«Целиком и полностью» Луки Гуаданьино: Шаламе и Тейлор Расселл романтично едят людей в 80-е

Станислав Зельвенский

Критик Кинопоиска

Конец 1980-х. Восемнадцатилетняя Марен (Тэйлор Расселл), недавно переехавшая с отцом (Андре Холланд) в провинциальный городок, выскальзывает ночью из дома на девичью вечеринку у одноклассницы. Школьницы красят ногти, играет Duran Duran, Марен посреди разговора с новой подругой откусывает ей палец.

Наутро она, будучи уже снова в бегах, обнаруживает на столе свое свидетельство о рождении и кассету, на которой отец объясняет, почему он ее бросает. Вкратце: с тех пор как в раннем детстве она съела бебиситтершу, он надеялся, что это пройдет, но устал. Девушка отправляется по Америке со смутной идеей отыскать свою мать и в пути встречает других каннибалов. Пожилой Салли (Марк Райлэнс), прежде чем спугнуть Марен, объясняет ей правила игры. Молодой Ли (Тимоти Шаламе) соглашается составить ей компанию.

Последней работой Луки Гуаданьино был солнечный сериал про подростковые искания «Мы те, кто мы есть», предпоследней — отменно пасмурный ремейк «Суспирии». «Целиком и полностью», экранизация young-adult-книжечки Камиллы ДеАнджелис — амальгама этих двух проектов; романтический хоррор о том, легко ли быть молодым каннибалом. Мы те, кто мы есть, когда хочется есть.

Можно было бы сделать из этого очередные «Сумерки», но Гуаданьино, конечно, выбирает более извилистый путь. У него получается мечтательный роуд-муви, размеченный вспышками тошнотворного насилия — что-то вроде «Пустошей» Терренса Малика. Проносятся мимо дайнеры и кукурузные поля, саундтрек Резнора-Росса перебивает Joy Division, людоеды в пролетарской американской глубинке за мили узнают друг друга по запаху.

Тейлор Расселл (в России ее знают, вероятно, по «Клаустрофобам») держится по возможности уверенно в ситуации, когда каждый из ее партнеров не без успеха перетягивает одеяло на себя. В первую очередь это, конечно, Шаламе, которого Гуаданьино когда-то фактически открыл фильмом «Назови меня своим именем», другой историей из той же эпохи (в нынешнем скандале со вторым героем «Назови», Арми Хаммером, как раз фигурирует каннибализм). Нет сомнений, что его персонажа опять распилят в TikTok на сладострастные мемы: печаль во взгляде, кожа да кости (это важно), рваные джинсы, оранжевые волосы. Еще у него трудное детство, и он бисексуален — образцовая проекция тин-аутсайдера 1980-х из 2020-х.

Старшее поколение, понятно, враги. Марк Райлэнс создает один из самых зловещих кинообразов за последние годы: нелепый вид (охотничья шляпа с пером, индейская косичка), вкрадчивая речь и привычка говорить о себе в третьем лице только подчеркивают угрозу, которой сочится этот хищник. В одном эпизоде появляется столь же (хотя и совсем по-другому) пугающий Майкл Стулбарг в компании почему-то режиссера Дэвида Гордона Грина. Тоже короткий и тоже запоминающийся выход у Хлои Севиньи. Наконец, Джессика Харпер, звезда оригинальной «Суспирии», играет редкого персонажа, который не ест людей (но приятнее от этого не становится).

Каннибализм — очень эластичная метафора, и что именно хочет ей сказать Гуаданьино, так до конца и не становится понятным. Не просто же секс? Иногда кажется, что речь идет про бедность (которой в кадре много). Иногда — про мясоедство и вегетарианство (есть сцена, где герои философствуют в коровнике). В любом случае, главная тема тут, как, впрочем, и во всевозможных «Сумерках», — тинейджерские поиски своей идентичности, принятие себя-не-такого-как-все. Наверное, это грубовато, и, например, в «Сыром» Жюлии Дюкурно тема мяса и взросления была развернута элегантнее. Но это такой универсальный, неисчерпаемый сюжет, что он все равно работает.

Марен и Ли — обреченные любовники, не властные над собственной природой — катят в закат, оставляя за собой кровавый след; Бонни и Клайд с детскими травмами наперевес. Куда именно они едут, Гуаданьино с ДеАнджелис толком не придумали, но даже это непринципиально — в роуд-муви, как известно, дорога важнее пункта назначения. Наверное, автор имеет в виду, что научиться ладить с собственным телом можно, начав с чужого, а не наоборот, как мы привыкли, и в этой мысли что-то есть.