Трудный пассажир: «Чужой» возвращается в кино

«Что является главным достижением „Чужого“? — балагурил пару лет назад английский критик Дэн Пул. — То, что он называется „Чужой“. Могли ведь назвать фильм „Звездный зверь“. Вот это было бы по-настоящему страшно...»

А ведь именно так первоначально и назывался сценарий Дэна О'Бэннона, который должен был оказаться чуть более современной на тот момент вариацией на тему sci-fi-страшилок 1950—1960-х годов вроде «Кровавой королевы» и «Оно! Ужас из открытого космоса». Но в результате многочисленных переделок, рокировок съемочной группы и прочих вполне космического масштаба пертурбаций это сочинение стало основой фильма, довольно быстро превратившегося в важный культурный феномен.

Причем значение «Чужого» выходит далеко за пределы жанрового научно-фантастического гетто. До книги «„Чужой“ и философия» дело пока что не дошло, но уже через год после выхода картины свет увидело, к примеру, вполне академическое исследование Джеймса Кавенага «Сукин сын: Феминизм, гуманизм и наука в „Чужом“», а, кроме того, журналом Science Fiction Studies был организован целый симпозиум, посвященный фильму. В сущности, фильм Скотта стал первым в истории блокбастером, удостоившимся серьезных аналитических исследований с самых разных позиций — по его поводу высказывались и феминисты, и марксисты, и фрейдисты.

Фил Харди (редактор киноэнциклопедии Aurum) и культуролог Энди Блэк вполне убедительно доказывали, что влияние на «Чужого» творчества писателя Говарда Ф. Лавкрафта не ограничивается одними только визуальными фантазмами Ханса Руди Гигера (швейцарский художник, автор концепт-арта к фильму), в которых лавкрафтовская тема обычно была заявлена всего лишь на уровне названия очередной серии работ, но и куда более конкретными ссылками. В частности, сам Чужой вызывает ассоциации с монстрами из «Хребтов безумия», а необитаемая планета неотличима от Юггота, гигантского небесного тела на краю беззвездной бездны.

А по нашу сторону Атлантики Сергей Кудрявцев именовал «Чужого» фильмом-предостережением («На самом деле лента гораздо глубже и умнее распространенного сюжета о борьбе людей с вторгшимся инопланетным монстром»). Да и сейчас сюжет о злоключениях команды космических пролетариев кажется сверхактуальной социалкой: корабль «Ностромо» — это микромодель фабрики или завода, межгалактический дальнобой, грязные стены которого обклеены вырезками из мужских журналов. Неудивительно, что реальным антагонистом тут оказывается не сам ксеноморф (мы видим его в целом считанные минуты), а зловредная компания «Вейланд-Ютани», терроризирующая работников штрафами и всячески нарушающая их права, в том числе и право на жизнь.

На экраны «Чужой» вышел между «Новой надеждой» и «Империей», оказался равноудален от «Близких контактов третьей степени» и «Инопланетянина», завис, будто кокон в липкой паутине, между молотом громокипящих блокбастеров Лукаса и наковальней гуманистической фантастики Спилберга.

Фильм Скотта стал олицетворением своего рода альтернативного пути кинофантастики, сопряженного с материями далеко не всегда комфортными. «Если «Звездные войны» — это «Битлз», то «Чужой» — это «Роллинг Стоунз», говорил продюсер Дэвид Гайлер. Причем «Роллинг Стоунз» вполне очевидного инфернального периода — «Симпатия к дьяволу» и все такое. «Чужой» вообще фильм очень темный, он подпитывался самыми мрачными энергиями. Временами доходило чуть ли не до ритуалов: в маске ксеноморфа были использованы фрагменты настоящего человеческого черепа, а перед началом съемок наиболее экспрессивных сцен Скотт вместе с продюсером Уолтером Хиллом устраивали себе индивидуальный просмотр «Техасской резни бензопилой».

Вопль, который издает новорожденный Чужой, — это комбинация звуков шипения гадюки, визга свиньи и плача ребенка. Всего через несколько лет по этому рецепту будет сочинять свои композиции не одна оккультно-индустриальная группа. И, конечно, «воображариум доктора Гигера» с его уникальным пониманием ужаса космоса — не расшитое блестящими звездочками байковое одеяло из гуманистической фантастики в духе «Стар трека», а абсолютное и непознаваемое ничто, одновременно равнодушное и безжалостное к человеку.

