«Вий» — большой вызов для меня, очень сложный материал. С одной стороны, это фольклор, с другой — ужастик с кучей монстров. И звуки соответствующие: напряженный музыкальный мотив, звуки чудовищ, какие-то фантастические вещи.
С Бобом Бимером мы уже встречались в прошлый его приезд в Москву. Тогда оскароносный голливудский специалист по сведению звука работал над картиной Джаника Файзиева «Август. Восьмого» и не вылезал из тон-студии «Мосфильма». Теперь судьба забросила его на самый север Москвы, в студию Cinelab, где он колдует над звуковой дорожкой «Вия» Олега Степченко — фантазии на тему классической повести Николая Гоголя. Каждый день Боб бастует против студийной еды и выезжает на ланч в ближайший итальянский сетевой ресторан. Я подхватываю его как раз на пути туда.
«Когда я в первый раз был в Москве, я думал, что это просто уникальный случай, который, скорее всего, не повторится, — рассказывает Боб, пока мы едем на обед. — Поэтому я не учил язык. Но вот я снова здесь и собираюсь записаться на курсы русского языка по возвращении домой. Я люблю этот язык и хочу иметь возможность общаться на нем. Я слышал, что мной интересуются и другие продюсеры. Так что надо быть готовым. Здесь учить язык не получается: я слишком занят основной работой».
Теперь Боб, удивительно общительный и дружелюбный человек, несмотря на четыре «Оскара», знает все ругательства и любит подшучивать над собеседниками: «Мне говорили, что вот это слово значит по-русски „птичка“». Собеседники краснеют и пытаются разубедить наивного, как им кажется, американца. В России Бимеру нравится: «Я не встретил тут пока ни одного неприятного человека, а я уже знаю добрую сотню русских! Ну, может, парочка были так себе. Что мне у вас нравится, так это отсутствие всепроникающей политкорректности, чего в Америке слишком много. Мы настолько контролируем свои слова, хотя живем вроде как в самом свободном обществе. А здесь люди спокойно говорят, если им что-то не нравится!»
«Вий» Бимер увидел одним из первых. «Это большой вызов для меня, очень сложный материал, — рассказывает Боб о фильме. — С одной стороны, это фольклор, с другой — ужастик с кучей монстров. И звуки соответствующие: напряженный музыкальный мотив, звуки чудовищ, какие-то фантастические вещи».
Каким режиссером оказался Олег Степченко? «Он русский, и у него совершенно другое восприятие. Не от моего. Я очень легко адаптируюсь, и понятно, что у каждого режиссера оно свое, но все же. Он говорил, например, мол, хочу, чтобы музыка была так: та-да-да-да. Я делаю. Он говорит: нет, не так. Нужно, мол: ТА-ДА-да-ДА-ДА! (Переходит на крик.) Я ему: воу-воу, полегче! Но все-таки я делаю так, как он просит, хоть это и против моих представлений, и вдруг вижу, что это круто, это работает. Конечно, получается совершенно другой стиль, но так интереснее», — отвечает Боб.
Впрочем, у каждого режиссера, напоминает Боб, свой стиль, и это не всегда различимые глазом вещи. Звук у всех тоже разный. «В „Вие“ рассказана волшебная, нереальная история, и, чтобы зритель в нее поверил, нужно сначала создать максимально реальную атмосферу. Звук в этом очень помогает. Для меня это в общем-то идеальный вариант. Я люблю большие и масштабные проекты. Нет, камерные тоже хороши, но замечательно, когда нужно сводить музыку и звуковые спецэффекты, тут уж не заскучаешь. Работа превращается в приключение».
О сведении звука Боб рассказывает так, как будто это тоже магия, и эффект от его работы виден только тогда, когда звук полностью сделан. «Когда мы начинаем работать, звук кажется неестественным. Тут громче, чем надо, тут тише, там все кажется искусственным. Но, когда все будет готово, звук не просто наложится на картинку. Он сольется с ней — вжик! И вы уже не будете замечать, что весь звук на самом-то деле создан в студии. Он станет частью фильма. Я сказал это Олегу, когда начинал работать с ним, и сейчас (а мы уже завершили примерно 85 % материала) он видит, как то, о чем я говорил, становится реальностью».
Звук не просто соответствует картинке, но может и изменить ощущения от кинофильма. «Знаете, часто бывает, что волшебные или фантастические фильмы кажутся неубедительными. Звук может это изменить. Или, например, когда на экране происходит что-то неинтересное, зритель скучает, это тоже можно поправить с помощью звука. Люди слышат что-то вдалеке и думают: это была какая-то страшная птица! Или: а не тигр ли там пробежал? Хотя никакой птицы и никакого тигра не было и в помине, а в кадре кто-то просто стоит и смотрит в пустоту! Только подумайте: сцена с девушкой, смотрящей в сторону леса, абсолютно меняется, если вдалеке мы услышим волчий вой. Вдруг это становится интересным для зрителя. Мы делаем много подобного. В конце концов, зритель за этим и идет в кинотеатр, чтобы забыть о своих проблемах, кредитах и ипотеках, просто раствориться в волшебной истории».
