Пилоты гражданской авиации: «Героям „Экипажа“ будут подражать»

На российские экраны выходит «Экипаж» Николая Лебедева. КиноПоиск поговорил с пилотом Марией Уваровской и пилотом-инструктором Александром Мирошниченко, консультировавшими режиссера и съемочную группу, о лучших авиационных фильмах, правдоподобности нового «Экипажа» и сходстве актеров с летчиками.

ВНИМАНИЕ: В статье возможны спойлеры!

Николай Лебедев задумался о новом «Экипаже» еще до выхода в прокат успешной «Легенды № 17». А первые фильмы в подражание картине Митты он снимал еще будучи школьником. «„Экипаж“ в свое время перевернул мое представление и о кино, и о жизни, — рассказывал режиссер КиноПоиску накануне премьеры „Легенды № 17“. — Я обожал эту картину, я бредил ею. В детстве я снимал любительские фильмы-катастрофы в духе „Экипажа“. Я брал какие-то модели самолетов, макеты железнодорожных вагонов, поджигал и опрокидывал их, пытаясь запечатлеть происходящее на восьмимиллиметровую кинопленку. На школьных уроках, прячась от учителей, писал сценарии а-ля „Экипаж“, коллекционировал материалы о фильме Митты. И, когда у Леонида Верещагина возникла идея сделать новый „Экипаж“, я сказал: „Никогда в жизни“. Для меня это было равносильно пересъемке „Броненосца „Потемкин““ или „Амаркорда“. Но идея понравилась Никите Михалкову. „А ты не отказывайся, подумай“, — сказал он мне. Искушение было слишком велико, и поэтому я отправился к автору „Экипажа“, режиссеру Александру Митте. Рассчитывал, что он меня отговорит. А Митта прямо-таки подпрыгнул: „Давай! Снимай! Я тебе помогу!“ У меня ноги подкосились от счастья».

Продюсеры и режиссер сразу позиционировали новую картину как самостоятельную историю, а вовсе не осовремененную версию советского фильма. В «Экипаже» Лебедева Данила Козловский играет дерзкого, но невероятно талантливого Алексея Гущина, который безуспешно пытается устроиться на работу вторым пилотом. Видя хулиганскую натуру Гущина, опытный летчик Зинченко (Владимир Машков) намеренно «валит» его на тренажере, создав невероятно сложные условия для посадки. Гущин экзамен проваливает, но ему везет: парня все-таки берут стажером, к неудовольствию Зинченко. Впоследствии именно дерзость и талант помогут Гущину сначала взлететь с полуразрушенной, залитой вулканической лавой полосы, а затем и посадить самолет в не менее тяжелых условиях.

«Экипаж» как часть семейной истории

Еще на этапе работы над сценарием создатели фильма обратились за помощью в «Аэрофлот» для консультации по техническим вопросам, и им очень повезло встретить человека, для которого «Экипаж» Митты не просто фильм, а часть семейной истории. Отец Александра Васильевича Мирошниченко, начальника отдела подготовки летного состава «Аэрофлота», пилота инструктора А320, начал летать в 1950-м году, и на его профессиональную жизнь выпало немало трудностей. Одна из них, фактически, и легла в основу фильма Митты.

«Тогда была такая авиация, что иначе было просто невозможно. Самолеты ломались, двигатели отказывали регулярно, — рассказывает Александр Васильевич. — В 1971 году отец в качестве командира воздушного судна выполнял рейс „Москва — Одесса“, и из-за срезавшегося болта бортмеханику пришлось практически вне самолета ремонтировать переднюю стойку шасси. Причем то, что было в реальности, было даже сложнее, чем ситуация в „Экипаже“. Хотя в том случае было много „киношного“. Например, оставалось топливо на один заход. Отец принял решение садиться без передней стойки. Бортмеханик попросил уйти на еще один заход. „Так уже нет топлива!“ „Я расходомеры поставил на тонну меньше, еще есть топливо“, — говорит механик и опускается в нишу, пытаясь на скорости 400 км в час, стоя на краешке люка, вставить отвертку вместо этого болта. Это примерно как одной ногой встать на один вагон поезда, другой — на соседний, и попытаться вставить нитку в иголку с той лишь разницей, что скорость этих вагонов будет 400 километров в час. Он это делает — и на последнем заходе отвертка у него падает вниз. Но он вспоминает, что выходя утром из гаража, оставил в кармане другую отвертку и поленился возвращаться, чтобы вернуть ее на место. Эту забытую отвертку он вставляет на место болта, самолет уже садится, шасси выходит — все живы, все здоровы».

