Накануне выхода фильма в прокат поговорили с его командой о трюках, музыке, страхе высоты и абсолютном зле.
Пресс-конференция, посвященная «Доводу», была такой же загадочной, как и все, что окружало фильм эти месяцы. Избранных журналистов со всего мира собрали в Zoom. Внезапно, как черти из табакерки, один за другим подключались режиссер и его съемочная команда: Роберт Паттинсон, Джон Дэвид Вашингтон, Кеннет Брана, Элизабет Дебики, супруга и продюсер Нолана Эмма Томас и композитор Людвиг Йоранссон, с которым Нолан «изменил» Хансу Циммеру (тот был вынужден отказаться от работы над «Доводом» из-за «Дюны» Дени Вильнёва). Вопросы с журналистов собрали заранее, самим их задавать было нельзя — с группой фильма общалась модератор, которая бойко интересовалась всем сама и позже зачитала то, что прислали мы. Сидели ли все вместе? Или же каждый находился в своей отдельной сингулярности с черным фоном? Видели ли они нас или только мы их — тайна. Но вот что нам все-таки удалось узнать.
Об идеях
— Как родилась концепция «Довода»?
Кристофер Нолан: Показать время в инверсии я придумал, наверное, лет двадцать назад. Это можно увидеть в моих ранних работах. Например, в «Помни» пуля вылетала из пистолета, а затем возвращалась в него. Там это была своего рода метафора, а в случае с «Доводом» этот прием стал сюжетообразующим. Ну а желание поместить странные временные концепции в жанр шпионского фильма появилось шесть-семь лет назад.
— Искажения времени присутствуют во многих ваших фильмах, но в «Доводе» время кажется особенно запутанным. Как менялась история в процессе работы?
Кристофер Нолан: Я пытался сконструировать как можно более увлекательную шпионскую историю. Выбрал жанр шпионского фильма, объединил его элементы с концепцией инверсии времени и при этом снимал зрелищную, но относительно прямолинейную для зрителя историю. Пожалуй, самым сложным было как раз объединить концепцию и жанр.
— Какой ваш любимый шпионский фильм?
Кристофер Нолан: «Шпион, который меня любил» с Роджером Муром — это первый фильм про Джеймса Бонда, который я посмотрел с отцом в кинотеатре. Мне тогда было лет семь, и это до сих пор одна из моих самых любимых картин. Я ее очень часто пересматриваю, недавно даже детям показывал. Помню, при просмотре чувствовал, что могло произойти все что угодно. Через экран можно попасть в любую точку мира. Это масштабное кино для чистого эскапизма. Большую часть карьеры я пытаюсь воспроизвести это ощущение для зрителей. Показать, на что способно кино и куда оно может вас отправить.
— Какие философы вдохновляли вас?
Кристофер Нолан: До меня время исследовали многие великие умы. Однако у меня, скорее, были визуальные источники вдохновения. Главным из них я бы назвал художника, мастера оптических обманок Маурица Эшера. Я думаю схемами, когда пишу сценарии. В этот раз с их помощью я планировал направления времени.
О масштабе
— Эмма, когда Кристофер показывает вам сценарий, вы как реагируете?
Эмма Томас: Всегда немного нервничаю. Кто знает, что он там написал? Когда читаю текст в первый раз, то пытаюсь просто увидеть фильм и представить, какое впечатление получат зрители. Если Крис хочет снять фильм с гигантским размахом, на это есть веская причина. Ему важно создать определенный зрительский опыт.
— Надо думать, ему не менее важно, чтобы актеры и члены съемочной группы тоже получили определенный опыт?
Эмма Томас: Приятный опыт! Все фильмы Криса было нелегко снимать, но это всегда весело, верно?
Кристофер Нолан: (Уверенно) Верно!
Остальные молча кивают.
— Все говорят о Boeing 747, который вы купили специально, чтобы взорвать на съемках.
