Вигго Мортенсен: «„Зеленая книга“ делает людей счастливыми»

В прокате — «Зеленая книга» Питера Фаррелли («Тупой и еще тупее»), мелодраматическая история возникновения крепкой дружбы между афроамериканским пианистом-геем, академическим музыкантом, имеющим степень (Махершала Али), и его белым водителем, хамоватым мачо из Бронкса, не лишенным расовых предрассудков (его как раз играет Мортенсен). «Зеленая книга» — важный участник оскаровской гонки. Только что она получила три «Золотых глобуса» как лучший мюзикл/комедия, за роль второго плана (Али) и за лучший сценарий.

КиноПоиск поговорил с Вигго Мортенсеном о том, почему его герой — хороший парень, а Питер Фаррелли — тонкий режиссер. Ну, и о добром кино тоже.

— Как вы считаете, «Зеленая книга» — это не слишком наивное кино по нашим временам?

— Вы фильм-то вообще смотрели? Я вот не встречал такой единодушной реакции зрителей, такого отклика, как в Торонто после премьеры «Зеленой книги» (читайте тут наш отчет о первом показе фильма в Торонто. — Прим. ред.). Честно. А я ведь довольно пожилой человек. Причем я присутствовал на трех показах, два из которых добавили в последний момент, что называется, для простых людей. Торонто, кстати, вообще самый приятный фестиваль на свете, потому что он не про награды («Зеленая книга» получила в Торонто приз зрительских симпатий. — Прим. ред.).

Короче, мне позвонил Ник Валлелонга, сын того парня, которого я играю в фильме, и пригласил на встречу с публикой, на Q&A. И вот эти простые зрители встретили нас стоячей овацией. «Зеленая книга» делает людей счастливыми, поверьте.

— Значит, вас нисколько не обижает этот термин, уже прозвучавший в рецензиях — «доброе кино»?

— Знаете, у нас сейчас как бы промотур, и на каждой пресс-конференции ваши коллеги, очень вежливые, произносят одну и ту же фразу: классное кино, но оно же сугубо развлекательное. «А что тут плохого?» — всегда хочется мне переспросить. Зачем этот союз «но» посередине предложения? Снять кино, которое бы развлекало и воодушевляло людей одновременно, это очень трудно. И, главное, наше кино говорит о множестве социальных проблем: расизм, классовое расслоение, культурные барьеры, коммунитаризм (социальное устройство, при котором граждан объединяют общие ценности, способствующие развитию низовых общественных связей. — Прим. ред.). С момента описываемых в фильме событий прошло больше полувека, а воз и ныне там. Современная Америка не самое оптимистическое зрелище.

Так вот, возвращаясь к доброму кино. Журналистам кажется: а, ну, это Питер Фаррелли, внятного высказывания тут не жди. А я считаю, что Питер — это Престон Стёрджес наших дней. И я так рад, что наконец-то он участвует со своей картиной в серьезных фестивалях и на него больше не смотрят свысока, как на автора тупых комедий про пердеж. Он обладает уникальным талантом говорить о важном, не прибегая к тяжеловесной форме, оставаясь в границах столь любимого им жанра. Знаете, можно снять серьезную документальную картину, в которой каждую минуту ты будешь говорить о вопиющих несправедливостях, и в итоге ее посмотрит полтора человека. А «Зеленая книга» разговаривает со зрителем вкрадчиво, без напряга, зритель смеется, но где-то понимает, что смех-то сквозь слезы.

— Скажите, так уж сильно эволюционирует ваш герой в картине? Кажется, он с самого начала гораздо терпимее большинства в вопросах расы.

— Да, вы правы. Скорее, именно Док (герой Али — Прим. ред.) больше меняется к концу фильма, нежели Валлелонга. И я вам объясню почему. Он просто очень хороший человек. Так бывает. Да, он необразован, неотесан, у него чудовищные манеры. Он говорит с набитым ртом, беспрестанно курит, навязчив. Но его культурный уровень не так уж низок, если разобраться. И очень характерно, что он, например, знает и любит джаз в разы лучше, чем Док, хотя тому вроде как полагается, ведь это черная музыка. На первый взгляд, Валлелонга глуп, но это неправда. Он интуитивно чувствует вещи, даже очень тонкие.

— До съемок вы знали про справочник «Зеленая книга»?

— Я знал, хотя это чистая случайность. Даже большинство афроамериканцев никогда не слышали про «Зеленую книгу». Все-таки определенный прогресс налицо. Этот мир, наверное, стал чуть лучше, чем был в 1962-м. Как-то на барахолке я купил детям в подарок книжку, которая называлась «Руфь и „Зеленая книга“» про маленькую девочку, отправившуюся с семьей на Рождество в гости к бабушке из Чикаго в Сиэтл через всю страну. И таким образом я узнал о том, что во времена расовой сегрегации черному населению в помощь был издан справочник, в котором были перечислены все гостиницы и рестораны США, принимавшие у себя афроамериканцев или, как их тогда называли, Джимов Кроу.

— Вас не удивило предложение Питера Фаррелли сыграть италоамериканца, особенно в контексте последних тенденций, всех этих требований общественности, что трансгендера должен играть настоящий трансгендер (см. скандал со Скарлетт Йоханссон), цыгана — цыган и так далее?

— Хороший вопрос. Вообще сильно удивило. И я даже испытывал определенный стресс, потому что искренне считаю, что в Голливуде полным-полно отличных италоамериканских актеров, которые, наверное, по логике вещей должны были оказаться на моем месте. Но Пит меня убедил. Он сказал, что если я смог сыграть русского бандита в «Пороке на экспорт» или Фрейда в «Опасном методе», то уж Валлелонга для меня — дело плевое. И что он не хочет очевидных кастинговых решений. И мне кажется, что я в итоге неплохо вписался. Вы знаете, что почти все члены семьи в фильме не профессиональные актеры, а настоящие родственники Валлелонги? И на площадке была масса смешных моментов.

Старшее поколение семьи Валлелонга тоже присутствовало, и они постоянно подворовывали еду из реквизита, потому что просто не понимали, как можно пройти мимо тарелки с канноли. С едой вообще целая история. Когда я впервые познакомился с семьей Ника, они беспрестанно говорили о моем герое. И из их рассказов получалось, что все-то он делал превосходно — и пел, и плавал, и танцевал, и в карты никогда не проигрывал. Но когда я у них спросил, что он любил делать больше всего, почти единогласно они ответили: есть и курить, часто одновременно. И так стало очевидно, что мне придется набрать десяток-другой килограммов.

— В фильме много классных сцен, а какая больше всего нравится вам?

— С пиццей. Это самый смачный момент «Зеленой книги». И это не выдумка. Именно так он с пиццей и расправлялся — складывал макси-формат вчетверо (в фильме Мортенсен складывает пиццу вдвое. — Прим. ред.) и съедал за пару минут, как обыкновенный сэндвич. Мужик, че.