Отец Александра Васильевича рассказывал сыну, как с ним встречались люди из съемочной группы «Экипажа» и расспрашивали о том случае. Однако снимать так, как было на самом деле, Митте бы не позволили, объясняет Мирошниченко. «Было Министерство гражданской авиации, без которого невозможно было снять фильм. Режиссеру поставили задачу, чтобы зрители не боялись после фильма летать. Надо было сделать так, чтобы любой летчик на вопрос пассажира „а может ли такое быть?“, отвечал бы отрицательно. Это была основа основ в советское время: все сведения о происшествиях были для служебного пользования, о катастрофах — секретны, чтобы люди не боялись летать».

Пусть и не достоверный с точки зрения технических деталей, советский фильм стал настоящим символом для гражданской авиации своего времени. «Фильм Митты был снят необыкновенно свежо и смело для тех лет, — вспоминает Мирошниченко. — Герой Жженова, когда к нему обращается пилот со словами „я же моложе тебя, почему меня списали?“, говорит: „Пойдем выпьем“. Это было настолько смело в то время, настолько передавало суть работы. Летчики фильм ругали, конечно, но с удовольствием смотрели во второй раз. Как профессионал, я вижу, где там были натяжки с точки зрения давления Министерства. Я понимаю, что Митте говорили: вот здесь герой не должен так делать, он должен поступить иначе. Как долго Жженов принимает решение на взлет! Он раскладывает его по полочкам. Но это решение принимается, на самом деле, за 1-2 секунды. А он должен в кадре все передумать и проговорить. Если он сделает это быстро, будет неинтересно. Профессия предъявляет к летчику такие требования, что меняется психология, меняется психофизиология. Летчик может делить секунду на 20 составных частей. Событие произошло за секунду, а он может рассказать о каждой из этих частей. Но на экране ведь этого не передашь».

В новом «Экипаже» уже нет пресса цензуры, зато есть ностальгические «приветы» предшественнику: в ситуационном центре появляется Александра Яковлева, стюардесса Тамара из фильма Митты, а сам Александр Наумович мелькнет в совсем уж крошечном эпизоде.

Знаки свыше

Когда в 2013 году к Мирошниченко обратился Николай Лебедев, пилот сразу сказал режиссеру — снимайте, фильм будет очень успешным! «Николай очень удивился, — вспоминает Александр Васильевич. — „Почему вы так думаете, ведь еще же ни слова не сказано, никакой истории нет вообще“. Вы встретите тысячу летчиков и, если спросите их, может ли быть то, что произошло в „Экипаже“ Митты на самом деле, вся тысяча вам скажет, что такого быть не может. Единственный, кто скажет, что такое может быть и, более того, было на самом деле — это я. И вы пришли прямо по адресу. Вот вам знак: снимайте».

Александр Васильевич участвовал в создании фильма практически с самого начала, еще до появления первого черновика сценария. «Первые два раза мы обсуждали самую зрелищную часть фильма: Николаю было важно понять, возможно ли такое снять, я предлагал различные технические варианты. На третий раз Николай уже дал мне почитать сценарий. Надо сказать, что история много раз трансформировалась, уходили и менялись персонажи, даже от женщины-пилота Николай в какой-то момент решил отказаться: опасался, что она перетянет внимание на себя. Первый вариант сценария — а это было литературное произведение, еще не рассчитанное на формат IMAX и 3D, — меня захватил так, что я не мог оторваться, и пока не дочитал, не мог лечь спать».

