуй, одно из величайших кино о любви, которое я видела.
Через художественное погружение зрителя в сострадание болеющим старикам, сюжет направлен на оправдание эвтаназии. На мой взгляд, это главная цель фильма. Создатели картины старательно подводят зрителя к идее, что лучше умереть, чем так мучиться, и потому приписывают своему герою власть, стоящую выше любых законов. Любовь в контексте повествования – это и есть та власть, которой оправдывается прекращение собственного страдания в виде сострадания ближнему.
Показанная забота о самом близком на земле человеке, с которым прожил долгую счастливую жизнь, безусловно, вызывает большое уважение. Это трогательное и нежное отношение к тяжело болящей жене составляет основу фильма, режиссёр смакует его и старается передать со всеми подробностями, не забывая и о «тонкой душевной организации» своих героев. Зрителю безмерно жаль стариков, но всё же они не жалкие, а очень достойные люди. Кажется, что нужно потерпеть ещё немного и всё закончится естественным образом, но вдруг, – бац! – и всё заканчивается нелепой противоестественной трагедией. Режиссёр грубо ставит зрителя перед фактом, что предел терпению наступил, чаша деятельной любви наполнена до краёв, и пришло время поставить жирную точку… Бесцеремонное обращение со зрителем, как с подопытным кроликом.
Бесполезно тут рассуждать о нравственных ценностях, т. к. в искусственном мире «ценностей человеческих» у каждого они свои. Но нет сомнения, что тысячелетние устои о божественном происхождении и неприкосновенности чужой жизни очень мешают современному безбожному обществу потребления, которое не хочет знать об умирающих. Долой страдания, даёшь новые наслаждения! И хотя старик в силу возраста уже не способен воспринимать мир наслаждений во всех его проявлениях, старик всё же нужен здесь для того, чтобы в своём лице оправдать содеянное: хватит страданий, ибо я своё отстрадал, и хватит чужих страданий, мера которых мне видней. Это явный призыв обществу потребления: долой препятствия и сомнения, долой нравственные цепи!
С художественной точки зрения фильм выполнен отменно, он пронзительный и правдивый в его «тактильной» части, задевает за живое. Только концовка, на мой взгляд, скомкана. Автор, словно сам не зная, что делать дальше с произошедшим «освобождением», пошёл в сторону какой-то мистики и откровенной деградации. Фактически фильм заканчивается ничем, и опустевшее странным образом пространство некогда живущего дома только подтверждает мою мысль, что в душе автора фильма такая же безжизненная пустота, – словно ранее изгнанный из души бесноватого демон, в опустевший дом в итоге входит ментально чуждая этой семье дочь: она не знает и не хочет знать живших здесь людей, она не знает и не хочет знать об этом доме, но она пришла на освободившееся место, и теперь наполнит его собой, своим бездушным рационализмом.
Особое. Фильм повествует о подчёркнуто зажиточной семье, у которой есть всё для комфортной жизни на долгие годы, и лишь старческие проблемы со здоровьем мешают в полной мере насладиться счастьем тупого гедонического времяпровождения под нескончаемый аккомпанемент фортепиано с оркестром (или без него, пофиг). Очевидно, что это очень обеспеченные люди, проживающие в благополучном районе города: огромная квартира с роялем и множеством комнат, высокие потолки, услужливый консьерж и другие помощники, получающие щедрые чаевые, дорогостоящие сиделки, средства на любые потребности… Герои этой драмы не знают, что такое нужда, и этим они отличаются от подавляющего большинства жителей Земли. Короче, кино из серии «богатые тоже плачут»; фильм-притча для богатых, чтобы помочь им облегчить свои страдания, в случае чего.
Вывод. Фильм чем-то похож на недавно посмотренного мной «Отца», он такой же безрадостный и духовно чуждый. Какой из них хуже? – оба хуже. Декаданс, эстетизация эвтаназии.
Не так уж просто подступиться к этому фильму не смотря на подчеркнутую простоту и открытость его сюжета. Есть такое зашарканное понятие как 'Кино не для всех'. Обычно им награждаются фильмы продвинутых режиссеров. Именно в процессе просмотра 'Любви' мне пришло на ум, что данный эпитет можно разделить на разные категории. Да, есть такое авторское, андеграундное, наполненное символизмом и заумью кино, о котором говорится, что оно 'не для всех'. Но есть же, например и попса российского проката, фильмы-однодневки, одним словом, бездарное кино о котором тоже не повернется язык сказать, что оно для всех. А есть другое.
