«На Западном фронте без перемен»: батальное полотно, которое зрелищно обличает милитаризм

Станислав Зельвенский

Критик Кинопоиска

«Что-то я не так себе это представлял», — растерянно произносит новобранец-доброволец, вычерпывая каской грязную жижу из траншеи. На дворе весна 1917 года. Еще вчера 17-летний Пауль Боймер (Феликс Каммерер) и его друзья, прежде чем записаться в армию и отправиться на север Франции, с восторгом слушали патриотическую речь учителя про «железную молодежь Германии», которая со дня на день будет маршировать по Парижу. Вместо Парижа и славы их ждут мучения, позор и смерть.

Прославленный антивоенный роман Эриха Марии Ремарка был с успехом экранизирован в Голливуде сразу после публикации: одноименный фильм Льюиса Майлстоуна, победитель «Оскара-1930», стал хитом и по сей день смотрится прекрасно. Но экранизацию на языке оригинала пришлось ждать почти век — через запрет книги при нацистах, новую войну, распад и воссоединение страны, десятилетия коллективного покаяния. У нынешней версии интернациональный лоск: дистрибьютор — Netflix, сценарий написали британцы, режиссер — Эдвард Бергер, вышедший в последние годы с немецкого телевидения на глобальный уровень («Террор», «Патрик Мелроуз», «Ваша честь»). Но все равно это продукт «сделано в Германии», и на фильм давит огромный символический груз. С которым авторы при всех оговорках скорее справились, чем нет.

Общая канва романа, естественно, сохранена: вместе с юным Паулем мы торчим в окопах, где он теряет одного за другим друзей и постепенно — веру в осмысленность происходящего. Название неспроста стало крылатым выражением: как напоминают финальные титры, линия Западного фронта за четыре года Первой мировой почти не сдвинулась, и миллионы солдат с обеих сторон погибли, просто стоя на месте или с боем переходя из одной траншеи в соседнюю.

При этом сценаристы (среди них странным образом чемпионка по триатлону из Шотландии) весьма вольно обошлись с частностями. Это касается и судеб однополчан Пауля, из которых полноценным героем в фильме остался только его старший товарищ Катчинский (очередная превосходная работа Альбрехта Шуха из «Берлин, Александерплац»); и, например, поездки Пауля домой и его отношений с родителями — всё это просто выкинули.

Зато авторы посчитали нужным как следует обозначить исторический фон. Основная часть действия происходит здесь в последние дни войны в ноябре 1918-го, и параллельно с мытарствами Пауля мы наблюдаем, как германская делегация во главе с умеренным политиком Маттиасом Эрцбергером (Даниэль Брюль) подписывает с угрюмым маршалом Фошем Компьенское перемирие. Нет уверенности, что Эрцбергер был так уж необходим этой истории (помимо того что появилась роль для повсеместно известного немецкого артиста). Но отчасти эта линия написана, видимо, в порядке ликбеза, а отчасти — для того, чтобы поставить «На Западном фронте» в контекст грядущих событий и показать, откуда в Германии появились ростки ресентимента. С той же целью еще введен несколько карикатурный генерал с пышными усами, за сытным обедом с тоской вспоминающий времена Бисмарка. Эти маневры могут показаться глуповатыми, но они ставят неожиданные, дающие пищу для размышлений вопросы — например, не следовало ли союзникам обойтись с побежденной Германией поласковее и ценой терпимых компромиссов избежать, возможно, того, что произошло потом.

Как боевой рапорт «Фронт» тянет сравнить с «1917» Сэма Мендеса, и на круг сравнение будет не в пользу немцев — хотя в ремесленном отношении фильм сделан на очень достойном уровне, техническое преимущество англичан слишком велико. Но более уместно здесь будет вспомнить, пожалуй, зрелого Никиту Михалкова. Тут и совершенно славянское умиление природой — едва ли не первое, что мы видим, это мирно спящая лиса с лисятами. И сентиментальность, плохо замаскированная под грубость. И слегка нездоровое увлечение красноречивыми деталями. Форма, снятая с убитого и доставшаяся мобилизованному. Переходящий от солдата к солдату платочек, благоухающий француженкой. Сразу несколько многозначительных реприз, связанных с естественными отправлениями.

Режиссер Бергер, не чуждый живописным эффектам даже в сериалах, опасно ходит по краю: еще шаг, и «Фронт» мог бы превратиться в любование смертью. Труп, застрявший высоко на дереве, траурный зал с жертвами газовой атаки, красиво раскиданные тела на мерзлой земле — все это снято с таким вкусом, такой сдержанностью и такой эстетической дистанцией, что этический посыл грозит там затеряться. А зритель рискует утонуть в лирических паузах почти бессюжетного («без перемен», напомним) двух с половиной часового полотна. Но в ударные моменты, а их немало (больше всего запоминается, наверное, атака французской бронетехники), это чертово немецкое качество начинает работать на полных оборотах. Композитор  Бертельман дает фору Хансу Циммеру. На измазанных грязью лицах сверкают голубые, как воды Рейна, глаза. Камера взлетает, как птица, и вгрызается в землю, как крот. В хорошем антивоенном фильме непременно должен прятаться хороший военный — этого недостаточно, наверное, но это уже что-то.