Ранние фильмы Карлоса Уго Кристенсена отличались уникальным для своего времени эротизмом и откровенностью. При том, при всем характерном латиноамериканском мелодраматизме, лучшим его картинам («Обнаженный ангел», «Сафо», «Барка «Исабель») были свойственны тщательная прорисовка характеров, тонкий психологизм и отменная работа с актерами, что как раз для Латинской Америки 40-х свойственно не было. Однако заслуги режиссера на родине, в Аргентине, не получили должной оценки, и, устав от бесконечной войны с перонистской цензурой, он отправился искать счастья в других странах континента. Успев стать едва ли не родоначальником национального кинематографа в Венесуэле, Кристенсен на долгие годы осел в Бразилии, где смог, наконец, продемонстрировать всю многогранность своего таланта, выйдя за рамки жанрового кино и заработав репутацию «латиноамериканского Бергмана».

При этом, как ни парадоксально, бразильский период творчества режиссера так и остался в тени его ранних, гораздо более известных сегодня, работ. Возможно, потому, что фильмы, снятые в это время не вызывали в обществе скандала, а может быть и потому, что лучшие из них имели слишком уж пессимистичный взгляд на окружающую действительность и способны были вызвать у особо чувствительных зрителей чувство депрессии и подавленности. «Путешествие за грудью Дуйлии» относится именно к таким работам. Все, что остается в сухом остатке по окончании картины – это полная беспросветность и растерянность человека, осознавшего бессмысленность жизни. Конечно – применительно к главному герою, с которым далеко не все станут себя ассоциировать. Но ведь и гоголевский Акакий Акакиевич тоже – не самый типичный (особенно для нашего времени) персонаж, а первое прочтение «Шинели» еще долго аукается потом щемящей болью в груди.

Вот и Зе Мария из фильма, снятого по рассказу известного бразильского писателя Анибала Мачаду, из породы акакий акакиевичей – тихих скромных людей, оказывающихся бессильными перед ударами судьбы. Впрочем, в отличие от скромного петербургского чиновника, фортуна с бразильским служащим не играла в игры, обходя стороной его скромную жизнь. Просто выслужив срок и выйдя на пенсию, пожилой человек внезапно обнаружил, что остался совсем один. Более того, его тихое существование на протяжении последних сорока лет не оставило ему ни воспоминаний о значимых событиях, ни друзей, ни даже врагов. Коллеги по работе остались в прошлом, их нынешние интересы далеки от Зе Марии, целей на будущее он никогда не ставил, хорошая пенсия обещает безбедную старость, но вот оказывается, что жить он совершенно не умеет, а учиться уже поздно.

Осознавая раскрывающуюся перед ним всю бездну одиночества, привыкший жить только для себя герой хватается за призрачную соломинку: за воспоминание о девушке, которую когда-то 15-летний Зекинью любил подростковой любовью. Оказывается, обнаженная грудь деревенской соседки – единственное сильное воспоминание 60-летнего человека. И, в надежде, что обладательница этой груди, первая сельская красавица Дуйлия продолжает ждать обещавшего когда-то вернуться к ней красивого паренька, Зе Мария отправляется в долгий путь в родную деревню.

Можно ли второй раз войти в одну реку? На этот вопрос однозначный ответ дал еще древнегреческий философ Гераклит. А уж если река покинута больше сорока лет назад, то даже и на берегу том же самом посидеть не удастся. Кристенсен жесток к своему герою, точно так же, как и исполнивший главную роль Родольфу Майер. Их Зе Мария, конечно, вызывает жалость, но вот сочувствовать прожившему жизнь исключительно для себя человеку уже не получается. Наивный в своем эгоизме, он уверен, что все вокруг живут также, как он, и теряется, при столкновении с иным отношением к жизни. Зе Марию оскорбляет, что на похоронах его старого знакомого ведутся разговоры об обычных, повседневных вещах; ему наносит тяжелый удар осознание, что уход на пенсию столь ответственного сотрудника отдел даже не заметил; он не понимает молодежь и принимает за чистую монету желание бывшего коллеги немного развлечься за счет старика.

Одна мелкая неприятность накладывается на другую, раздражение копится, а выплеснуть его некуда и не на что. Если единственным светлым пятном в жизни является воспоминание о груди соседки – это страшно. А если к этому добавить уверенность в том, что эта самая соседка продолжает ждать юного Зекинью и стоит тому войти в ее дом, как все сразу наладится – то в груди сразу же поднимается чувство отчаяния. И пусть вы не такой, как Зе Мария (и уж точно не такой, как его близнец из России XIX-го века Акакий Акакиевич), но справиться с подступающим чувством тоски и отчаяния будет очень не просто. Конечно, таится у зрителя робкая надежда на хэппи-энд, но фальшивость подобной развязки была бы слишком разочаровывающа, чтобы повлиять на общее впечатление от фильма.

Рисуя образ Зе Марии, Кристенсен вместе с актером словно сами боятся его участи. Им страшно перед подступающей старостью, перед одиночеством, перед Вселенной, что слишком велика для одного человека. Поэтому финал «Путешествия» может оказаться любым (в конце концов, даже Чапаев мог бы переплыть Урал), но сути это уже не изменит. Аргентинский режиссер снял один из своих самых сильных фильмов. Но берегитесь – эта сила вполне может увлечь вас в бездну разочарования…