Мне кажется, что фильм Михаэля Ханеке 'Любовь', относится к этому, третьему типу фильмов в категории 'Кино не для всех'.
Если попса — это творчество, которое своей доступностью и максимально развлекательным содержанием маскируется под категорию 'для всех', но фактически в неё не попадает, поскольку оно просто никому не нужно, то обсуждаемая картина наоборот — нужна всем, но смотреть её каждый не станет, не смотря на то, что её содержание не менее доступно к восприятию, чем самые банальные 'Ёлки' и прочие 'ширли-мырли'. Я даже думаю, что если из фильма убрать все диалоги, да и звук вообще (разве что, оставив прекрасную музыку), то и тогда он не утратит максимальной обращенности к зрителю, а значит и смысла.
А не каждый станет смотреть его, ввиду обыкновенной табуированности темы, которой касается этот фильм. Что и говорить, тема смерти, быстрого угасания жизненных сил, превращения человека в насекомое или растение всегда относилась к самым неудобным и 'проклятым' вопросам человеческого существования. Тем более, если она имеет в себе послание к определенной категории людей. По сюжету, речь идет об интеллигентнейших старичках-пенсионерах, культурно проживающих остаток жизни в благополучии и европейской устроенности. Они — музыкальные педагоги в числе учеников которых, есть выдающиеся мастера. Их жизнь и быт наполнены смыслом, украшены изнутри и снаружи искусством, обогащены знакомствами и связями. Как вдруг, всё это резко схлопывается и коллапсирует с неумолимой скоростью и неотвратимостью. Буквально на глазах приятные интеллигенты-очкарики с медицинской откровенностью превращаются в отвратительных кафкианских насекомых. Самим себе отвратительных, что еще хуже. И вот уж она — разбитая параличом старуха, с трудом проглатывающая пищу и шамкающая посинелыми губами, то призывая в беспамятстве маму, то просто вопя от боли. И он — несущий бремя долга в ухаживании за умирающим телом и постепенно теряющий самообладание, связь с внешним миром, реальностью, а, в конце-концов и самое ценное — разум. И вот он, обещавший жене не сдавать её в дом престарелых и ещё недавно доказывавший ей необходимость борьбы за жизнь, сам берется за подушку, чтобы... Кажется, я слышу дьявольский хохот над так называемым 'достоинством человека'. Или это всего лишь улыбка Михаэля Ханеке?
Многие рецензенты отметили две вещи. Первая — отсутствие тайн: фильм начинается с конца и поэтому не таит в себе никаких поворотных секретов. Вторая — процесс развоплощения личности. Есть, пожалуй, третья — неуместность названия 'Любовь' в приложении к фильму. И вот, на мой взгляд, почему. Даже бездуховная современная Европа с помноженными на ноль идеалами христианского прошлого (подмененного неогуманизмом), с внедрением эвтаназии, половой распущенности, секспросвета и проч., даже она ещё способна понимать любовь — как высшее проявление личностной структуры психики, как совокупность совершенства, сказал бы забытый апостол (Кол. 3:14), как союз лучших человеческих качеств, резко отличающих нас от животных. А нет личности, стало быть, нет и любви. Какой бы высокоорганизованной материей психики не обладал индивид в своё время, с её разложением он неизменно теряет и те высшие свойства, что определяют его личность в своих наиболее совершенных проявлениях. Любовь, таким образом, умирает раньше человека. И тот же апостол, может проглотить свои слова обратно о том, что 'любовь никогда не перестает' (1Кор. 13:8). И всё потому, что Бог в европейском мировоззрении умер ещё раньше человека, во времена Ницше (как минимум). Вот и в этом фильме: нет Бога, нет любви и нет человека! Как там писал Георгий Иванов о России?
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.
Практически никогда не пишу отзывы. Но увидев отрицательные с комментариями 'это история болезни, это не любовь', не смогла остаться в стороне
Нет, дорогие, это любовь, любовь во время болезни, именно такая она и есть. Вы ожидали больше трепета, тепла и чего-то ещё? Нет, когда приходит болезнь, на все это просто нет сил. Когда ты постоянно находишься с человеком в таком состоянии и ухаживаешь за ним, твоя любовь смешивается с переживаниями, нервами, усталостью. Ты можешь злиться, срываться, казаться холодным, потому что это все непросто, через такое тяжело проходить. Но факт остается - ты действительно любишь, иначе бы тебя рядом не было.