Девушки в авиации: На голову выше коллег мужчин

Женщина-пилот в сценарии осталась. Это героиня Агне Грудите, волевая и в чем-то даже жесткая Александра, которую Гущин пытается очаровать, поначалу безуспешно. Из ее уст зрители услышат, что девушке в авиации нужно быть на голову выше коллег-мужчин, чтобы считали за равную. На раннем этапе работы над сценарием Николай Лебедев попросил Александра Васильевича познакомить его с одной из женщин-летчиков.

«Я всех наших пилотесс знаю, многих сам учил, — рассказывает Мирошниченко. — Когда я привел Машу Уваровскую к Лебедеву, он мне сказал: „Спасибо вам, я теперь могу любую красавицу снять в роли женщины-пилота. Мне говорили, что героиня должна быть крупная, сильная, чтобы самолетом управляла“. А Мария — хрупкая и женственная. Маша и Агне даже похожи — они одного возраста, у обеих дети». Сейчас в «Аэрофлоте» три женщины-капитана и больше десяти девушек в должности вторых пилотов.

Мария Уваровская стала летчиком не сразу, сначала получила образование по другой специальности. Однако, попробовав летать в аэроклубе, девушка поняла, что это серьезное увлечение, и захотела сменить профессию. Мария вспоминает, что устроиться на работу было сложно, но не из-за женского пола, а скорее из-за дефицита рабочих мест в начале нулевых. Однако Уваровская попала в «Аэрофлот» и была тепло встречена старшей коллегой — первой женщиной-командиром в истории авиакомпании, Ольгой Ивановной Грачевой. Именно она пробивала дорогу другим девушкам.

«В Аэрофлоте работают 15 женщин-пилотов, это достаточно хороший показатель для России, — рассказывает Уваровская. — Возможно, в других компаниях и подумают 10 раз, зачем им нужна женщина. Почему? Это необычно, стереотипы еще очень сильны. Потом, есть коммерческие моменты: это индивидуальный пошив одежды, опасность того, что девушка уйдет в декрет — у нее потеряются навыки, пройдут сроки всех проверок. Сейчас в „Аэрофлоте“, насколько я могу судить, пассажиры к женщинам за штурвалом привыкли. Если раньше было удивление, теперь часто летающие пассажиры узнают меня, реагируют позитивно. Но, конечно, женщинам нужно, прежде всего, убедить в том, что ты можешь работать не только одна, но и управлять экипажем, что не будешь поддаваться эмоциям, все сделаешь безопасно. Женщин склонны наделять подвижным эмоциональным состоянием. Инструктор должен понимать, что с тобой в самолете не произойдет ничего подобного».

«Сейчас пробивать эту стену действительно стало легче, — говорит Мирошниченко. — За границей есть компании, где женщины-пилоты составляют до 25%. Но это тоже скорее не норма, а только ею становится. Просто авиация сейчас начала отличаться: если раньше она требовала мужества, то теперь она требует ответственности, а женщины от природы более ответственны, чем мужчины, здесь никуда не денешься. Как бы не говорили, что „профессия мужская“, на самом деле, она ни мужская, ни женская. Мужчины и женщины обеспечивают разный уровень надежности, просто по-разному подходят. Мужчина за счет аналитики, быстроты принятия решений, женщина — за счет интуиции, ведь когда недостаточно информации, только интуиция спасает».