Эмма Томас: Да, этот эпизод требовал долгой подготовки, был миллион логистических проблем и всяких разрешений. Мы снимали в действующем аэропорту, а там обычно самолеты не взрывают. (Смеется.) Но в случае с «Доводом» такие сложности возникали чуть ли не каждую неделю. Даже, казалось бы, для самых обычных вещей вроде проезда по Таллину нужно было перекрыть шоссе в центре города на три недели. Это требует уймы переговоров и координации работы многих людей. Нам невероятно повезло с локациями. Все города, где мы снимали, хотели быть частью нашего проекта.
— Кристофер, а зачем вам понадобилось мотаться по всему миру, снимая тут и там разные части этой истории? Не проще ли было все сделать в павильоне?
Кристофер Нолан: Когда создаешь такие масштабные проекты, натыкаешься на множество ограничений, какие-то вещи просто нельзя построить на студии. А вот в реальном мире можно найти массу возможностей. Повторюсь, я все это делаю ради эскапизма, чтобы зрители могли пойти в кино и отправиться во все эти шикарные или опасные места, куда никогда бы не попали в обычной жизни. Так что съемки в реальных локациях не только придают этому эскапизму гигантский масштаб, но и являются важным сюжетным моментом. В «Доводе» под угрозой находится весь мир, и, показывая его на экране, мы напоминаем зрителям о масштабе угрозы. Это не локальная опасность — под удар поставлены мы все.
О героях и актерах
— Дэвид, скажите, что движет Протагонистом?
Джон Дэвид Вашингтон: Вера в человечество и в способность людей развиваться. Он готов умереть за эту веру. Думаю, Протагониста рекрутировали в раннем возрасте, разглядев в нем любовь к людям. Она становится его уязвимым местом, которое, правда, он использует и в качестве оружия. При этом иногда мой герой может быть очень чувствительным.
— Роберт, у вас очень неоднозначный персонаж, даже не с двойным дном, а с несколькими. Это влияло на то, как вы его играли?
Роберт Паттинсон: У Нила столько разных граней! Странным образом он осознает сложность своего характера. Это довольно непривычно играть. Помню, я читал сценарий и пытался понять своего героя и сложный и запутанный мир, в котором он обитает. Как только я догадался, что Нил может наслаждаться всеми хаотичными ситуациями, в которых оказывается, я нашел к нему ключ. Не то чтобы ему нравится, как Протагонисту приходится решать все эти головоломки и узнавать правду, которая, мягко говоря, пугает. Просто Нил из тех, кто любит жить в кошмаре.
— Элизабет, а как бы вы описали свою героиню?
Элизабет Дебики: Кэт полна противоречий, однако Крис написал ее очень достоверной. Она находится в состоянии войны с самой собой. Для нее это сложное психологическое путешествие, она становится участницей событий, в которых при любом другом раскладе не стала бы участвовать. Знакомство с Протагонистом и Нилом многому ее учит и помогает обрести силу духа. Мне нравится, что это героиня жанрового фильма, которая не только по-настоящему борется за свою свободу, но и играет важную роль в сюжете.
— Кэт не дает мужчинам управлять собой. Для вас важны такие детали при выборе роли?
Элизабет Дебики: Сила проявляется по-разному и скрывается в разных деталях. Мне нравятся сильные героини, а сила Кэт становится явной не сразу. Спасибо Крису за честное изображение ее пути. Впрочем, я играла и женщин, которые не кажутся сильными, и мне они тоже были интересны.
— Как вы себе представляли работу с Кристофером Ноланом и какой она оказалась на самом деле?
Элизабет Дебики: Я ждала, что будет больше напряжения и страха. История, которую мы рассказываем, временами очень мрачная, и моей героине приходится переживать весьма тяжелые моменты. Однако на съемках было весело. Роб, Джей Ди и Кен — прекрасные партнеры, очень смешные. Плюс Крис создает чудесную атмосферу на площадке. Вообще, честно говоря, мне раньше не приходилось делать ничего подобного, настолько выходить за пределы своих границ.
