Фильм, который в момент выхода посчитали оглушительным провалом, к началу 2000-х вдруг оказался для критиков и любителей кино вовсе не так уж плох. В свое время Андерссону не простили многого: условного, будто лишенного всяких определенных особенностей хронотопа, своеобразного evryplace, если можно так выразиться. Пространство интересует режиссера как воронка провинциального, где время не просто размеренно, а ритуально поделено на определенные отрезки, но за самим ритуалом ничего не кроется, кроме разве что псевдосмысла. Не зря так раздражен директор гостиницы, когда в его ресторан перестало приходить начальство (что за начальство? почему начальство? мы так и не узнаем). Дело не в падении престижа заведения, а скорее в выпадении из принципиальной повторяемости. Парадокс, но истина: лучше неизбежно закручиваться в водовороте по направлению к смерти, чем пытаться найти свой способ движения.
В мире фильма у героев есть своя амплитуда перемещений, но ее трудно посчитать осмысленной. Андерссону совершенно безразличны почти все персонажи, разве что за исключением определенных физических особенностей, да и то на уровне кто-то потолще, кто-то потоньше. В конце концов все места похожи друг на друга, и в каждом ресторане будет разложен примерно тот же пасьянс из людей, предметов и занятий.
Из этого ряда несколько выделяется криминально-авантюрный друг главного героя, но он же (еще один парадокс) воплощает собой одно из проявлений тщеты. Считая, что проблема в отсутствии денег он, конечно, озвучивает типичный люмпен-тезис. Тема денег вообще-то так или иначе намекает на Достоевского, но в отличие от него не становится актантом социальной действительности. Если деньги - это знаки, то что они могут значить для хронотопа с сильнейшим семантическим дефицитом, делающим как бы непрозрачным самих героев фильма? К примеру, только ленивый не сравнивает этот фильм с Кафкой, ставя акцент на эффекте абсурдизации и типичной замкнутости хронотопа, из которого есть выход, но в сторону противоположную смыслам. Меж тем влияние Кафки, на мой взгляд, в совсем другом, и это объясняет грандиозную неудачу фильма. Почему бы не считать стиль 'Гилиапа' кинематографическим эквивалентом литературного стиля Кафки? Ведь несмотря на пристрастие к внешне модернистской параболичости, Кафка излагает свои ситуации языком донельзя сухим, по сути, медленным, как принципиально антисобытиен и Андерссон (редкие исключения подчеркивают эту мысль, каждый раз заканчиваясь какой-нибудь тотальной неудачей). Режиссер не впускает в свой фильм какие-нибудь нелепости совсем условного языка, напротив, за исключением размытости хронотопа, он 'реалистичен'. Но это и есть эффект типичной модернистской параболы, которая, не являясь классическим иносказанием, ибо оно должно опираться на точно явленную нам знаковость, дает нам только возможность знаков, поэтому когда мы смотрим такой фильм, мы проводим время в своеобразном ожидании у сухого дерева, не понимая, что принцип времени не работает.
Главный герой - это герой, с которым уже ничего не случится. И дело не в законах сюжета, но в законе существования в обморочном, межеумочном мире, внешне похожем на наш, но имеющим черты своеобразного агностицистского чистилища, как это ни странно звучит. Мир Андерссона - это не мир, оставленный богами, это мир, оставляемый знаками. Он может дать только кратковременную надежду, но сошедшему на землю с борта корабля капитану так никто и не позвонит, а главный герой останется с еще большей пустотой в себе, которая, впрочем, все равно совсем не трагична. Трагедия отменена. Да здравствует текст.
7 из 10