Влюбить в профессию

Мария Уваровская в качестве капитана воздушного судна летает уже больше двух лет. Ее повышение совпало с началом работы над новым «Экипажем» и стать командиром ей, как ни странно, помогло кино. «Николая Лебедева я знала благодаря фильму „Легенда № 17“, который меня очень тронул. Я тогда проходила программу ввода в строй в качестве командира, а это очень серьезная работа, в „Аэрофлоте“ сложно стать командиром. Год уходит на то, чтобы подготовиться, до этого нужно определенный срок налетать вторым пилотом, а вторым пилотом без опыта тоже не берут, должен быть налет на другой технике. Фильм Николая мне очень помог, судьба Валерия Харламова как-то резонировала с моей. Поэтому, когда Александр Васильевич предложил познакомиться с Николаем, я сразу сказала „да“».

Николай Лебедев, вспоминает Мария, не задавал каких-то сложных технических вопросов. «Ему было важно увидеть энергетику. Он задавал незначительные, на первый взгляд, общие вопросы, и скорее смотрел на то, как я веду себя, что я за человек. Потом он попросил меня пообщаться с актрисами — Агне Грудите и Катей Шпицей, и, думаю, ему было важно, чтобы они тоже увидели мою энергетику. С девушками мы встречались в аэропорту, много разговаривали обо всем, не только о работе, но и о личной жизни, о семье. Мне очень хотелось создать антураж летной среды, мы смотрели на летное поле, самолеты — все это моя стихия, и я пыталась ей очаровать. Женщина-пилот — это человек, который совершенно не случаен в профессии. Преодолеть сложный путь, доказав всем, что ты хочешь летать, может только человек, который сильно любит свое дело, хочет им заниматься, который преодолевал трудности на жизненном пути. Я хотела показать красоту профессии, чтобы они могли это применить в роли».

Так же работал с Данилой Козловским и Владимиром Машковым Александр Васильевич. «Актеры приходили неоднократно, но, конечно, подготовить из них сертифицированных пилотов мы бы за это время не смогли. Но современные самолеты обладают такой особенностью, что даже неподготовленный человек может посадить самолет, если окажется, что все в салоне, например, заболели корью, как у Старика Хоттабыча. Кстати, Сережа Кемпо посадил самолет на полосу на тренажере с первого раза — фантастические способности. Машкову было интереснее лететь в грозу, когда разряды молний. „А сильнее можно сделать болтанку?“, — спрашивал он».

«Когда Машков и Данила приходили, они еще не дали окончательного согласия на съемки в картине, — уточняет Мирошниченко. — Я себе поставил такую задачу: чтобы они согласились. Мы построили встречу так: мы с Алексеем Дубининым встретили актеров, показали им в Шереметьево места, где готовятся к полету пилоты, бортпроводники. Владимир Машков все время спрашивал, как, по каким жестам в нем узнали бы инструктора, начальника. „Ставить ли чемодан на досмотре?“. Обсуждали все эти детали. Потом поехали на тренажеры, где проводятся аварийно-спасательные работы, трапы, тушат пожар. А потом, чтобы эмоции шли по восходящей, я привел их на летный тренажер. Летный тренажер — это полная имитация кабины самолета, любой пилот через 10 минут нахождения там, забывает, что находится на земле, и все реакции у него как в небе — и спина потная, адреналин зашкаливает. Эмоции это вызывает, конечно. Данила сразу после этого согласился».

Работа летного инструктора как работа режиссера

Герой Владимира Машкова, как и Александр Васильевич, инструктор. На нем лежит бремя ответственности за будущих пилотов, он решает, кому место в профессии, кому — нет. «Машкову я сказал: знаете, если вы хотите понять суть работы инструктора, то представьте себе следующее. Вы учите людей летать, вы любите свою профессию, вам нравится учить, и перед вами человек, который очень любит небо, мечтает быть летчиком, а вы ему говорите — нет, тебе нельзя быть летчиком. Вот это суть работы инструктора. Он аж остановился и говорит: „Я понял. Я же режиссер: это как актера снять с роли в спектакле“. В фильме есть один момент, когда один взгляд Машкова говорит о работе летного инструктора больше, чем все современные книжки по методике летного обучения».