И смысловая, и художественная составляющие фильма для меня очень достойны.
Когда начинается действо, внимание притягивается, игра актеров оживляет экран - и вот ты в предвкушении.
В предвкушении чего-то особенного, чего-то великого. Ты смотришь на актеров, начинаешь им верить, восхищаешься, как красиво и гордо они несут свой возраст. В каждой морщинке, взгляде виднеется масть, культура, одухотворенность.
И ты ждешь...Ждешь истории о любви. О любви всепоглощающей, пронесенной сквозь года. Ждешь трепета. Боли. Надломленности.
А получаешь...то, что получили в итоге. Потенциал нераскрыт. Актеры великолепны. Сыграно на 10 из 10. Но показано совсем не то. Это - не любовь. Она там есть, но лишь проблески. Но это не любовь. Любовь не отпустит. Она будет бороться, она все стерпит.
То, как угасает человек, я видела. Это жизнь, в этом мало приятного, в этом нет красоты и романтики. В этой картине это показали, я бы даже сказала - в сглаженной форме. Все может быть гораздо хуже.
Но любви я не увидела. Фильм с таким громким названием предполагает нечто большее.
Вспомнилось, что написал Джером Д.Сэлинджер в 'Над пропастью во ржи':
'Признак незрелости человека - то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости - то, что он хочет смиренно жить ради правого дела'.
6 из 10
Только за потрясающую игру актеров. А жаль. Ведь какой потенциал. Как можно было бы красиво все преподать. Добавить чувств.
Михаэль Ханеке: режиссура как вивисекция (часть 10)
Действительно, редкий случай в истории Каннского кинофестиваля, когда два фильма одного режиссера, снятые подряд, получали главный приз. Тем не менее, трудно представить, что режиссер «Белой ленты» и «Любви» - один и тот же человек: столь размашисто культурологична первая, столь камерна и интимна вторая. Однако, «Любовь» все же содержит фирменный холодный взгляд Ханеке, теперь, правда, приложимый к человеческой экзистенции, а не к социуму. Когда я впервые смотрел эту картину восемь лет назад, когда она только вышла и была показана сетью российских кинотеатров за несколько месяцев до официального проката (один сеанс, и я на него попал!), то был поражен образом, создаваемым Трентиньяном, его самоотверженностью и жертвенностью.
Сейчас же обратил внимание на жесткость авторской концепции в отношении испытаний, выпавших на долю двух пожилых супругов: Ханеке не жалеет зрителя, чтобы показать трагедию старости и умирания, от которой не может спасти никакая любовь. Картину можно было бы назвать «Старость» или «Умирание», и фильм от этого ничего бы не потерял. Ханеке действительно снимает здесь свою лучшую картину, ибо впервые он обращается к феноменам человеческого существования, а не к социальным проблемам. Камерный формат «Любви» (по сути лишь три актера) добавляет ей силы, ибо автор и исполнители работают сконцентрировано, без лишних элементов, лаконично и мощно.
Еще «Любовь» можно было бы назвать «Историей будущего», ибо никто из нас не знает, как сложатся его последние дни, будет ли рядом тот, кто посвятит себя тебе. Если в «Любви» чего-то и нет, то одиночества, это история о коллективном, совместном переживании боли и смерти, о смерти вдвоем (по сути это опровержение знаменитого тезиса Хайдеггера о том, что каждый умирает в одиночку). Трентиньян и Рива создают один из самых запоминающихся любовных дуэтов в истории кино, быть может, последний в их фильмографии: режиссер, помещая рассказываемую историю в финал жизни персонажей, лишает его половой проблематики (в отличие от того же Ноэ, который в фильме с таким же названием, что называется, «отрывается по полной» в плане демонстрации сексуального аспекта любви), благодаря этому создается подлинно метафизический, духовный портрет любви.
Своей картиной Ханеке дает ответ на главный вопрос своего кино: как жить в стремительно деградирующем мире, на что опереться? «Любовь» показывает, что спасением для людей может быть лишь душевная близость, когда супруги срастаются в одно существо вплоть до неразличимости, и, хотя вызывает вопрос гуманистичность последнего поступка Трентиньяна по отношению к жене, его можно воспринимать и как мучительное рассечение супружеского тела во имя избавления от страданий. Вообще вопрос страдания, его мучительной бессмысленности, тягостности решается Ханеке явно не по-христиански, а скорее в духе современного левого дискурса, рассматривающего страдание и смерть исключительно материалистически.
