М. Найт Шьямалан: «Любому художнику важна внутренняя гармония»

Это случилось при достаточно необычных обстоятельствах, я бы сказал. (Усмехается.) Дело в том, что я не живу в Лос-Анджелесе, у меня нет возможности видеться и общаться с людьми из индустрии кино. Есть свои недостатки в такой отдаленности от центра событий твоей профессии. Общение в основном происходит по телефону. Так случилось и в этот раз. Уилл Смит позвонил мне, но не для того, чтобы обсуждать профессиональные дела, а чтобы просто поздравить с днем рождения. Мне было очень приятно такое внимание, и я в ответ сделал комплимент его сыну, чья работа в фильме «Карате-пацан» мне очень понравилась. Уилл в ответ на это выдал мне 45-секундную версию идеи нового фильма и спросил, что я об этом думаю. Хм! Что я думаю об идее фильма, где отец и сын с очень сложными взаимоотношениями отправляются в путешествие, их корабль разбивается на планете, которую тысячу лет назад мы предоставили самой себе, отец оказывается не в состоянии защитить сына, более того, на плечи сына ложится вся ответственность за жизнь их обоих? Разумеется, я хочу снять этот фильм! Я так ему сразу и сказал: «Я сниму этот фильм!» Уилл думал, что я шучу, но мне уже было не до шуток. Я загорелся идеей и был готов взяться за сценарий. Уилл прислал мне предыдущие версии сценария, свои наброски и идеи, и я сел за работу. А дальше все уже пошло как обычно, по периодам.

Фильм начинается с момента, когда мы не только уже сделали все наши ошибки на Земле, но и были с нее изгнаны много-много лет назад. Земля как бы среагировала на наше поведение, стряхнула нас с себя, и эволюция на ней развернулась не в нашу сторону. Обо всем этом, наверное, первые пять секунд фильма. Мы тебя поставили в известность и начали рассказывать нашу историю. Действие картины разворачивается в далеком будущем, прошло около тысячи лет с момента нашего ухода с Земли. В фильме нигде об этом не говорится, но предполагается, что мы все знаем, что могло произойти и почему, и говорить об этом нечего. Больная тема. Зачем на ней останавливаться? Жизнь не стоит на месте, мы идем вместе с ней. Наша история рассказывает о взаимоотношениях отца и сына, о том, как оба они меняются в процессе узнавания друг друга. Эта история могла случиться и сто лет назад, и через сто лет в будущем, и в наши дни. Каждый из нас, наверное, знает кого-то, чьи взаимоотношения с отцом или сыном оставляют желать лучшего. Каждый может рассказать историю или две о том, как эти отношения изменила трагедия, какое-то особенное событие, или просто люди сумели подняться над чем-то, что прежде казалось непреодолимым. Верно?

Я думаю, что придет, но не завтра. По-моему, какое-то еще время мы не сможем осмелеть настолько, чтобы поднимать такие темы. И дело не в том, что нам кто-то может это запретить, а в том, что мы как-то все еще боимся самих себя и наших прежних идей и устоев. Я согласен с тобой, что рассказать художественно о том, что наше собственное отношение к жизни убивает нас, следовало бы, и такие попытки делались, но их мало. Я предполагаю, что ты можешь мне сказать по этому поводу, и на каждое твое утверждение я дам тебе подтверждение: да, да, да и да. Ты знаешь, я думаю, наша надежда в наших детях. Я замечаю перемены в мире вокруг нас и возмущен нашим пренебрежительным отношением к природе значительно больше, чем мои родители. Я думаю, что мои дети будут возмущены этим всем больше, чем я. Моя тринадцатилетняя дочь возмущена тем, что происходит с нашей экологией даже больше, чем моя шестнадцатилетняя дочь. Я уже не говорю о восьмилетней дочери, для которой совершенно неприемлемо какое-либо действие, которое может навредить природе. Если все это происходит настолько быстро в моем собственном доме, я могу предположить, что и в других семьях дети растут, замечая, сколько безобразия творится вокруг, тем более в наш информированный век, где мы мгновенно узнаем о любой проблеме, связанной с экологией. Я думаю, что наши дети и внуки докопаются до истинных причин и найдут пути их ликвидации до того момента, как разразится катастрофа. Мне хочется в это верить. Я предпочитаю быть оптимистом.