Схожим опытом делится Мария Уваровская: «Агне Грудите впитывает информацию, буквально сканирует человека. Мне было приятно, что она улавливает все нюансы. Когда на тренажере мы сидели рядом, она в кресле одного пилота, я в кресле другого, нам создали сложную обстановку, чтобы в грозу посадить самолет. И в тот момент, когда все смотрят, что же с нами случится — а это волнительный момент, тренажер имитирует все движения самолета и даже опытные инструктора держатся за кресло, — Агне смотрела на меня, стараясь уловить, зафиксировать все эмоции. Что я испытываю? Страх, сосредоточенность? Потом она все это использовала в роли».

Консультант не ищет «ляпы»

Конечно, консультанты помогали актерам разобраться с технической стороной работы пилота и следили, чтобы не было вопиющих неточностей. Однако Александр Васильевич убежден, что его работа заключалась вовсе не в том, чтобы в фильме не было «ляпов». «Я тоже сначала думал, что моя задача именно в этом. Чтобы герои говорили так, что пилотам не будет резать слух. Но потом, анализируя ситуацию, я Николаю так сказал: „Если кино не соответствует действительности, тем хуже для действительности“. То есть, если летчики так не говорят, а в кино так скажут, то через какое-то время они так начнут говорить. Потому что кино влияет на действительность не меньше, если не больше, чем наоборот. Конечно, я подсказывал какие-то вещи: не „зайти на второй круг“, а „уйти на второй круг“. Или Машков говорит: „Вспомни, как в тренажере“. Летчики говорят „на тренажере“. Ну, значит будут говорить „в тренажере“. Это нормально».

Действительность — она на улице, а в кино должно быть кино, убежден Александр Васильевич. Зачем тогда вообще консультант? «Николай посылал ко мне очень много людей, — рассказывает пилот. — И художников, и компьютерщиков, ассистентов режиссера, и актеров. Сережа Кемпо и Катя Шпица тушили пожары, открывали-закрывали дверь, все в комбинезонах, все согласно регламенту, их гонял инструктор. Они работали как настоящие бортпроводники. В фильме это, возможно, и не очень нужно было, все эти действия им совершать не пришлось. Николай говорил мне: я посылаю к вам киношников, а приходят влюбленные в авиацию люди. Поэтому для меня задача консультанта — взять свое отношение к профессии, чувство — и передать его. Я люблю небо, люблю авиацию, и давайте вы тоже полюбите».

«Для меня важно что? Если снимут интересное кино, у мальчишек загорятся глаза, они заболеют авиацией, придут к нам, будут говорить: „Хочу как Данила!“. Мы будем говорить: хорошо-хорошо, хочешь — учись. А теперь я расскажу, почему так делать нельзя. Авиация, летная работа — это как семейная жизнь. Если это по любви, то это большое счастье. Если любви нету, то это мука, несчастье — хуже не бывает. Влюбите мальчишек в небо. Я видел свою задачу именно так и старался не помешать», — говорит Александр Васильевич.

На съемках периодически присутствовала Мария Уваровская, что тоже помогло съемочной группе избежать несоответствий и неточностей. «Если я что-то замечала, я говорила режиссеру об этом, а Николай уже решал, что с этим делать. Думаю, всем понятно — и зрителям в том числе — что невозможно создать абсолютно реальную картину и даже нет цели точно копировать нашу работу. Это будет скучный фильм для профессионалов. Мы спокойно делаем свою работу, каждый рейс похож на другой. Наша цель — безопасно перевозить пассажиров, поэтому экшена в нашей жизни мало».