Не стоит забывать и о том, что «Чужой» в очередной раз элементарно расширил представление об уровне насилия (пусть и фантастического), допустимого на экране: в первоначальной версии, подвергшейся сокращениям, крови было еще больше, а легендарное пробивание груди до сих пор входит в списки самых страшных киносцен всех времен.

Тут, к слову, в каком-то смысле повезло отечественным видеоманам конца 1980-х: в условиях тогдашнего хаотичного просмотра всего, что удавалось достать, многие видели шокирующий эпизод, уже будучи подготовленными пародией на него в «Космических яйцах» Мэла Брукса. Там зародыш Чужого в цилиндре и с тросточкой выбирается из грудной клетки (Джон Хёрт в роли самого себя бормочет при этом: «О нет...Только не опять...») и начинает хорошо поставленным голосом исполнять песню «Хелло, май бейби». После этого оригинал, конечно, впечатлял, но до сердечных приступов дело уже не доходило.

В топ-10 по сборам за год «Чужой» оказался (вновь ровно посередине) между «Крамер против Крамера» и «Лунным гонщиком», вторым «Рокки» и «Апокалипсисом сегодня», «Стар треком» и «Ужасом Амитивилля». Нетрудно заметить, что объединяет все эти фильмы: они очень взрослые. Да, десятку-79 замыкала первая из киноверсий «Маппетов» — но те, кто помнит, что представляло собой это шоу в конце 1970-х, вряд ли отвели бы на него своих детей (в гости к матерчатым свинке и лягушонку захаживали Боб Хоуп и Элис Купер).

Так что «Чужой» вставал в благороднейший ряд adult horror наряду с «Ребенком Розмари», «Изгоняющим дьявола», «Оменом». Именно из-за того, что фильм был для взрослых, от него не осталось толком никакого мерчандайза, игрушек по его мотивам особо не выпускали (но все изменилось, после того как «Чужой» превратился во франшизу). Правда, в 1980-м вышла компьютерная игра по мотивам фильма, ее можно было раскопать на сборниках игрушек для Sincler, но в нее, разумеется, никто не играл.

Да, еще одновременно с кино напечатали роман-новеллизацию авторства Алана Дина Фостера, известного мастера переписывать чужие истории и гнать строку, абсолютно не заботясь о стиле: «Бесформенная, дымящаяся, корчащаяся масса медленно отставала от корабля. От нее отваливались кусочки сгоревшей плоти. Потом невероятно выносливый и сильный организм сдался: под действием разности наружного и внутреннего давления он раздулся и лопнул, разорвавшись на тысячи мельчайших частиц. Теперь уже безвредные, эти дымящиеся частицы разлетались во все стороны и скоро скрылись из вида. Нельзя сказать, что Рипли испытывала большую радость. Жесткие складки на лице скорее свидетельствовали об обратном, а память о недавних кошмарах все еще мучала ее...»

За 40 лет многие загадки «Чужого» так и остались неразгаданными, причем речь сейчас о вещах формальных, лежащих в прямом смысле слова на поверхности. Например, иероглифический логотип «Чужого» придумал не кто иной, как Сол Басс, гениальный голливудский художник титров, работавший с Билли Уайлдером, Отто Преминджером и в первую очередь с Альфредом Хичкоком, но в титры фильма Скотта он так почему-то и не попал.

Или, скажем, считается, что хрестоматийный рекламный слоган фильма «В космосе никто не услышит твой крик» придумала копирайтерша Барбара Гипс (на этом настаивает, в частности, IMDb), однако есть все основания полагать, что истинным автором был все-таки подлинный классик, этакий Сол Басс от слоганов — Стив Франкфурт, автор таких шедевров, как «Молитесь за ребенка Розмари» («Ребенок Розмари») и «Чувствуй себя хорошо, а не плохо» («Эммануэль»).

Что же до названия, то далеко не у всех его строгая краткость вызвала такой же восторг, как у Дэна Пула. В результате во многих странах, от Западной Европы до Южной Америки, к «Чужому» был добавлен подзаголовок «Восьмой пассажир» (в бывшей Югославии обошлись и вовсе без «Чужого», хватило одного «Путника»), а по-немецки название фильма звучит как «Жуткое существо из странного мира». Но дальновиднее всего поступили в Венгрии, выбрав титул «Восьмой пассажир на борту — Смерть». Звучало внушительно. Единственная проблема состояла в том, что, когда в венгерский прокат выходил кроссовер Пола Андерсона, его пришлось назвать «Смерть против Хищника».

Хотя даже это лучше, чем «Звездный зверь».