Кэтрин Хайгл: «Во мне нет ни грамма эксгибиционизма»

О нет. Хотя мне бы хотелось считать это моим проектом, я бы очень хорошо на этом заработала. (Смеется.) Меня нашли Sony и Lakeshore, у них были права на экранизацию этой серии. Я прочитала первую книгу и была очень заинтригована возможностью сыграть такой популярный у читателей персонаж. Вроде в течение года был готов сценарий, и они решили запустить фильм в производство.

Начав читать первую книгу, я сразу же влюбилась в нее. Дальше — больше. Каждая женщина, наверное, хотела бы быть такой, как она. Стефани очень обаятельна в своем немного странном восприятии мира и в самых неприятных и даже странных ситуациях, в которые она попадает. У нее изумительное, я бы сказала, чуть ядовитое чувство юмора. Ты знаешь, люди вокруг нас воспринимают себя и мир очень уж серьезно, что часто приводит к психическим травмам и стрессам. А Стефани видит все совершенно в ином свете, она не принимает себя всерьез, и, даже потеряв практически все: работу, семью, машину, которую у нее забирает банк за просроченные платежи, — она воспринимает это с юмором и стряхивает с себя все неприятности с удивительной легкостью. Она уверена, что все наладится, как бы то ни было. Мне очень нравится это сочетание уверенности и беззаботности.

О нет! Совсем нет. Я из тех, кто постоянно обо всем беспокоится и во всем предвидит несчастья или проблемы. Но я стараюсь побороть это в себе. Пью зеленый чай. (Смеется.) Он должен укреплять нервную систему.

Безусловно, по-моему, это важное качество. Дело в том, что ты ведь не можешь контролировать абсолютно все происходящее, верно? Все, что тебе доступно, — это стараться делать свою работу как можно лучше, быть хорошим человеком и все в таком духе. Но в жизни бывают ситуации, когда тебе здорово достается, и если ты не умеешь справиться с ударом, как-то сгладить его, если не успел увернуться, то результат может быть плачевным. Мы слишком часто пытаемся предсказать результат любого удара, контролировать жизнь, воспринимать ее и себя в ней очень серьезно. В какой-то момент ты начинаешь терять перспективу и видишь только себя. Ты начинаешь все подвергать сомнению, оценивать то, что ты подумал, что сказал, что сделал. И в итоге ты перестаешь получать радость от жизни, хотя, если подумать, в жизни так много радости и удовольствия, но ты перестаешь все это видеть.

Наверное, после того потока негативных комментариев, которые я раздавала направо и налево. (Смеется немного нервно.) Я тогда быстро раздражалась и мгновенно занимала оборонительную позицию буквально во всем. Все это следствие слишком серьезного отношения к себе. Я не видела ситуацию с точки зрения других, с профессиональной точки зрения. Потом я начала беспокоиться о том, что моя точка зрения может и не быть единственно верной. Я стала анализировать мое отношение к большим и малым проблемам в жизни и в работе, и в итоге я просто решила, что надо дать всему эту передышку. Дать передышку себе и другим. За последний год я много работала над собой и добилась кое-каких успехов. Во всяком случае, близкие мне люди подтверждают это.

О да! По-моему, я научилась теперь сначала подумать, а потом говорить, вместо того чтобы вываливать первое, что попадает на язык. (Смеется облегченно.) У меня появился внутренний цензор, который тормозит меня при необходимости, особенно во всем, что касается других людей и моего отношения к ним и их работе. Тебе не удастся получить от меня никаких негативных комментариев ни по какому поводу. (Смеется.) Я думаю, что прежде это происходило от беспокойства, что мои мысли и наблюдения сократят или неверно истолкуют. Но теперь я понимаю, что все мои мысли и замечания не так уж плохи, особенно после того как я изменила свое восприятие жизни, профессии, людей, изменила внутреннюю позицию, наверное. Я не могу сказать, что стала сдержаннее, но мое внутреннее состояние сейчас совершенно иное, чем было прежде, я стала гораздо спокойней, умиротвореннее даже.

Моя мама со мной со старта моей карьеры в девять лет. Сначала так было потому, что со мной на площадке должен был быть кто-то из родителей. Потом, когда я перешла в тинейджеры и дальше, мы стали просто партнерами с ней. Мне всегда нравилось обсуждать с мамой планы, работу, разные идеи. Она всегда имела на меня огромное влияние. Когда я стала старше, мы как-то незаметно стали влиять друг на друга, мы дополняем друг друга. Мы можем доводить друг друга до белого каления иногда, но в целом наши отношения определяют наши лучшие качества и сильные стороны.

И то и другое. Я покрасила волосы задолго до начала съемок в надежде, что поклонники книги смогут идентифицировать Стефани со мной и привыкнут. (Смеется.) Мы снимали в Питтсбурге, там страшная жара и влажность, но мои волосы от природы прямые, тогда как у Стефани от влажности они завиваются, и эти кудри ужасно непослушны. Поскольку мои собственные волосы остаются абсолютно прямыми, нам пришлось использовать парик. Парик — это, как оказалось, исключительно удобная штука. Если бы я только знала раньше об этом, то снималась бы только в париках. Тебе не надо беспокоиться о прическе, терпеливо сидеть в гримерке пока их приведут в нужный вид! С париком все гораздо проще: его тебе пришпиливают — и ты готов!