Согласен, но я думаю, что пока у руля нынешнее поколение и, может быть, еще одно после, вряд ли найдется смельчак, который признает, что не будет никаких отношений между нами, если мы не изменим наше общее отношение к миру, в котором живем. Хотя если взять киноискусство, то можно найти много фильмов, буквально разжевывающих причины наших бед. Беда в том еще, наверное, что мы не умеем сопоставлять и анализировать получаемую информацию. Опять же надежда на наших детей. Каждое новое поколение выходит на новый виток эволюции.

Частично, наверное, желание узнать себя лучше, узнать что-то новое о жизни и о мире. Ты знаешь, когда я чувствую себя чем-то огорченным, мысль о том, чтобы написать об этом, меня всегда утешает. Я никогда особенно не перегружал себя мыслями об экологической катастрофе в глобальных масштабах, пока не начал работу над сценарием к «После нашей эры». Это может показаться странным, но в кино, как и в любом другом виде искусства, по-моему, история, над которой ты работаешь, сама решает, в каком направлении ей развиваться. (Смеется.) Я серьезно! Она словно та часть меня, про которую я не знаю или знаю плохо. Она, история, подсказывает мне то, что я должен узнать, что мне необходимо узнать для ее продолжения. Все это вещи подсознательные, конечно. Я могу сколько угодно говорить себе, что пишу романтическую историю, но если где-то глубоко внутри моего сознания живет идея о том, что это история на самом деле о природе связей между людьми, то мне придется туго. Моя история будет сопротивляться моему желанию быть просто романтической, так будет до тех самых пор, пока я не поставлю вопрос ребром. Как только прояснится то, что на самом деле кроется в моем подсознании, все встанет на свои места. История поведет меня, позволяя мне узнать необходимые для ее развития вещи и детали. Так я узнаю много нового. О себе в том числе.

Когда я снимаю фильм, я хочу, чтобы все зрители получили от него удовольствие. Конечно, мне важно, как мои фильмы воспринимаются. Но, как я уже сказал, процесс работы над фильмом все-таки глубоко личный, открывающий мне новые грани меня самого. Если я могу удержаться в этом состоянии, то это оказывает положительное влияние на меня и мое внутреннее состояние. Любому художнику важна внутренняя гармония. Ты прислушиваешься к себе, улавливаешь перемены и переносишь их в историю. Твои чувства — это то, что объединяет тебя со зрителями, то, с чем они ощущают связь. Это твое чувство страха или ненависти, любви или печали заставляют их сопереживать, сочувствовать и сострадать. Если кто-то среди зрителей не почувствовал эту связь сегодня при просмотре моего фильма, то, может быть, через 10 лет, случайно наткнувшись на эту картину опять, человек найдет с ней что-то общее и удивится, что прежде этого не замечал. Если я останусь верен своему подходу, то все будет хорошо, но если мною будет двигать поставленная кем-то задача, если я должен буду провести в картину чье-то мнение, а не мое собственное, то я могу поставить на себе крест как на художнике. Такая работа не будет приносить мне удовлетворения и поддерживать гармонию в моей душе. Это разрушение. В последнее время я много читаю и пишу на тему искусства и коммерции или коммерциализации искусства. Мне кажется, что искусство должно вести за собой коммерцию, а не наоборот. Я не смогу вдохнуть жизнь в произведение, которое обречено на то, чтобы быть мертворожденным, если основная его задача — зарабатывание денег, как бы я ни старался и какими бы иллюзиями себя ни питал.

