В издательстве Inspiria вышел роман «Кадавры» писателя и эссеиста Алексея Поляринова, финалиста премий «Большая книга» и «НОС», автора книг «Риф» и «Центр тяжести», сборников «Почти два килограмма слов» и «Ночная смена», а также переводчика (совместно с Сергеем Карповым) «Бесконечной шутки» Дэвида Фостера Уоллеса и «Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино. Галина Юзефович уже прочитала «Кадавров» и делится впечатлениями.
Галина Юзефович
Литературный критик
Если на протяжении последних лет вы читали литературную эссеистику Алексея Поляринова, то вышедший из-под его пера роман в жанре не то антиутопии, не то постапокалиптики едва ли сильно вас удивит. Сложно же, в самом деле, столько лет публично превозносить Кормака Маккарти и ни разу не попытаться самому написать что-то подобное. Не случайно первая же часть «Кадавров», новой книги писателя, озаглавлена «В дороге», отсылая тем самым к наиболее известному (и наиболее жуткому) роману Маккарти — антиутопической и постапокалиптической «Дороге».
Впрочем, мир, который конструирует Алексей Поляринов, куда менее жесток, чем мир Маккарти.
В сущности, это просто узнаваемая Россия недалекого будущего, на очередной исторической развилке (мы даже догадываемся, на какой именно) свернувшая не туда.
После недавней гражданской войны южные территории страны фактически оккупированы Китаем, жизнь в России не нищая и даже не страшная, но обшарпанная и скудноватая, перспективы скромные, общая атмосфера затхлая. Даша и Матвей, брат и сестра, едут через депрессивный российско-китайский юг — от Ростова до Пятигорска — на раздолбанной Матвеевой «Ниве». Даша — ученая из немецкого научного института, Матвей — нанятый ею водитель и решала, таскающий оборудование и (по крайней мере, в теории) разбирающийся с бытовыми проблемами. Брат с сестрой не общались много лет, но сейчас им вместе предстоит исследовать то, что на деликатном официозе называется «мортальными аномалиями», а на безжалостном народном языке — кадаврами.
За 10 лет до описываемых событий по всему югу России внезапно начинают появляться мертвые дети, ледяные, неподвижные и нетленные, как статуи. Переместить или уничтожить их практически невозможно, совсем уж игнорировать сложно, но адаптироваться и жить рядом вполне реально — ну а что, стоят себе, никого не трогают. Некоторые люди видят в кадаврах своих умерших родных, в ком-то мертвые дети пробуждают иррациональный страх и агрессию, кого-то оставляют равнодушными. Но, главное, параллельно с появлением кадавров начинаются странные выбросы соли: засаливаются плодородные некогда почвы, гибнет скот, соль оседает на одежде, портит вкус еды, проникает в жилища… Сейчас эти выбросы резко усилились, земли юга, да и не только юга, на грани экологической катастрофы, и Дашин институт пытается понять, что же спровоцировало изменения.
Даже самая фантастичная, максимально оторванная от жизни антиутопия — это всегда отклик на страхи дня настоящего, попытка выкрутить их на максимум и, возможно, тем самым предотвратить реализацию наихудшего сценария. Самым большим страхом классических антиутопий ХХ века были разные формы тоталитаризма — именно о них писали Евгений Замятин в «Мы» и Джордж Оруэлл в «1984». Современность предлагает более широкую палитру страхов, а поскольку уровень тревожности по всему миру зашкаливает, именно антиутопия становится в наше время едва ли не главным литературным жанром, самым емким и весомым форматом писательского высказывания.
Так, Дэйв Эггерс в «Сфере» пугает нас принудительной открытостью и обманчивым дружелюбием социальных сетей. Наоми Алдерман в «Силе» изобретает мир, в котором женщины становятся сильным полом, и показывает обреченность любого миропорядка, основанного на господстве и угнетении. Ханья Янагихара в «До самого рая» берет еще нотой выше, сопрягая в своем романе страх перед глобальным потеплением со страхом тотальной несвободы, произрастающей из разумных и даже необходимых эпидемических ограничений. Даже в исчезновении домашних пчел норвежская писательница Майя Лунде («История пчел») усматривает возможность антиутопического допущения. Словом, поводов для страха, а значит, и для антиутопий сегодня бесконечно много — выбирай любой.