Оттого фильм так мрачен, физиологичен, и единственным просветом в нем становится альтруизм героя Трентиньяна, который столь не от мира сего, столь самоотвержен, столь не вписывается в материализм окружающего, что сам свидетельствует против него как искра чего-то Высшего, не названного, но ощутимого в этой Любви с большой буквы, которая ничего не требует себе взамен. Именно «Любовь», а не «Хэппи-энд» - итог фильмографии Ханеке, доказательство того, что лучше уже не снять, других выходов уже не найти, ибо единственный и прямой выход из тупика мировых кризисов и болезней – полное отвержение себя во имя другого.
Потому, если в первый раз «Любовь» стала для меня бенефисом Трентиньяна, то во второй раз я уже оценил дуэт актеров, поняв, что без физиологизма игры Рива (когда-то воздушной, эфирной, прекрасной актрисы таких шедевров, как «Хиросима, моя любовь» Рене и «Леон Морен, священник» Мельвиля), духовность персонажа Трентиньяна повисает в воздухе. Они дополняют друга как тело и душа, как соединенные части целого, которое смерть разрубает пополам. Фильм Ханеке не просто гимн настоящей любви, он - о том, как любовь сопротивляется смерти, бунтует против ее противоестественности, как стремится сохранить духовно-телесное единство жизни во имя ее самой.
Кинематограф Михаэля Ханеке отличает концептуальное и художественное единство, постоянство диагноза в отношении европейской цивилизации, проработанность тем и мотивов, которые начавшись в одних фильмах, вариативно повторяются в других. Не знаю, снимет ли что-нибудь еще этот, не много не мало, великий режиссер, но и того, что мы имеем с нас довольно, ведь мы любим кинематографическую диагностику именно за то, что, не давая ответов, она сталкивает нас лицом к лицу с нашими болезнями и перверсиями.
Что без тебя просторный этот свет?
Ты в нем одна. Другого счастья нет.
У. Шекспир
Музыка. Это первое, что приходит в голову, при анализе блестящий картины немецкого Автора Михаэля Ханеке “Любовь”. Описать словами этот восхитительный выбивающий реальность из-под ног фильм, к сожалению, у меня не удастся. Можно до бесконечности продолжать сыпать эпитетами, можно говорить о безмерном количестве слёз, пролитых во время просмотра, можно наградить кино каннской золотой пальмовой ветвью, Оскаром – увы, этого будет недостаточно для определения “Любви”, как и для определения самого чувства любви: настоящей, справившейся со временем – да что время – справившейся со смертью. Лишь музыка в состоянии описать этот фильм, такая же неподдельная, такая же нежно-романтическая с нотками грусти, временами печали. Бах, Шуберт, Бетховен… Нам, зрителям, можно лишь раствориться в эмпатии, слиться с главными героями, радоваться, что в нашем мире просто есть это. И сам Ханеке не просто снимает фильм, он своей жизнью доказывает, показывает, что любовь есть, что любовь дышит несмотря ни на что: Михаэлю Ханеке – семьдесят семь лет, его супруге Сьюзи – чуть менее. Конечно, в фильме заключены страхи режиссера, сомнения, но и счастье, главным образом счастье, и благодарность. Друзья, не будем лишний раз трепаться о Любви, давайте просто без слов растворимся в ней… Вы и 127 минут Pur Amour – что можно желать ещё от искусства?
Михаэль Ханеке - режиссер, который подробно исследовал пороки современного общества. За его плечами большой опыт - долгие годы он снимал фильмы о философии и правде жестокости жизни. В этом же фильме переводит взгляд с социального на личное, ставит в центр внимания удел человека.
Ханеке рассказывает простую правдивую историю о двух людях, проживших вместе всю жизнь и столкнувшимися с приближением неотвратимого конца.
Пожилая пара пианистов, Жорж и Анна, живут вместе уже много десятков лет. Их привычная жизнь, счастливая и размеренная, прерывается в один день: у Анны случается приступ, в результате которого она остается частично парализованной. Её здоровье начинает стремительно ухудшаться. Жорж принимает трудное решение самому заботиться о дорогом ему человеке. Это великое испытание человеческих чувств он принял с достоинством. С каждым днем становится труднее и больнее, но они до самого конца несут любовь и преданность, которые составляют основу их семьи.