Я знаю! (Восклицает и широко улыбается.) Мне ли не знать? Я снял в общей сложности десять фильмов, пять из них именно такие, как ты заметила. Значит, получается 50 процентов фильмов с перевертышем, что вполне подходит под твое определение. (Смеется.) Все, что я могу сделать, так это пересмотреть мой подход к кино. Это процесс медленный, постепенный. Хотя я не знаю, удастся ли мне полностью изменить себе и выйти на другой уровень, то есть совсем в другой жанр. Наверное, это могло бы случиться, реши я сделать что-то совершенно противоположное. Комедию, например. Просто комедию, у которой не будет никакой связи со всем, что я делал прежде, хотя... Соблазн и там будет велик! Представь комедию, которая в итоге оказывается и не комедией вовсе, а трагедией. (Хохочет.) Попытаться можно, но я не обещаю.

Я бы сказал, что это, наверное, страх перед неизвестностью, своего рода прерывание нашей связи со Вселенной, с миром. Под этим словом «прерывание» я подразумеваю продолжительность, по сути, протяженность, может быть, той естественной связи с миром, которая у нас была в детстве, когда мы интуитивно знаем больше, чем понимаем, мы чувствуем мир вокруг нас и нашу связь с ним. Я бы сказал, что «После нашей эры» имеет духовный аспект, но в том смысле, что мы связаны с природой глубже, чем мы думаем. В природе есть набор правил, которые мы сейчас нарушаем направо и налево. Когда Китай (герой Джейдена) находится в джунглях, он начинает ощущать присутствие опасности, которая тем более реальна, чем меньше он ощущает себя в одном ритме с миром вокруг него. Если ему удается стать частью этого мира, он чувствует, что то, что он считал опасностью, оказывается, существует не для того, чтобы причинить вред. Он начинает осознавать, что является составной частью чего-то значительно большего, чем он сам и его знания и опыт. Мы часто связываем свои ощущения с местом, где находимся в момент опасности, но дело не в месте, а в разрушенных внутренних связях с миром в целом. М-м-м, наверное, по большому счету эта концепция и объединяет все мои картины.

Давай попробуем подойти к этому с философской позиции. Страх помогал нам выжить с древних времен, с тех времен, когда люди жили в пещерах. Это инстинкт самосохранения, если говорить другим языком. Он необходим для процесса эволюции. Страх удерживал пещерных людей от того, чтобы выходить в поисках ягод на соседнее поле, о котором никто ничего не знает. Жертвы и опыт помогли изучить поле, которое кормит сейчас, а о том, что чуть дальше, мы ничего не знаем. Может быть, там ягода слаще, но, может быть, и хищники крупнее. Страх держит людей вместе, он защищает, помогает выжить. Но он же и ограничивает, верно? Находятся смельчаки, готовые преодолеть страх. И тут вот заключается главное. Преодоление страха — это своего рода интеллектуальный выбор, который ты делаешь, на чем-то основываясь. На той поляне — возьмем пример, что я привел раньше — ягод уже меньше, и надо бы на другую, о которой мы не знаем. Находится тот, кто может сравнивать и анализировать пусть даже на самом примитивном уровне. Он взвешивает риск и преодолевает страх в целом. Однако страх помогает ему быть осторожным. Нам всем знакомы эти ощущения, да? Как страх буквально наваливается на тебя, какое требуется усилие, чтобы его преодолеть, в чем это усилие заключается... Я много думаю о природе страха и вообще обо всем, что со страхом связано. Это очень интересный предмет для размышлений и исследования. Так много об этом написано, рассказано, а кажется, что мы все еще в начале пути.

Да, именно так. Я всегда говорю моим детям, что нет ничего абсолютно плохого или абсолютно хорошего. Я привожу какой-то пример: меня уволили с работы, я расстроен и напуган, что же я буду делать дальше?! Надо перебираться в другой город для другой работы! Страшно! Новые люди, новые улицы! Все другое! И спрашиваю: быть уволенным с работы — хорошо это или плохо? Мои дети в этом случае говорят мне: «Это плохо, конечно». Я продолжаю: я переехал в другой город, встретил девушку, влюбился, женился, и вот теперь у меня есть и вы, и работа! «О, это хорошо!» — говорят мне дети. Наше сознание может изменить наше отношение к чему-то практически мгновенно, в зависимости от количества информации. Хорошо ли выиграть в лотерею много денег? И хорошо для кого-то, и плохо для кого-то, смотря на то, какие последствия это вызывает. Ты получаешь что-то, как тебе кажется, совершенно необходимое для счастья, а заканчивается это разрушением семьи, связей с другими людьми и так далее. Мы пытаемся ко всему прилепить ярлык: это хорошо, это плохо, это красиво, это — нет, это опасно, это доступно и так далее.