— Между вами, Джоном и Робертом возникла отличная химия. Как вы ее добились?
Элизабет Дебики: Наши герои попадают в такие ситуации, что волей-неволей сближаются. Разумеется, мы все репетировали и обсуждали, но, думаю, эта химия родилась уже в процессе съемок. Сложно говорить об этом без спойлеров.
— Кеннет, вы играете отличного злодея. Много ли вы обсуждали его с Крисом?
Кеннет Брана: Все было понятно уже из сценария. Крис придумал выдающегося персонажа, который плюнул на собственную душу. Последствия его действий для человечества совершенно ужасны. Он словно пошел на дьявольскую сделку и получил чудовищную силу, но в то же время обрек себя на страшное одиночество. Когда я посмотрел фильм, то испугался: смотрел на себя, а видел лишь сосуд для этого удивительного героя. Это огромная привилегия — попробовать свои силы в создании столь оригинального фильма. Знаю-знаю, актеры всегда такое говорят, но это правда! Не понимаю, как Эмма не сходит с ума! Ей надо организовать съемку невероятно сложных эпизодов, каждый день то и это, а она даже бровью не ведет. Фильмы Криса часто рассказывают о времени — может быть, поэтому он умеет им управлять. Даже если на площадке находится 5000 человек, единственный, кто его интересует, — это ты. Мне кажется, он и Эмма — просто волшебники.
— Было ли вам важно показать в человеке настоящее зло?
Кеннет Брана: Актеры, когда играют злодеев, не задаются такими вопросами. Я вспомнил об одном молодом члене британского парламента. Когда он начал заниматься политикой в университете, то сказал интересную фразу: «Я уверен, что выиграю все сияющие призы». Такую же амбициозность можно найти в легенде о Фаусте. Человек иногда готов отдать нечто важное для себя в обмен на богатства мира. С одной стороны, это жадность. С другой — он платит определенную цену и становится уязвим, даже если творит ужасные вещи.
— Джон, как вы готовились к роли? У вас же там и движения инвертированы?
Джон Дэвид Вашингтон: Мы отправились в Университет им. Кристофера Нолана, где тренировались с постановщиком трюков. Для меня в новинку было то, что физическая сторона роли диктовала, что мой герой чувствует и делает в кадре. Мне никогда не позволяли так экспериментировать на площадке. Это опыт многое открыл мне в самом себе и помог лучше понять роль, я буквально чувствовал после съемок то же самое, что мой герой переживает после драк. Я смог справиться с физическими нагрузками только благодаря коллегам и атмосфере любви на площадке.
— Как работа в реальных локациях, а не на зеленом экране, влияла на вашу игру?
Джон Дэвид Вашингтон: Мне нужно было прыгать с настоящего балкона в Мумбаи, хотя у меня не то чтобы отличные отношения с высотой. Однако пришлось набраться храбрости и сигануть вниз из любви к искусству. Гораздо больше мне понравилось кататься на катере по Средиземному морю в красивой рубашке!
— А вы говорили Крису, что боитесь высоты? Или просто пошли и прыгнули?
Джон Дэвид Вашингтон: Знаете, если актера спросить, умеет ли он кататься на лошади, он обязательно скажет, что умеет. Отвечай «да» — думай потом. Мистер Нолан был очень терпелив со мной, за что ему огромное спасибо. Обычно я быстро воспринимаю режиссерские указания, но не в ту ночь. Впрочем, в итоге все получилось.
Кристофер Нолан: Я думал, ты просто не хотел со мной соглашаться. Я и не понял, что ты боялся высоты. Ты хорошо замаскировался. Вообще, всегда невероятно интересно наблюдать, как актеры справляются с такими вызовами!
О драках
— Рукопашных схваток, в которых один герой дерется в нормальном времени, а другой — в обратном, в кино еще не было. Как вы работали над хореографией этих сцен?