Я рассказываю Бобу, что «Вий» находится в производстве уже несколько лет, и зрителей очень интересует, что же получилось в итоге, ведь они ждут его так долго. «Конечно, я не эксперт, но мне кажется, здесь фильм ждет большой успех. Это очень русская история. А вот что касается международного рынка, это для меня загадка. Будет ли он понятен зрителям за рубежом, не могу сказать. Могу лишь сделать так, чтобы звук максимально работал на историю. В Америке такое бывает. У нас есть очень хорошие фильмы, но они насквозь американские, понятные и близкие только нам. Не знаю, как будет с „Вием“».
Бимер приводит простой пример — знакомое всем нам пьянство. «Там очень много пьют, а на улицах, например, можно увидеть мертвецки пьяных мужчин, которые просто лежат на земле и не в силах встать. Я постоянно смеюсь, что американцы этого просто не поймут. Почему эти люди на земле? Им плохо? Они спят? Что произошло? Этого просто нет в нашей культуре. Люди не догадаются, что герои просто находятся под действием алкоголя, им будет легче поверить, что их кто-то отравил или заколдовал. Но если как-то адаптировать это, объяснить закадровым текстом, то американским зрителям будет понятно». Создатели «Вия», кстати, действительно делают две версии — для российского проката и для международного.
«Есть еще кое-что, что отличает этот фильм от американских блокбастеров. Это вроде бы легкое приключение, которое периодически становится страшным, ирреальным. Там есть действительно очень пугающие сцены. Эмоционально он очень разноплановый», — говорит Бимер.
Несмотря на огромный опыт за плечами, Бобу есть чему учиться благодаря техническому прогрессу последних лет. «Вий» — первый проект в фильмографии Бимера, который создается с учетом системы Dolby Atmos. «Для меня это новый способ рассказать историю при помощи звука, — говорит он. — Эта система предполагает, что динамики расположены не только по бокам, но и на потолке, причем на разных уровнях, что означает более точную, тонкую настройку звука. Много лет назад, когда появился шестиканальный звук, это казалось революцией. Теперь вместо моно у нас было целых шесть каналов! Потом был еще восьмиканальный звук, но Dolby Atmos по сравнению с этим — это огромный прыжок вперед. Динамики окружают вас со всех сторон, и если теперь в кино, например, голос Господа раздается с неба, то он действительно раздается сверху, а не откуда-то сбоку! Или если мы слышим чьи-то мысли, мы можем поместить их в определенное место и совершенно поменять эмоциональное восприятие. А если у вас военное кино, то снаряды могут пролетать в буквальном смысле над головой зрителя, создавая настоящий эффект присутствия: Господи, надо мной только что пролетела бомба! С музыкой то же самое. Можно поместить разные инструменты в разные динамики, и человеку в зале будет казаться, что он сидит внутри оркестра. Или в сцене массового шествия, митинга публика почувствует себя в толпе, окруженной криками со всех сторон».
Любой мощный инструмент — это не только благо, но и опасность
В чем же разница для специалиста по звуку? «В подготовке, потому что это более широкий формат, — объясняет Боб. — Отличия примерно те же, как и в случае разницы между моно и шестиканальным звуком. Звук более мощный и сложный. Нужно сказать, что любой мощный инструмент — это не только благо, но и опасность, ведь велик соблазн слишком им увлечься. Когда все стало цифровым, кино вдруг стало очень громким. Просто потому, что появилась возможность его таким сделать. Люди отрывались по полной: смотрите, можно еще громче! Потом наконец они поняли, что люди в кинозале хотят слышать бомбу, но не быть внутри этой бомбы. Им не хочется чувствовать себя так, как будто с ними действительно происходит что-то ужасное. Они хотят это наблюдать, а не ощущать на своей шкуре. С Dolby Atmos то же самое. Это мощный инструмент, который нужно использовать адекватно материалу. „Вий“ располагает большими возможностями для его применения».
Опасность отвлечь зрителя от происходящего на экране действительно существует. Слишком много посторонних звуков будут мешать воспринимать историю. «Зрители в таком случае будут недоумевать: что это было? Это часть фильма? Или это в зале? Или случайно включили саундтрек другого фильма?» А каким может быть будущее звуковых технологий? «О, это хороший вопрос! — задумывается Боб, которому как раз принесли пиццу. — Не знаю, это за пределами моего воображения! Видите, я почти всю карьеру работал с шестиканальным звуком, теперь есть Atmos, и это кажется новой вехой. Знаете, киноакадемия вручает „Оскар“ за лучший звук, и обычно это означает, что ты сделал что-то очень крутое и инновационное. Все профессионалы, которые успешно работают в индустрии, уже сделали все, что можно с шестиканальным звуком. Ну сколько можно сделать фильмов про Бонда? Сколько военных драм? Мы все это уже делали много раз. А теперь есть новый формат, для нас это как чистый холст, на котором можно рисовать что-то невозможное ранее, что-то интересное».
