В «Любви, любви, любви» есть все недостатки жанра — легковесность, раскиданные там и здесь банальности — и практически ни одного его достоинства. Картинка, порезанная на восьмерки, не дышит, а герои скованы антологичностью сюжета и не успевают понравиться зрителю.
«Здравствуй, Дедушка Мороз!» получился негромким, неожиданно приятным фильмом, с симпатичными актерскими работами и отдельными комическими удачами во второстепенном составе.
«День мертвых» — история простая, любой контекст в ней рано или поздно превращается в слово. Однако в этой бесхитростной, но живой подаче кроется главная сила фильма.
Дело не в предсказуемости сюжета, а в отсутствии у визуальной и драматургической ткани фильма всякого подтекста.
Из этого могла бы получиться крепкая, незамысловатая семейная драма о том, что происходит после фразы «… и они жили долго и счастливо». Но датский режиссер не обходится без формализма.
Неповоротливой и громоздкой истории Гойера не хватает живости, все герои, за исключением кривовато ухмыляющегося Селдона, предельно серьезны и старательно хмурят брови — еще бы, ведь от успешности их миссии зависят судьбы миллионов.
В вязкой меланхоличной атмосфере фильма тяжело дышать и, если перефразировать один из заданных Одой вопросов, едва ли стоит.
История подобного преображения кажется простой и непритязательной, что, впрочем, очень ей идет и поддерживается бесхитростной, немного наивной постановкой Линд и обаятельной игрой Айзека
Крайне неубедительное продолжение когда-то динамичной серии, которое вполне сравнимо со второразрядными сериалами от Netflix.
Привычные поп-культурные отсылки, черный юмор, не лишенный претензий на авангардность, и то неопределимое, что обычно от беспомощности зовется химией, — вот что входит в «Курс биологии» и обеспечивает ему уже четвертый сезон.
Настоящие фанаты остаются с командой и тренером до конца и не покидают трибун до финального свистка, который прозвучит еще не скоро.
Смотрится все это мило, но исключительно для своих. Стороннему зрителю, не понимающему отсылок и «остроумия» эпизодов-перевертышей, здесь решительно нечего делать.
Фильм напоминает пёстрый церковный витраж, созданный сюрреалистами и наполненный деталями, которые не сразу бросаются в глаза.
Смотрится всё весьма впечатляюще, фильм вообще вызывающе красив и иногда этим отпугивает, особенно в первой трети фильма, в которой Лоури увлекается длинными медитативными планами в ущерб развитию сюжета.
За не новую, а старую искренность, за отказ от филистерства и от легких ответов на сложные вопросы, робкую, но не тенденциозную сатиру «Кафедре» хочется сказать большое спасибо.
Концептуальность фильма беззуба настолько, насколько это необходимо, чтобы не отвлекать от зрелища, которое, как и обещал Леви, определенно удалось.
Чередуя низкие и высокие жанры, «Главный герой», подобно американским горкам, дарит зрителю именно то, за чем он приходит в кинотеатр — чистое развлечение с легкой ноткой воодушевляющей назидательности.
Такой тип девушки-бретера редкий гость на российском телевидении, и в этом несомненное достоинство сериала.
Очевидно выпирающая идея инклюзивности подана изящно потому, что встроена в сюжет изначально и объединяет все три уровня повествования.
Смерть как основной двигатель сюжета пробуждает в Сэнди решимость взять себя в руки и научиться быть ответственным.
Истории про мстящих женщин не то чтобы новы, но в последнее время мелькают на больших и малых экранах слишком часто для того, чтобы счесть это случайностью.
В итоге у Исо и Перлмана получилась ода трагикомичной обыденности, в которой хочется скрыться от всех ее «острых предметов» и колкостей.
«Черный понедельник» не то чтобы безвозвратно плох, но оставляет стойкое чувство усталости от всех этих бессмысленных упражнений в абсурдном и, как кажется, с каждым эпизодом приближается к истечению своего срока годности.
Четвертый сезон ощутимо, если не болезненно, отличается от предыдущих, и первые четыре уже вышедшие эпизоды заставляют усомниться в их удачности.
Вся эта образная конструкция работает, пусть и без блеска, — человеческая сторона Холстона — та, что не стремится превзойти самого себя и забронзоветь в форме идола консюмеризма, — почти неразличима и подавляется к тому же утяжеляющей ее нарочитой визуальной пресыщенностью.