Данила Козловский — летчик в душе

Однажды на съемках во Внуково Мария консультировала Данилу Козловского: снимали сцену с его участием в кабине. «После очередного дубля, когда уже шла съемка, я поняла, что при объяснении я упустила один момент, не сказала, куда перевести взгляд, на какой прибор. Сижу, грызу себя изнутри за эту упущенную деталь, вдруг смотрю на экран — и он это делает! Совершенно волшебным образом. В перерыве я пошутила: „Данила, зачем ты меня обманывал? Ты же летал раньше?“. Он был обескуражен: „Нет, что ты, я тебя не обманывал“. „А откуда ты видишь то, что я тебе не говорила, как ты это понимаешь?“. Это профессионализм высочайшего класса. Я поймала себя на мысли, что им хочется подражать — Даниле, Владимиру. Я смотрю на них как на образец, на пример. Мы же не видим себя со стороны. Когда ты узнаешь себя в человеке на экране, думаю, это самое главное».

«Чему нужно учить линейных пилотов? — задается вопросом Александр Васильевич. — Это техническое, специальное, гуманитарное образование? В чем могут быть у пилота проблемы? Недостаточное чувство ответственности, мотивация неправильная. Это уже личностные характеристики. Значит, нам нужно создавать личность с определенными ценностями. Линейный пилот, и уж тем более капитан, должен четко знать, что самое важное — человеческие жизни. Даже если в результате моих действий меня уволят, но люди останутся живы, это важнее всего остального. Получается, что это гуманитарное образование. Специалистам я говорю, что гуманитарного образования должно быть 40%, чтобы их не шокировать, но вообще я считаю, что должно быть 60 %. Мне скажут: „Приехали, ты еще скажи, что бальным танцам нужно учить летчиков“. А я отвечу: это первое, что нужно вводить в программу их обучения. Потому что танцы развивают вестибулярный аппарат и учат взаимодействию — а пока в кабине два летчика, это наиважнейший фактор для обеспечения безопасности полетов. Понимание интонаций, оттенков, умение выразить свою позицию в условиях дефицита времени — всему этому бальные танцы учат. У актеров эти качества развиты особенно. Инструмент актера — он сам. Примерно то же самое можно сказать про работу инструктора. Здесь тоже нужны умение сформулировать и передать эмоции, чувствовать партнера. Конечно, в этом ключе актеры намного более продвинуты, чем любой летчик».

Мирошниченко вспоминает, что были и другие консультанты, которые потом писали ему возмущенные письма. «Александр Васильевич, остановите Николая. Это же просто издевательство над авиацией. Как он может такое снимать? Так не взлетают на самолете! Тэйл-страйк (Tail Strike) будет обязательно! Тэйл-страйк — это касание хвостом полосы. Самолет разрушится и так далее. Но если показать, как надо взлетать, — это будет неинтересно. Взлет — это 40-50 секунд, незначительное движение штурвалом и взгляд — туда, сюда. Я видел, что Данила делает все не так, но мне очень нравилось. Потом я спросил себя: почему мне нравится, хотя он делает неправильно? Потому что кино должно показать эмоции. И вот те эмоции, которые я переживаю, когда взлетаю, их показать невозможно, потому что это лишь движение глаз, хотя внутри может быть невероятный стресс. А Николай написал и Данила сыграл эти эмоции».

Новый «Экипаж» профессионалы будут ругать

Мирошниченко не скрывает, что с технической точки зрения к фильму легко придраться: когда самолет чиркает хвостом по горящей лаве, с точки зрения аэродинамики, нужно делать не так. «Но, с точки зрения зрелищности, так и надо делать. Еще когда писался сценарий, я подсказал Николаю: когда полоса короткая, а герой Данилы — летчик от бога, то эмоции, рефлексы, сенсорная реакция вестибулярного аппарата будут такими, что он должен давать штурвал от себя и падать в море, за счет этого он разгоняется, увеличивается подъемная сила, над водой появляется аэродинамическая подушка и даже с очень короткой полосы можно взлететь большим самолетом», — объясняет пилот.

