Имея за спиной теоретический багаж, полученный в пражской Школе прикладных искусств, а затем на отделении кукольной сценографии и режиссуры театрального факультета пражской Академии музыкальных искусств, Ян Шванкмайер несколько лет пребывал свободным художником, а также работал на театральном поприще. Он был сюрреалистом от рождения и это не могло не найти отражения во всём его творчестве. На его театральную деятельность оказали влияние русский (Мейерхольд, Таиров) и французский авангард. Первый опыт участия в съёмках кукольного фильма состоялся в 1958 году. Это был 'Иоганнес доктор Фауст' Эмиля Радока. Свой первый анимационный фильм он снял через 6 лет, а в следующем году вышла эта работа, после которой вся его дальнейшая деятельность неразрывно связана с кинематографом и каждый новый фильм не просто ожидаем, а всякий раз становится откровением для ценителей его творчества и в своё время становился ещё и головной болью для кураторов культуры от тоталитарного режима, тогда ещё социалистической Чехословакии, в результате чего на Шванкмайера был навешен ярлык - диссидент. Это был осознанный выбор, поскольку он считал 'тему свободы или освобождения единственными достойными темами для художника'.

В начале фильма человек в изрядно потрёпанном пальтишке (вспоминается гоголевская 'Шинель') входит в старый дом с внутренним двором-колодцем, напоминающим спрятавшиеся за красивыми фасадами унылые питерские, тогда ленинградские, дворы времён социализма (вряд ли они изменились в лучшую сторону с тех пор) и, в то же время, на органную трубу, устремлённую в небо, как символ вечности. Поднявшись по длинной спиральной лестнице с изрядно потёртыми ступенями и обшарпанными стенами, человек заходит в помещение, в котором расположен орган. Раздевшись и попутно выбрав из ряда несвежих яблок наиболее аппетитное, он усаживается за инструмент и вскоре всё пространство заполняет неземная музыка. Личность музыканта, чьё лицо показано лишь мельком, полностью растворилась и исчезла в этой музыке, да она здесь и не важна. Музыкант - лишь часть инструмента. Можно воспринимать этот фильм, как абстрактный клип, визиализирующий опус, сочинённый или лишь услышанный Иоганном Себастьяном Бахом и переложенный им на ноты, не суть важно. В любом случае он гений, но эта музыка существовала всегда, пронизывая глубины космоса и 'эта музыка будет вечной'.

Шванкмайер воздерживается от сотворения собственных миров, он компилирует элементы, взятые из реальности, вдыхая в них жизнь. Так оживают стены, двери, засовы, решётки, водопроводные краны... Автор активно использует крупные планы, обращая внимание на каждую трещинку, структуру материала, следы давнего отсутствия ремонта и постепенного разрушения. Он заставляет зрителя 'ощупывать взглядом' предметы и это был лишь первый и, по признанию автора, неосознанный опыт с тактильностью, ставшей впоследствии одной из его 'фишичек'. В этом фильме можно увидеть аллегорию тогдашнего тоталитарного режима, в частности, достоверно показанного в 'Признании' Коста-Гавраса. К этому располагают решётки, замки, унылые стены, создающие атмосферу неволи, тюремный антураж. Ещё относительно далеко до 'пражской весны' и 'бархатной революции', но дух свободы, как пепел Клааса, стучит в сердца пражской богемы, чей вклад в последовавшие позже события трудно переоценить. Немалую роль в этом деле сыграл и Ян Шванкмайер. Порой в его работах можно заметить агрессию, которую сам он объяснял тем, что 'время, в котором мы живём, принуждает поэта занять наступательную позицию, только так он сможет сберечь цельность своего мира. Потому мистификация и юмор являются для меня наиболее предпочтительным оружием.' Хотя этот фильм и предвосхитил дальнейший ход истории, тем не менее, зная что Шванкмайер, как и другие чешские сюрреалисты больше озабочен вечным несовершенством всего мироустройства и познанием природы человека, нежели социалистической действительности, то снимать на злобу дня не в его правилах, его взгляд направлен в вечность, как музыка Баха. И это действительно так, рухнул железный занавес, а тема всё так же актуальна. Интересен финал фильма. Космическая музыка способна разбудить стены, иллюстрируя расхожую фразу 'архитектура - застывшая музыка', они начинают звучать с ней в унисон, словно стряхивая с себя вековую коросту и оживая. Двери символично распахиваются, впуская в затхлые помещения воздух свободы и освобождая музыку, которой тесно в закрытом пространстве, словно она подвержена клаустрофобии. Финал созвучен с бессмертными стихами Александра Сергеевича Пушкина 'Оковы тяжкие падут, темницы рухнут — и свобода Вас примет радостно у входа...'. Для Шванкмайера есть лишь одна свобода, без разделения её на свободу творчества и свободу в социально-политическом смысле. Но он не в коей мере не ассоциирует её с прогрессом, напротив, видя в нём тупиковый путь развития. Он считает, 'что участники сюрреалистического движения, будучи в абсолютном меньшинстве, играют важнейшую роль; во всём мире появляются молодые люди, недовольные, как и мы состоянием этой цивилизации и ищущие ей альтернативу'. Своим творчеством они способны разбудить в зрителе 'затаённую фантазию, жажду волшебного. В любом случае, это позволяет оспорить, поставить под сомнение материальный мир, как единственно возможный'.

Несмотря на то, что картина относится к ранним работам, она отличается жаждой свободы и глубокой философией. Этот фильм признан самым экзистенциалистским в его творчестве. Как и в большинстве картин мэтра сюрреалистической анимации, здесь не используется человеческая речь, поскольку Ян Шванкмайер обращается к зрителю на вечном универсальном языке искусства, а значит его творчество будет понято даже тогда, когда исчезнут все современные языки.

8 из 10