Россия в этом смысле вполне в тренде, и жанр антиутопии в русскоязычном литературном пространстве цветет, как никогда прежде. К глобальным, общим страхам у нас добавляются страхи свои, локальные. Географическое положение заставляет нас больше бояться Китая и китаизации, исторический опыт — репрессий, экономической отсталости, гражданской войны. Именно эти специфические страхи у Алексея Поляринова прорастают сквозь экологические и климатические опасения, роднящие его «Кадавров» с антиутопиями западных коллег.
Гражданская война, отбушевавшая на юге страны незадолго до времени действия романа, неприятно резонирует с гнетущими воспоминаниями о чеченских войнах. Негласное, но при этом неодолимое проникновение Китая и всего китайского в российскую жизнь вызывает тревогу в силу своей близости — кажется, реализации этого страха ждать недолго. Россия будущего у Поляринова не выглядит царством тотального контроля и сталинских репрессий, но неясный холодок в районе читательского позвоночника намекает, что не все так однозначно. Даже в самих мертвых детях, немым неотвязным упреком стоящих среди живых, можно усмотреть параллель с жертвами Бесланской трагедии — одного из самых страшных эпизодов новейшей истории, оставившего глубокий и горестный след в нашей коллективной памяти.
Вообще, слова «горе» и «память» ключевые в романе. Недаром они проливают какой-никакой свет на природу кадавров.
Оставаясь с нами, эти, как пишет Поляринов, «големы, слепленные из горя и памяти», становятся проклятием, мучительным напоминанием о прошлой вине, и все попытки избавиться от них лишь ухудшают ситуацию. Подобно вытесненному воспоминанию, непроговоренной боли, не вскрытому вовремя нарыву, они отравляют почву солью, а жизнь — отчаянием. И никакая грубая сила не способна с ними совладать, потому что против фантомов памяти она бессильна.
Горе и память в «Кадаврах» существуют сразу на двух уровнях — коллективном и персональном. Оба главных героя — и Даша, и Матвей — несут в себе груз взаимной вины, в которой они не могут признаться не только друг другу, но даже себе, а значит, не могут рассчитывать на прощение. Нечто похожее происходит и с обществом в целом, стремящимся забыть, вычеркнуть из памяти дурное, стыдное, болезненное; оно-то и возвращается к нему в виде безмолвного кадавра.
Тень, которую темные тайны былого отбрасывают на настоящее, возникает в творчестве Поляринова не впервые. В сущности, его предыдущий роман «Риф» ровно о том же. Разница лишь в основной метафоре: вместо фантастических и несколько аморфных кадавров в «Рифе» фигурировала куда более правдоподобная и осязаемая секта, засасывавшая тех, кто не сумел должным образом разобраться с собственным прошлым. Пожалуй, «Риф» выигрывает у «Кадавров» не только в смысле достоверности и убедительности — новому роману Алексея Поляринова не хватает той композиционной красоты и стройности, той концептуальной ясности, которыми обладала его прошлая книга. В «Кадаврах» словно бы нет каких-то важных деталей, зато некоторые другие так ни для чего и не пригождаются. Сюжетные коллизии не разрешаются, идеи зависают в статусе недооформленного словесного пара, а слишком уж открытый финал рождает подозрение, что автор устал от своей истории и решил не столько закончить ее, сколько волевым усилием прекратить.
Однако важнейший и уникальный дар, присущий Алексею Поляринову с самых первых его литературных опытов, по-прежнему с ним, и в «Кадаврах» при некотором их несовершенстве он сияет даже ярче, чем в других книгах автора. Суть этого дара заключена в способности добираться до крайне неудобных и редко используемых клавиш в душе читателя и давить на них, извлекая звук одновременно и ранящий, и странным образом врачующий. Мелодия, которую писатель наигрывает на этот раз, — это музыка страха, отчаяния, бессилия. И вместе с тем это мелодия если не собственно надежды, то, по крайней мере, пути, на котором надежду можно обрести. При всем пессимизме «Кадавров» дорога Поляринова (в сущности, как и дорога Маккарти) ведет к исцелению — если не героев, то читателя.
Читайте и слушайте роман «Кадавры» Алексея Поляринова в Букмейте. Промокод KINOPOISKMEDIA для новых пользователей.
