Фильм «Отбросы общества» посвящен разнорабочим, которые съехались со всей Великобритании в Лондон и работают на стройке, ремонтируя старый дом.
Метод режиссера — показывать самую обычную жизнь. Герои фильма работают, ищут жилье, обсуждают безработицу, ругаются друг с другом, отмечают праздники, веселятся. С самого начала ленты оказывается, что их жизнь ничуть не скучнее хорошего фильма. Ведь в ней есть место и комичным происшествиям, и романтическим приключениям, и по-настоящему трагичным событиям. При этом сразу становится понятно, что действие ленты настолько универсально для нашего общества, что может происходить и, например, в современной Москве.
За бытовыми «мелочами» режиссер не забывает о главном предназначении искусства. Складывая эпизоды, как мозаику, Кен Лоуч показывает и общую картину социальных порядков.
Рабочие строят элитные апартаменты для богачей, а сами вынуждены захватывать пустующие квартиры в старых домах. Начальство стройки экономит на страховке и зарплате рабочих, строительных лесах и даже туалете для подчиненных. При этом считает героев фильма неисправимыми лентяями и паразитами.
Сам главный герой Стив олицетворяет парадоксы, которые порождает современное общество в сознании рабочего человека.
Освободившись из тюрьмы, он уезжает из родного Глазго в поисках лучшей жизни. Устроившись на стройку, Стив мечтает о своем маленьком деле — магазине по продаже нижнего белья. «Быть разнорабочий — такое дерьмо. Лучше продавать трусы», — на полном серьезе заявляет он.
Все это создает атмосферу Англии начала 90-х годов прошлого века, которая пытается прийти в себя после социального террора Маргарет Тэтчер. Ее успешно дополняют разные кинематографические мелочи вроде граффити «Классовая война» на стене дома и районной шпаны, которая тусуется в подъезде, промышляя кражами и наркотиками.
Из элементов этой мозаики складывается и образ самих рабочих. Он ничуть не приукрашен: они могут украсть со стройки и продать инструменты, выпить пива по выходным, позубоскалить над пошлыми шутками приятелей. Но в тоже время зритель получает представление и о рабочей чести. Герои готовы помочь новому коллеге найти жилье и обустроить его, вместе осуждают желание одного из рабочих нажиться за счет других, отстаивают достоинство своих подруг, заботятся о семьях, пытаются вместе противостоять обнаглевшему начальству.
«Депрессия — это для буржуев, а не для рабочих», — говорит главный герой своей подруге. Объясняя таким образом, что у него нет времени на уныние, и он не хочет превращаться в социального паразита.
Первая половина фильма производит очень легкое впечатление. Это скорее веселый рассказ о непростой жизни взрослых мужчин. Но примерно с середины ленты реальность начинает брать свое. Режиссеру удается показать многие проблемы, с которыми сталкивается практически каждый человек при капитализме – произвол работодателя, семейные неурядицы из-за бытовых проблем и разрушенных планов на жизнь, наркомания. Все это он показывает через призму жизни главных героев.
Конфликт на стройке между рабочими и начальниками постепенно накаляется. Дело доходит до насилия. Полиция, конечно, оказывается на стороне избитых боссов. Кульминацией становится несчастный случай — наивный темнокожий парень, мечтающий о переезде в Африку, падает со строительных лесов, о ненадежности которых рабочие постоянно твердили. В итоге, главный герой решается на «дикую» акцию протеста. Отчуждение от результатов собственного труда находит наглядное воплощение на экране — новые «луддиты» поджигают дом, который они ремонтировали на протяжении всего фильма.
Такой конец — вовсе не призыв со стороны режиссера. Он просто документирует реальность. Разнорабочие, иммигранты, вчерашние заключенные использовали самый простой, понятный и быстрый способ отомстить обидчикам, которые их унижают. К тому же все открытые формы протеста не дали результата, а привели лишь к увольнениям и вмешательству полиции.
Самому режиссеру близок совсем другой подход. Недаром одно из центральных мест в фильме занимает разнорабочий Ларри. Неказистый, немного смешной увалень в очках постоянно пытается сагитировать своих друзей, рассказывая им про профсоюзы, классовое расслоение общества, необходимость организованной борьбы.
