Парадоксально, но факт, что фильм, убивший Тео ван Гога, фактически, авторству ван Гога не принадлежал. Нет, он его, конечно, снял, смонтировал и показал, но привыкший всегда и во всем полагаться только на себя, следовать только своим собственным желаниям и идеям режиссер и журналист в случае с «Покорностью» оказался не лидером, а ведомым. Человеком реализующим чужую мысль, овеществляющим чужие комплексы и произносящим чужие максимы. Другое дело, что в тот момент времени он в значительной степени разделял радикальные воззрения автора сценария и главного вдохновителя появления «Покорности» на свет Айаан Хирси Али, но вряд ли по собственному желанию обратил столь пристальное внимание на положение женщины в исламском мире.
Более того, в своих воспоминаниях Али пишет, что даже приступив к работе над фильмом, ван Гог не собирался идти настолько далеко. «Я не собираюсь вываливать на экран твои комплексы» – говорил он во время одной из ссор во время съемок. Но в результате фильм получился именно таким, каким его видела Айаан. Бескомпромиссным, вызывающим, выражающим открытое неприятие исламской религии. Позднее Али неоднократно подчеркивала, что не видит разницы между исламским экстремизмом и исламом как таковым, что не существует «умеренного ислама», что мусульмане априори враждебны Западной цивилизации и культуре и т.п. То есть была последовательным противником мультикультурного общества и политкорректности, примыкая к крайне правым кругам политического спектра сначала Голландии, а потом и США. И суть «Покорности» именно в этом. Продемонстрировать слишком сытой и самоуверенной Европе опасность существования внутри нее совершенно иного общества, основанного на патриархальных принципах, на торжестве обычаев над правом, на примате религиозного над рациональным и т.д., и т.п. То есть того самого общества, от которого Айаан бежала. И встретить проявления подобного мировоззрения там, где Хисри Али рассчитывала найти от них защиту, оказалось для нее невыносимо.
И когда радикализм сомалийки, вызванный вполне объяснимой боязнью перед наступлением ислама на едва обретенный ею уютный мирок, соединился с неким добродушно-обывательским национализмом голландца, воспринимавшего мусульманских иммигрантов на уровне «понаехали тут», получилась «Покорность». Ван Гог, по воспоминаниям знавших его, готов был «троллить» всех и вся, не обращая внимания на лица, положение и звания. Ни тактом, ни чувством самосохранения, ни мудростью он при этом не отличался. Айаан сумела направить его энергию в нужную ей сторону. В результате получился злой, лишенный сантиментов и очень прямолинейный памфлет, от каждого кадра которого веет сарказмом в отношении ислама.
Доскональное знание Корана, закаленность в многочисленных богословских дискуссиях в бытность Хирси Али активисткой движения «Братьев-мусульман» не оставляют сомнений, что каждый кадр «Покорности» был продуман. Возможно, об этом не подозревал Ван Гог, но Айаан сознательно и откровенно шла на провокацию, рассчитывая, что ее послание найдет отклик в голландском обществе и заставит обратить внимание на проблемы с иммиграцией. Полуобнаженное женское тело с сурами из Корана, издевка в голосе, произносящем слова из Писания, вызывающие позы – Али бросала перчатку тем, кого считала своими личными врагами. А ван Гог служил здесь только передаточным звеном, сумев яркими клиповыми образами визуализировать ненависть Хирси Али.
Но ответный удар обрушился на посредника. Конечно, Айаан не желала такой судьбы для ван Гога. Но не предвидеть ее не могла, о чем, кстати, в своих воспоминаниях пишет честно и откровенно. Зато подобный ответ на появление фильма стал для «Покорности» лучшим откликом. Хирси Али добилась чего хотела – поставила вопрос об исламе в Европе ребром, подняла упавшее было после смерти Орианы Фаллачи знамя противников мультикультурализма в среде интеллигенции и запустила новую волну протестов против нелегальной иммиграции. А потому и оценивать «Покорность» с точки зрения художественности или даже нравится / не нравится – дело совершенно безнадежное. Это явление политики, а не культуры. А то, что политический манифест стоил жизни одному из его создателей: так ведь «лес рубят – щепки летят». Цинично? Но за годы политической карьеры Айаан Хирси Али она давно уже перестала быть наивной сомалийской девушкой, приехавшей в Европу искать свободу. Если вообще когда-нибудь такой была.