В Америке, сокрушается Бимер, количество зрителей в кинотеатрах постоянно снижается. Зачем идти в кино, когда можно посмотреть дома или, как современные дети и подростки, на айпаде? «Они на звук даже внимания не обращают. Когда мы были детьми, у нас были огромные колонки, мы слушали музыку на полной громкости и обсуждали, у кого круче аппаратура и усилители! Сейчас все дети сидят с маленькими наушниками. Так что, надеюсь, Atmos вернет аудиторию в кинотеатры за счет эффекта, который нельзя испытать дома. Это не только новый инструмент в руках творцов, но и экономически полезная для индустрии вещь».
Мы еще немного рассуждаем о будущем технологий: будет ли супер-IMAX или ощущение невесомости прямо в зале, чтоб почувствовать себя героиней Сандры Буллок в «Гравитации»? «О, я слышал, что это хорошее кино, но еще не смотрел. Когда я работаю над фильмом, последнее, что мне хочется делать, — это смотреть кино. Только представьте, я же и так целыми днями сижу в кинозале! А по выходным, знаете, я обожаю спать. Просто спать! Мысль «А не пойти ли мне в кино?» почему-то не приходит мне в голову», — смеется Боб, добавляя, что, как только появится время, обязательно посмотрит вторые «Голодные игры», потому что в восторге от первого фильма, а также ждет «Охотников за сокровищами» Джорджа Клуни.
Когда я работаю над фильмом, последнее, что мне хочется делать, — это смотреть кино
«Я люблю фильмы про ограбления, а тут еще и такой сюжет — кража предметов искусства во время войны. Кстати, один из величайших фильмов в этом жанре и выдающийся пример работы со звуком в кино — это «Поезд» 1964 года с Бертом Ланкастером, — говорит Бимер. — Он черно-белый, с монозвуком, но история примерно та же: в центре сюжета поезд, набитый произведениями искусства, герой Берта Ланкастера участвует во французском Сопротивлении, конец войны, немцы вот-вот будут окончательно повержены, но немецкий полковник хочет украсть и вывезти коллекцию живописи на поезде из Франции. У них отлично сделаны копии картин, прекрасно выполнена униформа немецкого военного, все построено на противостоянии двух сильных героев — немца и француза, но самое главное там — это потрясающие звуковые эффекты для поезда. Все эти «пшшшш» и «ффф». Поезд становится отдельным героем фильма, ведь в нем заключено национальное достояние страны, которое защищают реальные люди. Не знаю, получится ли у „Охотников за сокровищами“ сравниться с ним, но надеюсь, что получится. Это, кстати, пример того, как можно отлично использовать звук в кино. Без шести каналов и Atmos».
Напоследок задаю вопрос, который уже звучал во время прошлого интервью с Бобом почти два года назад: что он считает самым сложным в своей работе? Тогда он ответил, что самое трудное — умение адаптироваться к режиссерам. Сейчас, после нескольких недель напряженной работы в Москве, его ответ выглядит чуть по-другому.
«Проще всего было бы сказать, что это физически тяжело. Мы постоянно сидим в темном зале, где постоянно громкий звук, и это изматывает. Но более позитивная трудность, которую интересно преодолевать каждый день, — это постоянный поиск баланса между несколькими точками зрения. У вас есть звукорежиссер, монтажер, режиссер. Каждый видит фильм по-своему. Кому-то хочется услышать больше музыки, кто-то просит добавить громкости звуковым эффектам („Я хочу слышать монстров“!), и нужно все это привести к единому знаменателю, причем так, чтобы все понимали, что это наилучший вариант для фильма. Иногда режиссер будет против твоей точки зрения, тогда нужно уметь не сопротивляться и не отстаивать свое видение. В конце концов, это не мой фильм. Представьте, вы нанимаете рабочих, чтобы построили вам дом, и они вдруг начинают вам говорить: зачем вам еще одна спальня, давайте лучше гостиную здесь сделаем. И начинают строить гостиную вместо спальни, в которой вы хотели поселить вашу бабушку! Моя работа такова, как у этих рабочих. Меня наняли, чтобы построить фильм. Хорошо строить его с увлечением и гореть этим делом, но нельзя менять его так, как тебе захочется».
«Вий» выходит в российский прокат 30 января 2014 года.