Поражает, с какой выдержкой заботливый муж проводит последние дни с женой. Возможно, у него уже нет сил на старости лет к большим эмоциям, его любовь - в прикосновениях, в поддержке, в страдании. Ханеке не даст ни одного формального повода усомниться в том, что Жорж любит Анну и наоборот. Несмотря на кажущуюся сентиментальность сюжета и названия этой ленты знаменитого австрийского режиссера, фильм сделан в не менее сдержанной и отстранённой манере, чем и его предыдущие работы. И уж сантиментов здесь точно никто не найдёт.
Это кино затрагивает целый ряд тем, начиная от семейной жизни людей преклонного возраста, их общения с детьми, бытом, заканчивая извечными вопросами жизни и смерти. Но, пожалуй, ключевой темой картины стала безысходность и беспомощность. Беспомощность Анны перед страшной болезнью, беспомощность Жоржа, старающегося ей помочь.
«Трагедия старости» или старческая агония - такое редко увидишь в кино. Это та тема, которую искусство, в том числе и кинематограф, стыдливо обходит. Может быть потому, что это одна из самых страшных мыслей в нашем сознании. У человеческой психики есть механизм, подавляющий осознание факта неумолимости смерти, но даже самый уравновешенный индивид едва ли способен смириться с тем, что в один момент можно перестать быть самим собой.
На заднем плане играет фортепианная пьеса Шуберта. Эта медленная мелодия, сопровождающая картину, оказывается еще и очень лиричной, трогательной и постоянной, как их любовь.
Статичные кадры, редкая смена планов и монотонные диалоги… каждая минута начинает напоминать вечность и угасающий уход. Персонажи переходят от воспоминаний о молодости к разговору о церемонии похорон. Жорж и Анна будто бы замкнуты друг в друге, как заперты в стенах своей квартиры, где и происходит всё действие фильма.
Название кинокартины неслучайно – именно «Любовь», а не «Смерть». И повествует она, в первую очередь, не о конце жизни, как могло бы показаться, а об уникальности бесконечного чувства, которое противостоит надвигающемуся и всепоглощающему разрушению, а как итог - победа любви над смертью. В век дефицита прямого высказывания о своих чувствах, когда все эти простые понятия берутся в кавычки, Ханеке позволил себе перенести на экран такое явление без рамок.
Что есть вся жизнь? - Она будто лакуна, которую человек накануне смерти истерически пытается наполнить воспоминаниями – слабеющими, уходящими, будто песок сквозь пальцы. Как это делала Анна в последнем проблеске сознания, всматриваясь в фотографии из семейного альбома, отыскивая там неузнаваемую себя, которую вот-вот потеряет.
Мы знаем, чем закончится кино – этот конец известен каждому с рождения…
Я жалею, что была так невнимательна к этой ленте и не посмотрела её раньше.
Фильм «Любовь» Михаэля Ханеке (Франция, Австрия, Германия,2012).
Этот фильм об испытаниях двух людей на закате жизни.
Действие происходит в Париже.
Муж и жена в преклонном возрасте прожили счастливую жизнь в любви к друг другу. Супруги ведут активный образ жизни- посещают концерты, за ужином беседуют о молодости, искусстве, волнующих событиях.
Между ними, не смотря на долгие годы вместе, присутствует чувство красоты и новизны друг в друге. Они все ещё влюблены, кажется, что ещё есть место для неожиданных, но приятных удивлений и открытий в любимом человеке.
Муж и жена живут своей идиллией, этот мир для них двоих.
Такая прекрасная, элегантная старость. Французская красота.
Внезапно у Анны, главной героини, начинает ухудшаться здоровье. Закупорка сонной артерии, неудачная операция.
Из больницы эта красивая, статная и гордая женщина возвращается инвалидом. У неё парализована правая сторона.
Болезнь всегда очерчивает Жизнь на до и после. Сначала это непонятно. Потому что есть надежда. У обоих. А дальше приходит осознание что как раньше уже не будет...никогда.
Превращение любимой женщины в беззащитного ребёнка - это испытание не для слабаков.
Сначала он просто помогает ей сходить в туалет, и это неловко и стыдно для обоих, но терпимо. После второго инсульта он учится менять ей памперс, мыть в душевой и читать сказки, когда боль не даёт ей уснуть.