Кристофер Нолан: Инверсия времени, конечно, усложнила драки. Наш постановщик трюков Джордж Коттл и постановщик драк Джексон Спиделл перебрали множество боевых движений, думая, как их можно видоизменять во времени. У нас был очень напряженный репетиционный период, группа каскадеров долго готовилась к съемкам фильма. Первым делом мы занялись хореографией драк плюс изучили танцевальную хореографию. Для Протагониста и Нила очень важна физическая форма. Как только мы нашли решение для съемки кульминационной рукопашной схватки в хранилище Фрипорта, весь остальной экшен сложился в единую картину.
Джон Дэвид Вашингтон: Я пришел в кино из американского футбола, поэтому привык репетировать и тренироваться, пока движения не будут отработаны. Знаете, как говорят: «Любители тренируются, пока не научатся делать правильно, а профессионалы — пока не смогут делать неправильно». Мы месяцами оттачивали движения, находя у драк новые возможности. Когда я пришел в нужную форму телесно и духовно, все стало на свои места.
О музыке
— Людвиг, как вы с Крисом работали над музыкой к фильму?
Людвиг Йоранссон: Я подключился к работе очень рано, где-то за полгода до начала съемок. Из сценария был понятно, что зрители еще никогда не видели такого мира. Соответственно, нужно было новое звучание музыки, которое мы никогда не слышали. Раз в неделю я давал послушать Крису демотреки, и постепенно мы поняли, что работает, а что — нет. Мы довольно рано построили целый мир из музыкальных звуков. Затем Крис отправился снимать и раз в три недели посылал мне письма из разных концов мира, рассказывая о своих местных музыкальных впечатлениях. Так что мы очень плотно взаимодействовали друг с другом. Затем на этапе монтажа каждую пятницу я смотрел фильм от начала до конца. Думаю, посмотрел его раз тридцать-сорок. Благодаря этому я действительно смог понять, что там происходит.
— Ваш звуковой ландшафт часто включает в себя необычные аранжировки на винтажном оборудовании.
Людвиг Йоранссон: Для «Довода» я использовал много странных электронных игрушек, но в то же время и много самых обычных музыкальных инструментов. Я люблю брать знакомые всем звуки и менять их до неузнаваемости. Например, мы с Крисом сразу решили по-новому использовать гитару, и это вылилось во множество экспериментов. Я пропустил ее звук через кучу примочек и вертел его в разные стороны. На самом деле значительная часть саундтрека «Довода» — это гитарный эмбиент. Зачастую звук сложновато распознать. Кстати, мы также использовали обычные бытовые звуки. Например, часть саундтрека, сопровождающего антагониста, — это просто дыхание Криса в микрофон, которое я изменил, превратив в такой неприятный царапающий звук.
Кристофер Нолан: Для меня очень важно, чтобы музыка и звуковой дизайн были единым целым. Людвиг плотно работал со звукорежиссером Ричардом Кингом, и мы сразу знали, какого эффекта хотим добиться на выходе. Что мне больше всего понравилось у Людвига — он делает звук с нуля. В его музыке нет ничего, что имело бы конкретные ассоциации. Она вся оригинальна и работает как звуковой дизайн. В ней, разумеется, есть эмоции, волнение, деление на темы, но она действует на уровне подсознания и сильно отличается от обычной музыки с точки зрения аудиальных характеристик, создания и содержания. В случае с «Доводом» музыка полностью интегрирована в ДНК фильма. Людвигу пришлось начать работать рано, потому что я не монтирую под временную музыку (неоригинальная музыка, которая используется во время монтажа и иногда дается композитору в качестве референса. — Прим. ред.). Мне хотелось монтировать под оригинальные демозаписи Людвига, чтобы музыка сразу была заточена под историю. Это позволило создать тесный сплав из музыки и звуковых эффектов.