«Он из Глазго, я из Ливерпуля, он из Бристоля. Мы приезжаем со всей Британии и деремся из-за работы. А у тех, кто наверху — нет никаких проблем. Пока мы тут деремся — они спокойны!» – выдает актуальную и для современной России тираду Ларри во время одной из политбесед.
Очевидно, что финальный жест героев не решит ни одной проблемы, он лишь даст повод позлорадствовать над господами.
Пожар в фильме – это скорее интересная метафора. Рабочих постоянно сопровождают крысы, которые живут на стройке, бегают по зданию, делают гнезда в подвале. Учитывая название ленты, складывается впечатление, что режиссер сравнивает их друг с другом.
Но финальный пожар расставляет все на свои места. Если в начале фильма крысы вольготно копошатся в строительном мусоре, то в конце – мечутся в пламени пролетарской мести. Вывод режиссера очевиден: работяги со стройки – не крысы. Настоящие отбросы общества – это начальство строительной компании и все «хозяева жизни», которые готовы ради своих прибылей разрушать будущее обычных людей.
Фильм в нашем прокате называется «Отбросы общества». И тут розовые очки упали с моих глаз, потому как понятие «отбросов» в нашем и британском обществе как-то очень различаются. Герои фильма – рабочие на стройке, которые тяжелым трудом зарабатывают свой хлеб, терпят пренебрежительное отношение прораба, но при всем этом не теряют оптимизма.
Второй момент непонятный мне в этом фильме момент, это заявленный жанр – комедия, драма. В фильме есть от силы пара моментов, которые можно назвать смешными. На этом непонятки заканчиваются)
Кен Лоуч – поэт непривлекательного быта, знаток социальных драм. Это режиссер умеющий снимать обыкновенные предметы так, что они приобретают красоту и лиричность, даже если это всего лишь старое кресло в углу или видавшая виды входная дверь. Все эти мелочи вдруг становятся значимыми и сентиментальными.
Удивительно молодой и как всегда прекрасный Роберт Карлайл. Я не знаю, как ему это удается – жест там, взгляд здесь и как всегда - проникновенный образ. Чего стоит только эта сцена с тортом и задуванием свечей.
Карлайл играет молодого шотландца по имени Стив, который устраивается разнорабочим на одну из лондонских строек. Вскоре он знакомится с Сьюзен, мечтающей стать певицей. Кроме того она страдает от нервных срывов и доводит до белого каления даже вполне уравновешенного Стива. Мне было удивительно, как долго он ее выносил.
И во всей этой поэтичной банальности социальных низов раскрываются сложные характеры главных героев.
Молодой шотландец Стив выходит из тюрьмы и устраивается работать на стройку. Почти сразу у него завязываются отношения с девушкой Сьюзен, которая собирается стать певицей, но подсаживается на наркотики, поэтому Стив также быстро с ней расстаётся. Дойдя до некой критической черты, он, будучи интровертом по натуре, начинает действовать всё более решительно, в частности хочет отомстить бригадиру за смерть своего напарника, трагически погибшего на стройке...
Социальные низы, проблемы рабочих кварталов, безработицы и бедности продолжают оставаться главными объектами внимания для британского режиссёра Кена Лоуча. Он чуть ли не в одиночку продолжает культивировать немодный реалистический стиль английской киношколы, получившей не совеем удобоваримое название - «кухонная раковина».
Лоуч, начав работать в большом кино в конце 1960-х, взял за ориентир традиции той английской школы, которая в конце 50-х была создана молодыми режиссерами, объявившими себя поколением «рассерженных». Лоуч показывает социальных аутсайдеров в стиле близком документальному, как бытописатель, находящий вдохновение в демонстрации маленьких радостей заурядных людей. Они не могут подняться вверх по социальной лестнице и поэтому вынуждены довольствоваться тем немногим, чем наделила их незавидная судьба.
Фильм получил премию критиков на Каннском фестивале и был назван лучшим европейским фильмом года. И тут будто прорвало: все последующие фильмы Лоучу уже неизменно давали что-то очень престижное - то в Канне, то в Венеции, то в Берлине. Похоже, он занял ту нишу, которая к концу века оказалась свободна.