Видишь ли, поскольку вы фильм еще не видели, я толком и сказать-то ничего не могу. (Смеется.) Поэтому и говорю такими странными примерами и вокруг да около темы. Китаю нужно контролировать страх по совершенно конкретным причинам. Поэтому отец учит его правильно воспринимать мир и понимать, что подкармливает его страхи. Поэтому мне хотелось подвести философский аспект под определение страха. Без понимания природы вещей невозможно остановить механизм, вызывающий страх. Суть именно в этом механизме, устройстве — назовите как хочется. Поймешь его — научишься управлять своим страхом. Можно сказать, что в нашем фильме есть философия страха. Во всяком случае мне интересно думать на эту тему и вкладывать ее в мои картины. Я тут недавно водил детей в музей естественной истории, где можно погладить разных животных. Я узнал от служителей, что им приходится менять животных каждые полгода. Оказывается, что от прикосновения к ним чужих рук животные переживают каждый раз страх и стресс, что в итоге приводит к разным заболеваниям, чаще всего опухолям, от которых животное и умирает. Страх рождает болезни. Что же порождает страх? Неизвестность? Прежний опыт? Количество информации, может быть? Интересная тема для размышлений, разве нет?

Моя проблема заключается в том, что я всего и всегда боюсь. (Хохочет.) Я нахожусь буквально на границе паранойи, и это усугубляется с возрастом. Чем старше ты становишься, тем страшнее тебе жить. Но мне помогают в этом мои дети, как ни странно это прозвучит. Беспокойство за них перечеркивает все мои личные страхи. Я переживаю за них куда больше, чем за себя самого и мои собственные проблемы. Переключение на беспокойство за детей — лучшее лекарство от эгоистичных собственных страхов. Во всяком случае, для меня.

Ты знаешь, на нашей планете осталось всего четыре процента поверхности земли, куда не ступала нога человека. Трудно найти место, которое бы выглядело так, что там никто не появлялся веками. Мне нужно было место, представляющее собой долгую жизнь без вмешательства человека. Мы нашли два таких места. Парк Хамболдт в Северной Калифорнии, где растут секвойи, и несколько мест в Коста-Рике, рядом с вулканом Ареналь и на реке Сарапики. Я мог бы снимать и на Гавайях, что было бы значительно проще, но Гавайи — относительно молодые острова, леса там молодые. Мы также снимали Эйгер в Швейцарии и ледники Исландии. В какой-то степени это ощущалось так, словно я снимаю четыре мини-фильма. Уилл сказал, что если мы хотим дать зрителю ощущение реальности истории, то мы должны снимать в реальных условиях. И он был прав! Каждое из этих мест внесло свой уникальный привкус в общую вкусовую гамму картины.

Я уверен, что там есть уникальные места, но мы исходили также из соображений практической досягаемости. Коста-Рика и Швейцария доступнее, чем Сибирь.

Самое приятное. У них поразительная рабочая этика! Оба они профессионалы, что всегда приятно, но особенно, если один из актеров — подросток. Джейден уже многому научился от своих родителей, но главное — это, по-моему, его серьезное отношение к работе, понимание затрат на каждый съемочный день и необходимость самой тщательной подготовки. Он не тратит время впустую, всегда собран и всегда готов. Оба они прилежны в выполнении «домашних заданий», которые я давал им в изобилии. (Смеется.) Умные, талантливые и профессионально грамотные актеры — мечта любого режиссера.