Диалог с сиделкой и дочерью просто разбил мне сердце.
Как верно назван этот фильм... «Любовь»..
Любовь - это не столько эмоции сколько действие. Это фильм о верности и преданности до конца.
Отдельного внимания заслуживает режиссерская, операторская и актерская работа.
Фильм идёт 2 часа. Действие происходит в квартире героев в центре Парижа. Обычная бытность. Съемки без спецэффектов. Так словно ты живешь в этой же квартире. Иногда появляется третий герой-дочь или ученик Анны, сиделка. Не более. Сила в деталях, в наблюдении.
О том что болезнь длилась долго становится понятно только по тому, как стареет Главный герой, по его шагам, которые становятся все медленнее и тяжелее.
Пожалуй, один из лучших фильмов что я смотрела. И самое мое большое эмоциональное потрясение.
Кто решит смотреть - сразу настройтесь на то, что болевые точки будут вскрыты. Думаю, даже мужчины не удержаться от слез.
Некоторые люди спрашивают меня иногда: зачем смотреть такое кино? В жизни итак много переживаний.
Я обычно не знаю даже, что отвечать им.
Кино, на мой субъективный взгляд, должно будить то, что спит, обращать тебя к правильным акцентам в жизни, ценностям.
Нельзя делать вид, что трудностей и проблем не существует. Постоянно прятаться за позитивным мышлением с розовой жвачкой для мозгов, зажевывать попкорном.
Рано или поздно, но человек столкнётся с реальностью. Иногда можно быть готовым через чужой пример. И может в нужное время, вспомнив этот фильм, ты с большей чуткостью и стойкостью отнесёшься к тому, кого ты любишь.
Набоков, рассуждая о 'Превращении' Кафки, настаивает на праве жука на собственное достоинство. Старость не превращает человека в жука, как случилось с Грегором Замзой, но чужая старость - такой же соблазн для обывателя, каково превращение Грегора для домочадцев. Если молодость Жоржа и Анны была такова, как у игравших их, они были эстетически правильны. Нынешняя большая, удобная жизнь не понимает красоту старости; и вот, дом достаточно огромен, чтобы быть миром, и достаточно закрыт шторами и тенью углов, чтобы как можно меньше видеть и показываться, лишь изредка выходя, одевшись уместно и держась интеллигентно.
Думается, они и в молодости не могли позволить себе что-либо большее, чем чинный старческий обед, вежливые улыбки, простые слова - и секс, может, был единственным и никому не видным выходом страсти. В конце концов, у них всего одна дочь. И та - измельчала. У той как раз страсти и суета, невозможные на фоне музыки.
Музыканты. Исполнители классики. Преподаватели. Вечный камертон, вечная самодисциплина. Аристократизм, пахнущий земляникой. В квартире теряется рояль, но нет вида из окна, а нечаянный голубь - из другой оперы, непарная кавычка. Русский суевер говорил бы о птице, приносящей смерть, о специальной крылатой крысе, вместо обычной выгоняющей небожителей из дому. Нет, это не смерть - это осколок той жизни, которой больше нет, это живой осколок, зачем-то ходивший по жизни и по предсмертному письму.
Есть счастливцы и счастливицы, петь не могущие. Они порой и умирают в один день, красиво и смиренно. У этих людей смерть никогда не удовлетворит эстетическим требованиям, но должна быть аккуратной. Кто хоть раз в жизни ухаживал за больным долгий период, знает, что это страшней, грязней и больней, чем в фильме - в 'Пианистке' так же незаметно и целомудренно показан секс, как тут, в 'Любви', показана болезнь и её мелкие мерзости. Сохранить достоинство. Сделать эту вопиющую некрасоту минимальной, укрыть от других и не допустить малейшей фальши. Высшая точка, высшее выражение супружеской любви в такой паре - спасти самого слабого от своей и чужой фальши и потери достоинства. Грех сиделки, грех дочери, зятя, грех даже музыки, оставшейся по-наглому прекрасной, грех голубя, бесцеремонно-живого, - в этих сбоях. Дочь когда-то вторгалась в то, что касалось двоих. Смерть тоже касается только двоих, этих двоих - особенно 'только'.
Они вежливо и аккуратно ушли из своего дома, чтобы не чувствовать запах разложения. Ушли, оставив инсталляцию постмортем. Ушли в никуда - возможно, и рай для них некая фальшивка, ибо избыточность. Никуда - это правильно.