Трудно снимали. (Смеется.) У меня дурная репутация актрисы, не желающей обнажаться перед камерой. Во мне нет ни грамма эксгибиционизма, и к тому же я очень стеснительна и беспокоюсь о том, что мое тело не настолько привлекательно, чтобы его обнажать перед зрителями. Но сцена в ванной занимает довольно большое место в книге, и обойти ее было никак нельзя. Насколько я знаю, поклонники Стефани Плам часто цитируют ее. Я согласилась на это еще и потому, что режиссер — женщина, и она прекрасно понимает состояние актрисы, которую она должна снимать нагишом. Джулия Робинсон создала все необходимые условия, чтобы я не чувствовала ни малейшего дискомфорта. Есть, конечно, разные уловки, позволяющие скрыть некоторые места. Когда ты их примеряешь и видишь, как это выглядит в мониторе, то думаешь, что выглядит это совершенно по-идиотски, гораздо хуже, чем если бы ты был полностью голым. С этими нашлепками ты выглядишь так, как жуткая голая Барби с грудью без сосков. (Смеется очень весело и с удовольствием.) Сложность, кстати, была еще и в том, что Джейсон захлопывал у меня на запястье наручники. Чтобы браслет закрылся, нужно приложить некоторое усилие, а усилие это прилагается мне прямо на кость, причем довольно больно. Джейсон очень за меня переживал, но другого выхода не было. Сцену в ванне снимали целый день, и к концу мое запястье было изрядно распухшим и даже посинело. За меня все переживали, конечно. Я никогда не думала, что надевать наручники так больно.

С каждым годом мне приходится прилагать все больше усилий, чтобы быть в форме. Я не была особенно активной в школе, никогда не занималась спортом, даже не бегала. Помню, в школе на уроке физкультуры нужно было бегать милю, так мне и это не удавалось. Наверное, лет пять-семь назад я начала обращать внимание на необходимость каких-то физических нагрузок.

Я очень скучаю по моим друзьям. Недавно, в ноябре, я была на дне рождения Эллен Помпео и там встретилась почти со всеми. Все это было, конечно, во время их перерыва на обед. Я живу рядом со студией. Помню, что у меня было странное ощущение, когда я сидела там рядом Эллен, Сандрой и девочками-гримерами, наблюдала за тем, что происходило на площадке. Было странно не быть больше частью этой жизни. Мы ведь тогда так замечательно проводили время и на работе, и после. Очень подружились. Знаешь, когда начинаешь работать в таком проекте, где ты часть актерского ансамбля, то еще не знаешь, какие у вас могут быть проблемы, может быть, несовместимость характеров возникнет. Все это неважно на тот момент. Я знаю точно, что мы все были очень счастливы тогда. Я работала с исключительными людьми, умными, добрыми, талантливыми. Мы с огромным уважением относились друг к другу. Я скучаю по всему этому, конечно. Мы стали семьей за время работы вместе. Мне их не хватает, но, как в любой семье, каждый занят своим делом, и мы уже не видимся так часто, как нам хотелось бы.

Нет, я не могу. Мне грустно. Я чувствую себя так, словно пропустила интереснейшую вечеринку. И не просто пропустила, а сама уклонилась от нее, а теперь зла на себя за это.

М-м-м... Не знаю. Я слышала, что сначала тому, из чего получился фильм, предполагалось быть пилотом нового сериала, но потом что-то изменилось. Я думаю, что мог получиться отличный сериал. Странно, что об этом не подумали. Можно было бы растянуть на годы. Героиня очень любима читателями. И мне бы работа была обеспечена. (Смеется.)

Ты знаешь, я смотрю очень много телевизионных сериалов и так же много фильмов. По-моему, на телевидении все-таки больше возможностей для актеров. И сериалы сейчас значительно интересней фильмов. Если представится возможность и проект мне будет интересен, то я была бы очень рада возвращению на телевидение. Но, с другой стороны, работа на телевидении все-таки значительно сложнее, чем в кино.

Я ищу хорошую драму, верно. Если бы ты спросила меня об этом года два назад, я бы наверняка сказала «нет». Мне нравилось играть в романтических комедиях. Я люблю романтические комедии, и сниматься в них — это огромное удовольствие. Но недавно я посмотрела «Семь дней и ночей с Мэрилин» и была просто потрясена. Мишель Уильямс просто великолепна. Нет, я бы ни за что не решилась играть такую героиню, такую знаменитость, но мне хотелось бы сделать что-то такое, отличное от всего, что сделала на сегодняшний день. Правда, мне не нравятся очень депрессивные истории, мне хотелось бы, чтобы в фильме оставалась какая-то надежда, такая оптимистическая нотка, за которую зритель мог бы зацепиться. Мне ближе такие фильмы, как «Невидимая сторона» или «Рестлер».

Почему же? Там, на мой взгляд, есть надежда. Он не депрессивный. Сложный, но не депрессивный. И как можно что-то сказать определенно, мы не знаем, что случится дальше. Может, между героями возникнет какое-то взаимопонимание, которое изменит последующие события.

Я не знаю. Какой-то из проектов, что сейчас в разработке, может запуститься в производство. Не знаю, правда. Я наслаждаюсь временем, которое у меня сейчас есть. Мне хочется побыть дома побольше — с моими близкими, с моими собаками… Работа придет, как она обычно приходит — в нужный момент, именно тогда, когда хочется вернуться к ней.

По-моему, это единственная возможность сохранить контроль над историей, сохранить творческую свободу. Главное, что не надо сидеть и ждать, когда придут и что-то предложат. Пора брать дело в свои руки. (Смеется.) Возможно, именно к этому решению я и приду в ближайшем будущем.