Зрителей наверняка удивит в «Экипаже» эпизод, в котором пассажиров передают из одного самолета в другой на тросе, прямо в воздухе, над бескрайним океаном. Вопросы эта сцена вызвала даже у актеров. «Машков меня спросил: „А вообще, это возможно?“ А почему нет? Два пятиэтажных дома, между ними трос — можно переставить людей с одного дома на другой? Можно. А при ветре можно? Можно. А в остальном дело за мастерством летчиков: если показать, что они так самолетами управляют, что те друг относительно друга неподвижны, то все возможно. Я Машкову так сказал: снимите интересное кино, а если будут упрекать в неправдоподобии, показывайте на меня. Он нам так сказал, вовремя не предупредил и так далее. А я уже знаю, как разговаривать с летчиками, — это моя профессия», — смеется Александр Васильевич.

Когда-то «Экипаж» Александра Митты привел в авиацию молодых людей с горящими глазами. «Что могла девочка, посмотрев фильм, почувствовать? Максимум, захотеть стать стюардессой. Но я на этом не остановилась. Этот фильм очень на меня повлиял. Конечно, я его пересматривала и пересматриваю до сих пор. Там удивительно передана атмосфера работы. Да, его ругают за неправдоподобность, но тот эффект, который он производит на людей, то, как там показаны взаимоотношения между членами экипажа, ощущение летной профессии, гражданской авиации, за это можно простить какие-то моменты, которые профессионалам кажутся нереальными», — говорит Мария Уваровская.

В небе не происходит ничего случайного

«Снять „реальный“ фильм об авиации невозможно, это будет неинтересно, — согласен с Марией Александр Васильевич. — Но из любого правила есть исключения. Таким является фильм „Разрешите взлет“. Сценарий писал Кунин, а он сам летал на Ан-2. Там есть сцена, в которой Папанов сидит в кабине, понимает, что не будет больше летать, и слышит звуки: это створки капота, а это створки маслорадиатора. Как человек, 15 лет летавший на Ан-2, я понимаю, что это великолепные тонкости и детали. А вот „Размах крыльев“ — скукотища и неправда. Показывать, что работа летчика тяжела тем, что тяжело держать штурвал — это глупость».

Из фильмов, которые близки к действительности, Александр Васильевич вспоминает картину «Жесткая посадка» про реальный случай с бортом компании Aloha Airlines. «Кто хочет реальности, то на канале National Geographic выходят фильмы с реконструкцией катастроф, там все очень точно. Например, там разбирали катастрофу А310 „Москва — Гонконг“, который разбился 22 марта 1994 года над Междуреченском. Я хорошо знаю подробности той катастрофы, командиром там был мой друг по училищу», — говорит Мирошниченко.

Кино часто использует эпизоды с самолетами и кажущиеся невозможными авиатрюки в качестве эффектного аттракциона. Одним из самых впечатляющих подобных эпизодов в современном кино легко назвать сцену захвата самолета в «Темном рыцаре. Возрождение легенды». «С точки зрения аэродинамики здесь все правильно, — комментирует Александр Васильевич. — Другое дело, сколько нужно тренироваться, чтобы это сделать? Но сказать, что это невозможно, нельзя. Вообще, до того, как происходит что-то удивительное в первый раз, все думают, что это невозможно. Небо — такое место, где возможно, в общем-то, все. С другой стороны, в небе никогда не произойдет того, чего не должно произойти. Там все подчиняется установленным законам. Бояться летать точно не нужно».

«Николая будут клевать за то, что кабина от Аэробуса-320, штурвал от боинга, а снаружи самолет — Ту-204. Хотя, с другой стороны, если есть деньги, авиакомпания может заказать любую комбинацию. Я уж не говорю о том, что все можно объяснить. Если история интересная, люди не будут обращать на технические детали внимание. Для меня это было интереснейшее приключение в течение двух лет. Наблюдать за трансформациями сценария, видеть итоговый фильм. Часть своего сердца, в которой живет любовь к авиации, я этому фильму отдал», — заключает Александр Васильевич.