«Крови очень мало!»: репортаж со съемок новой черной комедии Кирилла Соколова

Предыдущий, дебютный фильм Кирилла Соколова «Папа, сдохни» поставил российскую прессу в тупик, когда режиссер раскрутил на пятачке двухкомнатной квартиры кровавое торнадо. В итоге авторы рецензий спрятали свою растерянность за стандартными и предсказуемыми сравнениями Соколова с Квентином Тарантино (и Гаем Ричи), а фильм прошел почти незаметно (за две недели кинотеатрального проката его посмотрело чуть меньше 7 тысяч зрителей). Однако после показов на фестивалях за пределами России «Папа» поймал вторую волну популярности и удостоился комплиментов от критиков The Guardian и The Hollywood Reporter, чем заставил российских киноведов в очередной раз устыдиться своей неспособности увидеть гения в родных палестинах.

Новая картина Соколова называется «Оторви и выбрось», и это опять черная комедия. На этом сходства с дебютом, впрочем, более или менее заканчиваются. Вместо столичной квартиры — леса и поля средней полосы, вместо мужских разборок — женские.

Оля (Виктория Короткова) выходит после срока в колонии с твердым намерением начать новую жизнь вместе с дочкой Машей (дебютирующая на экране Софья Кругова). Но мать Оли — властная бабка Вера Павловна (Анна Михалкова) — совсем не собирается отпускать от себя внучку. Ей помогает отец девочки, одноглазый мент Олег (Александр Яценко).

В Тверской области, в окрестностях поселка Раек, знаменитого стоящей тут усадьбой XVIII века, Соколову удалось найти просто фантастическую натуру: виды вокруг Райка в солнечный день напоминают пейзажи на картинах мастеров Итальянского Возрождения. Никаких следов цивилизации, кроме каравана съемочной группы и асфальта шоссе. Асфальт, чтобы он живописно блестел в кадре, постоянно увлажняет поливальная машина.

«Места съемок выбирали долго и мучительно. Концептуально у нас в течение фильма происходит бегство героев к свободе, — объясняет визуальный ряд режиссер, который перед съемками подробно зафиксировал свои замыслы в раскадровках. — Важно было, чтобы природа соответствовала стадиям этого освобождения. История начинается с герметичного, плотного леса; мало воздуха, мало неба, потом сосновый прозрачный лес и финал вот сейчас вообще на поле. Хотелось какой-то графичности. Мы достаточно точно идем по раскадровкам. Хотелось найти ту стерильность, которую невозможно построить в павильоне».

Среди этой стерильности и вековой красоты снуют грязненькие артисты — замызганный Яценко, бомжеватая Михалкова и Короткова с фингалом. Их фактура на контрасте с величественным ландшафтом производит уже почти комический эффект.

«Черная комедия — это очень удобно, — объясняет Соколов причины, по которым решил не отказываться от освоенной в прошлом фильме гротескной эстетики. — На первом плане человеческая драма, отношения внутри дисфункциональной семьи. Но при этом у нас есть кусок в тюремной колонии, есть линия с людьми небольшого достатка, есть линия с нечистыми на руку полицейскими. Короче, есть ряд социальных комментариев, которые комфортно описывать в жанре черной комедии. С одной стороны, все не превращается в глубокую депрессию, а с другой — можно высказаться на какие-то волнующие темы. Наша жизнь сочетает много смешного и трагичного… Короче, я просто люблю такие фильмы».

«Вы же смотрели фильмы Тарантино, Гая Ричи — вот это вот все, — как обычно, чуть потупившись и запинаясь, рассказывает о своей новой работе Анна Михалкова. — Если вы видели первый фильм Кирилла, то знаете, что это очень зрелое кино. Очень мастеровитое. Мне захотелось сыграть у него, потому что в профессии он хоть и недолго, но уже очень интересен как профессионал. Мне кажется, что он понимает больше, чем даже опытные режиссеры. Кроме того, я никогда не играла бабушку, это же очень интересно. И еще Кирилл хорош тем, что не пытается быть Тарковским — никакой морали».

Поспорить о Тарковском мы не успеваем, поскольку актрисе пора в кадр — сегодня на мокром асфальте снимается сцена перестрелки. Ну, то есть как перестрелки: один актер долго и медленно, несколько дублей подряд, перекладывает пистолет из руки в руку. Потом к другому артисту долго крепят пакет с бутафорской кровью, который некоторое время не может нормально взорваться. «Крови очень мало, особенно по сравнению с „Папа, сдохни“, — поясняет Соколов. — Собственно, вы приехали на съемки самой кровавой сцены, но и она будет очень сдержанной. На первом плане отношения между героями, а не аттракционы. А герои все положительные, откровенных негодяев нету. Все хорошие, просто у них проблемы с коммуникацией».

Соколов рассказывает, что одним из источников вдохновения стали рассказы его жены о детстве, но никакого навязчиво психологизма ожидать не стоит. Она сама (Короткова) от разговоров о биографических мотивах отмахивается: «Мне кажется, общего здесь только то, что я в детстве, как и Маша, бегала на барабане». «Это как беговая дорожка, только старая модель», — поясняет сидящая рядом чумазая Кругова. По словам Коротковой, ей было очень интересно сыграть роль «лошары»: «Она в любой ситуации сохраняет незамутненность. То есть дура дурой, но с нее поэтому все и сходит как с гуся вода».

Все это, впрочем, не дает толком никакого представления о том, чего, собственно, ждать зрителям. Короткова хохочет и обещает комедию. Кругова выглядит крайне довольной своим первым киноопытом и единственной сложностью называет проблемы с произнесением фразы «Сдохни, старая карга». Яценко занят тем, что пытается отмыться от бутафорской крови, и ему явно не до наших вопросов. Михалкова обещает ядреный гротеск и говорит о том, что никакого психологизма в предложенном жанре ждать не стоит по определению.

«„Папа, сдохни“ был очень гиковским фильмом, цитаты есть почти в каждой сцене, и мы их специально не маскировали. Здесь будет более стилистически цельная история. Сценарий очень отличается по настроению и подаче. Киноязык тоже несколько иной — надеюсь, и сравнения будут отличаться. Перед съемками я немножко сошел с ума по Дэвиду Линчу, все у него пересмотрел, очень нравится. Уши у нас растут из „Диких сердцем“: тоже роуд-муви, тоже мать гонится за дочерью, сумасшедший Николас Кейдж… В общем, есть некоторое родство. Мы обсуждали, размышляли», — объясняет свой хай-концепт Соколов, и сразу становится понятно, откуда взялись все эти пейзажи без особых примет. Впрочем, режиссер тут же возвращает нас из фантазий о мистическом на землю: «Определенные мотивы из „Диких сердцем“, конечно, взяты, но Линч гораздо более экзистенциальный режиссер, чем я».