Причиной жестокого убийства яркого общественного деятеля и успешного кинематографиста Теодора Ван Гога явился короткометражный фильм для телевидения «Покорность: часть 1». 8 выстрелов исламского экстремиста в потомка знаменитого живописца автоматически повышают ценность данной работы в глазах общественности и вызывают сожаление по поводу «неслучившейся» второй части. Быть убитым, должно быть, обидно. А умереть за профанацию – обидно вдвойне. Как не жалей, действительно, талантливого художника, а назвать «Покорность» произведением искусства достойным затрагиваемых в нём проблем, не представляется возможным.
Строго говоря, это не кино, а ассоциативный видеоклип. Несколько девушек рассказывают высокопарным литературным языком о том, как их угнетают в родных мусульманских краях. Насилие исходит от мужчин, как правило, членов семьи. Всему виной Коран, интерпретируемый мужским населением автократичных «мужских» государств с учётов своей патриархальной выгоды, из которой следует, что женщина – скот, с которым и поступать нужно как со скотом. Инсценировка представляет собой отточенный сценарий, произносимый женскими голосами на фоне павильонных декораций в стиле телерепортажей «Аль-Джазиры». Девушки в чадре и лиц мы не видим. Зато, за прозрачной имитацией восточных одеяний можно отчётливо разглядеть более интимные места героинь. Визуальной наполнение каждой «исповеди» передаётся дополнительными угнетающими кадрами исполосованных и разбитых в кровь тел.
Политические взгляды победили и выкинули художника на чуть мене, чем 11 минут. Ангажированная манерная зарисовка служит типичной антиисламской провокацией. Дело не в том, что проблемы, о которых вещают с экрана мученицы в чадре, не имеют место быть, а в том, что им нет места в «Покорности». Провокативно вырванные из контекста суры Корана вкраплены в прямолинейные россказни про домашнее насилие таким образом, чтобы лишний раз подогревать шовинистический интерес. В сексуально раскрепощённой и демократичной Голландии не такое серьёзное отношение к дифференциации полов, но это не даёт право осуждать бытовой уклад иных стран и травить на них «добропорядочных» и, ни черта, не смыслящих в религии «домохозяйственных» потребителей «европеоидного» сообщества. Либо перед нами глупость, либо расчёт. Скорее всего, и то, и другое.
Иллюстративный памфлет раздражает контрастом формальной восточной стилистики и универсальной содержательностью. Пошлые по стилю байки про рукоприкладство и инцестуальное совращение не являются характерными именно для мусульманских стран. Они, по статистике даже не в двадцатке. Отцы насилуют дочерей чаще всего в «благополучной» Америке и эта проблема, в принципе, не решается. Если же Ван Гог ратовал не за решение болезненного вопроса, а за элементарное наличие «права голоса» у женского населения, то это уже подтасовка фактов. За столь откровенной антиисламской направленностью ролика стоит трусливая попытка проекции европейских и американских социальных проблем на далёкую чужую, между прочим, более древнюю культуру. Объект нападения – Коран, цитаты из которого вылетают не только из уст дев с красивыми глазами, но находят своё место в кровяных подтёках кожного покрова.
Было бы неуместно упоминать античное понимание роли фатума в судьбе убитого режиссёра, но рок безжалостно исполнил своё чёрное дело, вернув, в десятикратном размере постановщику, порцию агрессии, брошенную им в «толерантный», «демократичный», «человеколюбивый» мир.